Диссертация (1148528), страница 32
Текст из файла (страница 32)
Происходит переход отбесформенности и безграничности ночи к определенности и ограниченностиквадратными фасадами улиц. Слово «белый» является контекстуальнымсинонимом определенности, оформленности, с дополнительным значением«видимый в темноте».В романсе «Погибший от любви» (№13) используется развернутаяметафора с гиперонимом “amarillo” (желтый):Ajo de agónica plataДолька чеснока из агонизирующего серебра,la luna menguante, poneлуна убывающая приставляетcabelleras amarillasволосы желтыеa las amarillas torresжелтым башням“Cabelleras amarillas” (волосы желтые) ‒ контекстуальное значение«светловолосые».Гипероним“amarillo”(желтый)используетсявместогипонима “rubio” (светловолосый), относящегося к гипонимам желтого.Именная часть сказуемого с глаголом “poner” указывает на образ отраженного167лунного света.
Так, предикаты с глаголом “poner” передают идею измененияцвета как результата.Как уже отмечалось, предикативную функцию в «Романсеро» нипроизводные существительные, ни субстантивированные прилагательные невыполняют. Однако это не относится к контекстуальным ЦО, выраженнымсуществительным с предлогом “de”, используемым в именной частиглагольного сказуемого.В «Романсе о черной тоске» (№7) используется простая субстантивнаягенитивная метафора с контекстуальным ЦО “de azabache” (из агата):¡Qué pena! Me estoy poniendoКакая тоска! Я надеваюde azabache carne y ropa.из агата плоть и одежду/я делаю агатовой плоть и одеждуКонтекстуальное значение метафоры – «облекаюсь в траур».
Метафораоснована на использовании контекстуального ЦО “de azabache” (из агата) иозначает «одеться в черный цвет», т. е. «надеть траур». Черный ‒традиционный цвет траура в культуре Европы [DRAE 2014: 1366]. Как ужеотмечалось, контекстуальные ЦО более выразительны, чем гипероним цвета.Полисемантизм обозначаемого предмета “azabache” (агат) актуализируетзначение «каменный». Контекстуальное значение глагольной метафоры –«каменею от горя, превращаюсь в камень».Романс «Как схватили Антоньито…» (№11) – единственный, в которомглагольная метафора используется в прошедшем законченном времени и такимобразом служит для указания на изменение цвета как на результат (в то время,как во всех остальных глагольных метафорах – как на процесс):A la mitad del caminoНа половине путиcortó limones redondos,срезал лимоны круглыеy los fue tirando al aguaи стал бросать их в водуhasta que la puso de oro.пока не cделал ее золотой.Цветоваяглагольнаяметафораосновананапоследовательноразворачиваемом ряду контекстуальных ЦО желтого – эпитетов и метафор:168“limones redondos” (лимоны круглые), “limonada” (лимонад), “la puso de oro”(сделал ее золотой).
Желтые лимонные корки, плавающие в воде, создают образводы желтого цвета. В то же время, Лорка использует ЦО «золотой», а не«желтый». С одной стороны, это может быть продиктовано тем, чтометафорический эпитет “de oro” (золотой) передает блеск воды и подчеркиваеткачество желтого цвета – «блестящий». С другой стороны, последняя метафораслужит для изображения воды, ставшей золотого цвета, и косвенно указываетна наступление заката: “el día se va despacio, la tarde colgada a un hombro” (деньуходит спокойно, вечер повесив на плечо).
Вода, отражающая лучи заходящегосолнца, стала казаться золотой. Это изменение времени суток объясняет,почему метафора соотносится с прошедшим временем, и изменение цветапередается как результат, а не как процесс.Гипоним «золотой» в романсе №11 противопоставляется гиперониму“gris” (букв. «серый») в романсе №12:Cuando las estrellas clavanКогда звезды втыкаютrejones al agua grisпики в воду серуюПрилагательное “gris” (серый) в постпозиции актуализирует цветовоезначение.
Темные воды реки ночью (№12) противопоставляется светлым«позолоченным» водам при заходе солнца из предшествующего романса (№11).Серый в значении «отсутствующий цвет» противопоставляется золотому каксинониму «яркого цвета».Таким образом, в ЦО, выраженных производными глаголами иприлагательными и существительными цвета в именной части глагольногосказуемого используется архаическая триада «черный ‒ белый ‒ красный».§3.7. Предикативная функция атрибута в назывных предложениях.Ряд исследователей исходит из того, что «в глубинной структуре атрибутивнойфразы всегда лежит фраза предикативная» [Вольф 1978: 158; Bosque Muñoz,Demonte Barreto 2000: 138]. А. Бельо писал, что, по большому счету,характерная черта существительного ‒ его особенность выступать в функциисубъекта высказывания, а глагола ‒ атрибута (И в целом прилагательное и169глагол поясняют существительное). При этом глагол, передающий идеюабстрактного бытия, не может рассматриваться как связка: абстрактное бытиеесть такой же атрибут, как и любой другой.
И глагол, его обозначающий,проявляет себя в таких же категориях лица и времени, как и любой из них.Прилагательное в предикативной функции (соотносимое с существительным) впредложении может находится в различных частях: в непосредственнойблизости с существительным (в именной группе) (la oscura noche, el tristeinvierno), в именной части глагольного сказуемого, уточняя глагол (el díaamaneció tempestuoso), или в качестве определения дополнения (se acreditan devalientes, tiene fama de hermosa, da en temerario) [Bello, Cuervo 1960: 44-46].Как показывают приведенные исследования А. А.
Потебни, в случаеналичия у существительного определяющих его прилагательных, последние, неявляясь предикатом, как бы его подразумевают. Имеет место чистосинтаксический переход прежнего сказуемого в определение (например,выражение «черная собака» предполагает предикативное отношение «собакачерна») [Потебня 2010: 183].
Ю. С. Маслов отмечал: «Сочетания слов, необладающиепредикативнойструктуройинормальнонеявляющиесяпредложениями («белый снег»)… могут, как и отдельное непредикативноеслово…, становиться предложениями, но лишь в более специальных условияхнапример,… в контексте других предложений…, в назывных предложениях…»[Маслов 1987: 169].Так, в «Сомнамбулическом романсе» (№4), повествующем о девушке, недождавшейся возлюбленного и покончившей с собой, Лорка использует рядназывных предложений с гиперонимами и гипонимами цвета с использованиемконтекстуальных ЦО: “Verde viento. Verdes ramas” (Зеленый ветер. Зеленыеветви.); “Verde carne, pelo verde, con ojos de fría plata” (Зеленая плоть, волосызеленые, с глазами холодного серебра); “cara fresca, negro pelo” (лицо свежее,черные волосы). Все предложения повторяются в романсе несколько раз, кромепоследнего, копирующего структуру одного из повторяющихся.
С их помощьюсоздается образ остановившегося времени в мистическом мире русалок. Эти170предложения – пример зевгмы, усиливающей повествовательное начало вромансе [Balmaseda Maestu 1998: 16].В третьей части романса «Мученичество Св. Олайи» (№16), в которойтакже описывается гибель героини, цвет также используется для изображениямертвой женщины. Однако речь идет не об утопленнице, а о повешенной, не осамоубийстве, а о насильственной смерти. В этом романсе используются неназывные предложения, а эллиптические: “Olalla blanca en lo blanco” (Олайабелая на белом). Все предложения восходят к полному: “Olalla pende del árbol”(Олайа свисает с дерева), и повторяются с некоторыми изменениями. Предикатвыражен глаголом в настоящем времени “pende” – свисает). Наличие предикатав первом предложении подчеркивает предикативный характер определений впоследующих. При этом во всех эллиптических предложениях глагол мыслитсякак отсутствующий.
По аналогии в первом предложении, в которомприсутствует глагол домысливается имплицитное прилагательное “viva” (букв.«живая» в значении «только повешенная»):Olalla pende [viva] del árbol.Олайа свисает [живая] с дерева.Olalla [pende] muerta en el árbol.Олайа [висит] мертвая на дереве.Olalla [pende] blanca en el árbol.Олайа [висит] белая на дереве.Olalla [está] blanca en lo blanco.Олайа[находится]белаянабелом.В обоих романсах назывные предложения используются для изображениябезжизненного тела, а цвет, выраженный прилагательным, как бы выполняетфункцию предиката, лишенного категории времени и служит для созданияобразов в пространстве вне времени.Так, предикаты, выраженные производными цветовыми глаголами,передают идею изменения цвета как процесс, предикаты с глаголом “poner”(букв. «делать такого-то цвета») – как результат.
Предикаты с глаголом “ser”(быть), а также прилагательные в назывных предложениях передают признакцвета как постоянное свойство.171При этом если в цветовых предикатах, выраженных производнымиглаголами, а также цветовыми прилагательными и существительными вименной части глагольного сказуемого (отражающих идею динамическогоцвета), доминирует архаическая триада «черный ‒ белый ‒ красный», то впредикативнойфункцииприлагательноговназывныхпредложениях(отражающих идею статического цвета), частично отражена авторская триада«черный ‒ белый ‒ зеленый».§3.8.
Контекстуальныецветообозначения,выраженныесуществительными: проблема интерпретации. В «Романсеро» Лорка частоиспользуетпредметыспостояннойцветовойхарактеристикойдляконтекстуального указания на цвет (цвет как сущностный предикат, т. е.неотъемлемое свойство предмета). Такие предметы, сохраняя «предметнуюполисемию», привносят помимо значения цвета значения других признаковтакого предмета. Каждый предмет, обладающий признаком цвета (почти всепредметы), может использоваться как контекстуальное ЦО или косвенноуказывать на цвет.
Это объясняет доминирование субстантивной цветовойметафоры над адъективной и глагольной в «Романсеро». Однако в тексте«Романсеро» есть ряд предметов, чье цветовое значение актуализируетсянамеренно. При этом граница между косвенным значением цвета и прямымочень зыбка, так как в художественном тексте актуализируется максимальноеколичество ассоциативных значений слова.Как упоминалось, цветовая характеристика слова “sangre” (кровь)актуализируется косвенным образом. Исключение ‒ образ “bañó con sangreenemiga su corbata carmesí” (букв. «омыл он кровью вражеской свой галстуккармазиновый»). Слово “sangre” (кровь) используется не в генитивнойконструкции, а в конструкции с предлогом “con” (с), передающей значениепадежа, в латыни называемого инструментал.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
