Диссертация (1146588), страница 53
Текст из файла (страница 53)
Упоминание об Адаме, о вечности (хулд) и начале времени такжевстречается нам в Хамриййе. Окончания двух касыд также идейно схожи: АсСухраварди заканчивает призывом подражать пророкам, опьяненным этим вином– Ибн ал-Фарид же предупреждает, как незавидна доля тех, кто не вкусил этогонапитка.Выводы, которые можно сделать из вышеизложенного, следующие: всепоэтические произведения ас-Сухраварди, по мнению как современных (ашШайби),такисредневековыхкомментаторов,имеютисключительно«переносный, аллегорический смысл (маʻна рамзи таʼвили), даже если внекоторых бейтах стиль и внешнее оформление (сабк) позволяет “чувственную”(хисси) интерпретацию» 280. Всюду используются маʻна и алфаз любовной, режевинной лирики. В большинстве случаев ас-Сухраварди не стремится кэсплицитности, скорее избегает ее: его, кажется, очень устраивает символизм инепрямая передача смысла; к этому лирическая традиция предрасположенаизначально, а авторы типа Сухраварди постоянно ищут и находят способы длярасширения этих возможностей.
Если мы представим себе некую невидимуюгрань,отделяющуюлюбовнуюлирику,поддающуюсяаллегорическомутолкованию, от эксплицитного изложения мистических или философских идей встихотворной форме, то следует признать, что и ас-Сухраварди, и Ибн ал-Фарид вравной степени стремились эту грань не переходить. Это наиболее существенноесходство между ними; однако, как показывают приведенныепримеры,существует еще несомненная близость художественного стиля и средств,достаточная, чтобы предполагать знакомство Ибн ал-Фарида с некоторымипроизведениями ас-Сухраварди, хотя нет нужды говорить о заиствованиях одногопоэта у другого.280Мнение К.М.
аш-Шайби [ас-Сухраварди 73, прим. 1].2402414.2.4. Ибн ‘АрабиЛюбой обзор развития традиции арабской лирики в суфийской поэзии былбы неполон без обращения к поэтическому творчеству самого знаменитогоарабского суфия Мухйи д-дина Ибн ‘Араби (ум. 1240). Старший современникИбн ал-Фарида, Ибн ‘Араби прославился прежде всего своим огромнымпрозаическим наследием. Однако поэзия также занимала в его творчественемаловажное место281.
Все самые известные его труды в прозе «пересыпаны»поэтическими отрывками (например, в «Мекканских откровениях» насчитывается1428 таких отрывков, общее количество бейтов в них – 7102 [Deladriere 1994]), нои помимо этого он оставил два поэтических сборника: весьма значительный пообъему Диван282 и небольшое собрание лирических стихотворений под названием«Тарджуман ал-ашвак»283 (Толкователь желаний), включающее 61 (вариант: 60)стихотворение длиной от 3 до 38 бейтов и снабженное авторским комментарием,озаглавленным «Заха’ир ал-а‘лак» (Хранилища драгоценностей).
В связи с тем,что состав Дивана очень неоднороден и большую часть содержащегося в немпоэтического материала можно охарактеризовать как сугубо техническуюсуфийскую поэзию, имеющую в лучшем случае отдаленное отношение к светскойлирической традиции [Lings 1990, 252], в дальнейшем мы ограничимся анализомобразцов из второго названного выше сборника в издании Р.А.Николсона.Как уже говорилось выше со ссылкой на М.Лингса, творчество Ибн ‘Арабиотносится к тому этапу развития суфийской поэзии, для которого характернагораздо более тесная связь со светской традицией всего предшествующегопериода развития арабской литературы, но прежде всего с омейядской и‘аббасидской поэзией.
Характерно, что Ибн ‘Араби, так же, как Ибн ал-Фарид,281Научная литература, посвященная Ибн ‘Араби, с трудом обозрима. Однако его поэтическому творчествунепосредственно посвящена лишь очень незначительная часть этой литературы (хотя и она не столь мала).Отметим в первую очередь введение Р.А.Николсона к опубликованному им тексту «Тарджуман ал-ашвак» [Ибн‘Араби, Тарджуман] и другие его работы, статьи Р.Деладриера [Deladriere 1994], Дж.Элмора, К.
Аддас [Аддас1995, 1996, 2000], М.А.Селлза [Селлз 1991, 1995, 2007, 2008], П.Бахманна [Бахманн 1987, 2001, 2002] и некоторыхдругих авторов. Недавно опубликована первая монография, посвященная поэзии Ибн ʻАраби — работа Д.Макoли«Мистическая поэтика Ибн ʻАраби» [McAuley 2012].282Неоднократно издавался в арабских странах, критического издания до сих пор нет. В литературе отмечаласьнеобходимость всестороннего исследования и составления индекса к нему – задача, до сих пор также неосуществленная. О составе дивана см.: [Dеladrière 1994], о связи между Большим Диваном (ад-Диван ал-Кабир) иДиваном Божественных познаний (Диван ал-ма‘ариф ал-илахиййа) см.: [Addas 1995, 2000].283Существуют споры относительно правильного прочтения первого слова в названии (см.
[Sells 2008, 4 n. 3]).241242был большим ценителем и знатоком ал-Мутанабби; исследователи приводятубедительные параллели между панегириками последнего и некоторымикасыдами Ибн ‘Араби [Bachmann 2002]. Также отмечались в литературепараллели со стихотворениями омейядского панегириста ал-Ахталя284. Какотмечает Р.Николсон в предисловии к своему изданию «Тарджумана», Ибн‘Араби использовал в нем весь арсенал выразительных средств, лексики имотивов светской лирики. В его стихотворениях постоянно встречаются не толькопривычные мотивы, но и самые имена Джамиля, Маджнуна, Кайса б.
Зариха,‘Омара б. Аби Раби‘и и бывшего, видимо, его фаворитом Гайлана б. ‘Укбы (Зу-рРуммы) вместе с именами их возлюбленных – Лейлы, Любны, ‘Аззы, Ну‘м, Меййи т.д. На первый взгляд в этом отношении мы видим полное сходство между ними Ибн ал-Фаридом, также в полном объеме использовавшем эту традицию, однакона поверку разница между ними оказывается достаточно значительной. Ниже япопытаюсь показать это с помощью анализа конкретных примеров, а такжепредложить возможное объяснение этому факту.Для лучшего понимания особенностей поэзии Ибн ‘Араби, а точнее, той еечасти, которая содержится в «Тарджуман ал-ашвак», необходимо также помнитьнекоторые обстоятельства создания этого произведения и комментария к нему285.Поскольку это доступные и общеизвестные факты, ограничусь тем, что, на мойвзгляд, наиболее существенно.
Судя по предисловию самого Ибн ‘Араби,«Тарджуман»былрезультатомипоэтическимотражениемсильногоэмоционального волнения, испытанного им при встрече с молодой, красивой иобразованной девушкой по имени Низам. Ее ум, красота и прочие добродетелибыли восприняты им как символ Божественной красоты, достойный воспевания встихах.
Однако несмотря на декларацию автором чистоты помыслов исимволичности своих произведений, стихи вызвали сильное возмущение факиховАлеппо, где жил тогда шейх. Классический насиб, воспевание возлюбленной (иливозлюбленных) и их прелестей плохо сочетались, по их мнению, с заявлением в284Посвященная данной теме статья П.Бахманна осталась мне недоступна.Подробности этой истории описаны самим автором в предисловии и комментарии к «Тарджуману».
Пересказих содержится у Николсона, Селлза, а в краткой форме – буквально всюду. См. также [ал-Хаддад 2005].285242243предисловии к Тарджуману, гласящим, что все эти эпитеты суть лишь символы,передающие божественные откровения (ма‘ариф илахиййа). В результатепоявился подробный авторский комментарий, где Ибн ‘Араби изъяснил своиистинные намерения, в частности, в таких (приземленных по звучанию) бейтах[Ибн ‘Араби, Тарджуман 13]:ﻛ ُﻠ ّﻤــﺎ َ أذﻛــــﺮُ ه ﻣــــــﻦ طَﻠ َﻞٍ أو رُ ﺑــــــﻮع ٍ أو ﻣَ ﻐــﺎنٍ ﻛﻠﻤّﺎ إن ﺟــــﺎء ﻓﯿـــ ِﮫ ْأو أﻣّﺎ،وأﻻ286أوھﻤُﻮ أو ھﻦّ ﺟﻤﻌْﺎ ً أو ھ ُﻤﺎﻏﯿﺎض أو ﺣِ ﻤَﻰُأو رﯾﺎضٌ أووﻛﺬا إن ﻗﻠﺖُ ھﺎ أو ﻗﻠﺖُ ﯾﺎھﻮْ ُوﻛﺬا إن ﻗ ُﻠﺖُ ھﻲْ أو ﻗﻠﺖ،أو ﺧﻠﯿ ٌﻞ أو رﺣﯿ ِ ٌﻞ أو رُ ﺑﻲﻛﺸﻤـــﻮس أو د ُﻣَﻰٌٍطﺎﻟﻌــﺎتٌ ْأو ﻧﺴــــﺎءٌ ﻛﺎﻋﺒــ ِﺎتٌ ﻧ ُﮭﱠ ﺪذﻛـــﺮُ ه أو ﻣِ ﺜـــﻠ ُﮫُ أن ﺗ َﻔْﮭَﻤـــﺎﻛـــﻠ ّﻤـﺎ أذﻛ ُﺮه ﻣﻤّﺎ ﺟـــﺮىأو ﻋﻠ َﺖْ ﺟﺎءَ ﺑﮭــﺎ ربﱡ اﻟﺴّﻤَ ﺎْﻣﻨـﮫُ أﺳـــﺮارٌ وأﻧﻮارٌ ﺟَ ﻠ َﺖﻣﺜ ُﻞ ﻣﺎ ﻟﻲ ﻣﻦ ﺷﺮوطِ اﻟﻌ ُﻠﻤَ ﺎﻟﻔــﺆادي أو ﻓـــﺆاد ُ ﻣﻦ ﻟﮫ1 Все заброшенные стоянки, что я упоминаю,Все весенние пастбища, все жилища,2 И так же любое обращение, скажу ли я О! или Ах! или Ой!,3 И так же, скажу ли я «она» или «он»,Или «они» или «оне» в множественном числе, или «они двое», <…>10 Или «сердечный друг», или «отъезд каравана», или «холмы»,Или «лужайки», или «рощи», или «заповедные пастбища»,11 Или женщины с полной грудью,Прекрасные, как восходящее солнце или статуи12 — всякий раз, как я упоминаю все то, что упомянуто выше,или что-либо подобное, тебе надлежит понимать13 под этим тайны, что стали явными, или [божественный] свет,что возник (букв.
поднялся), и их приводит Господь на небесах14 в мое сердце или в сердце того, кто обладает, подобно мне,необходимыми качествами (шурут) для Знающих.Эти строки лучше, чем любой прозаический пересказ, передают сутьподхода Ибн ‘Араби к насибу. Кроме того, уже в них видны те черты, которые, смоей точки зрения, обедняют его поэзию. Важнейшая из них — это то, что он, по286Бейты 4-9 содержат длинный и унылый перечень иных традиционных образов, упоминаемых автором, ипропущены для краткости. Также пропущены два заключительных бейта (15-16).243244выражению современного кувейтского исследователя ‘А.ал-Хаддада, разоблачаеталлегорию (йуфдих ад-далала). «Возможно, самое важное, к чему привела такаяпозиция – это попытка Ибн ‘Араби в своем комментарии к «Тарджуман алАшвак» ограничить поле значения слова, жестко закрепить за символомабсолютное значение, <...>.
Тем самым он исключает для читателя возможностьсвободного толкования и лишает касыду немалой толики поэтичности» [алХаддад 2005]. Это важное наблюдение; следует еще отметить, что независимо отналичия комментария данная позиция И.‘А. проявляется и в самих касыдах.Символичность в целом – одно из замечательных свойств насиба; именноего способность вбирать в себя новые, символические значения для привычнойлексики широко использовалась всеми выдающимися арабскими поэтами. ОднакоИбн ‘Араби, по-видимому, относился к стиху в первую очередь как кэффективному инструменту, который жаль было бы не использовать длявсеобъемлющей попытки передать сокровенное знание, обладателем которого онявлялся.