Диссертация (1146588), страница 55
Текст из файла (страница 55)
24–25, см.: [Schwarz, Vol. II,p. 247, No. 439]); их предваряет такой бейт:Солгал поэт, который cказал до меня и побил меня камнями своего разума...295296Гайлан б.‘Укба, больше известный под именем Зу-р-Румма (см. выше в тексте).Термин тадмин имеет несколько значений; здесь приводится то, которое относится к данному случаю.248249Неуклюжесть этого стиха достаточно очевидна.
В другом месте [Ibn ‘Arabi16 (IV)] мы находим такой бейт:ﻓﻘﻠﺖُ ﻟﮭﺎ ﺻﺒﺎ ً ﻏﺮﯾﺒﺎ ً ﻣُﺘﯿّﻤﺎﺳَﺮَ ْوا وظﻼمُ اﻟﻠﯿﻞِ أرْ ﺧﻰ ﺳُﺪوﻟﮫОни отправились в путь, когда тьма ночи опустила свои покрывала,И я сказал ей: [пожалей] влюбленного, чужого [в этих краях], порабощенного [страстью]Казалось бы, чем плоха отсылка к знаменитому бейту из му‘аллаки Имру’ул-кайса? На мой взгляд, тем, что, во-первых, включение ее в этот бейт не быломотивировано, а во-вторых, сама известность этой строки заставляет быть с нейосторожным: ведь она неминуемо вызывает в памяти и другие строки касыды,уже никак не согласующиеся с целью Ибн ‘Араби, совсем не нужные. Кроме того,в бейте описана одна конкретная ситуация, а бейт Имру’у-л-Кайса, о которомидет речь, описывает ситуацию совершенно другую, причем повторяющуюся.Впрочем, и в этой касыде, и в других касыдах и отрывках из «Тарджумана»встречаются отдельные мастерски «сделанные» бейты, и их немало297.
Поэтомумне представляется, что было бы неверно сосредоточивать все внимание прианализе на недостаточной технической изощренности автора. Можно, однако,отметить и такую особенность стихотворений Ибн ‘Араби: в них часто не удаетсявыделить привычной структуры, и возникает впечатление некоторой хаотичностибейтов. И наконец, еще одна отличительная черта: в касыдах Ибн ‘Арабидостаточно скромное место занимает лирический герой.
Фигуру его нельзяназвать центральной, большинство бейтов связано не с ним, а с окружающиммиром (внутри повествования). Если в поэзии узритов, например, описаниюсостояния героя уделяется значительное место, то у Ибн ‘Араби все иначе.Распространенные мотивы, в основе которых лежат устойчивые сравнения, такиекаккровавыеслезы,бессонница,ставшаялучшимдругом,худобаиизможденность, пылающие вздохи и т.д.
и т.п. встречаются редко и не занимаютобычно больше бейта.297Я говорю о внешней форме бейтов и не оспариваю здесь утверждение Ибн ‘Араби о том, что все его стихиявляются результатом божественного вдохновения и никаких сознательных усилий к их созданию не прилагалось(хотя абсолютное доверие, проявляемое к этому утверждению учеными, чьи работы цитируются в данном разделе,вызывает некоторое удивление).249250Данные наблюдения легко приложимы и к другим касыдам в составе«Тарджумана». В целом они обосновывают предварительный вывод о том, чтонедостаточное внимание и чуткость И.‘А.
к лирической традиции, откровенновыраженное автором стремление использовать поэзию как один из подвидовязыка, чьи особенности можно и необходимо задействовать в целях выражения,изъяснения и передачи мистических доктрин – все это отрицательно сказываетсяна его поэтических произведениях, хотя назвать их выходящими далеко за рамкитрадиции, конечно же, нельзя. Речь не о том, что Ибн ‘Араби разрушаеттрадицию, а о том, что он чаще всего неспособен различить тонкую грань,перейдя которую, лирическая аллегория утрачивает лиризм и становится шифром,а от создающей настроение формы остается лишь тонкая оболочка, почти ужелишенная способности порождать и усиливать особое лирическое настроение учитателя.Итак, мы подошли к ответу на вопрос – в чем разница между поэзией Ибн‘Араби и Ибн ал-Фарида? Оба они современники, оба суфии, оба вскормленыодной и той же традицией, все их поэтическое творчество неразрывно связано сней.
Однако Ибн ал-Фарид эту традицию подхватывает и развивает, в то времякак Ибн ‘Араби ее прежде всего использует, практически ничего ей не давая. Врезультатесохранениисилаэмоциональноговнешнегосходствавоздействиявнутреннеенасибауменьшается,содержаниеприлирическогостихотворения заметно изменено.Можно назвать две основные причины того, что поэзия Ибн ‘Араби такова,как она есть. Первая – недостаток поэтического таланта и чутья, что в своюочередь может быть обусловлено особенностями личности Великого шейха:некоторые ее черты и оценка им собственного положения мало вяжутся страдиционной позицией лирического героя арабской поэзии. Вторая причинакроется, по-видимому, в его отношении к поэзии как средству кодирования ипередачи особых знаний.
Выше уже было сказано об этом, но ввиду важностиданного момента уместно еще раз подчеркнуть его, сославшись на мнение250251английского ученого Дж. Морриса298. В весьма объемной и интересной статье онставит очень актуальный и значимый вопрос об использовании Ибн ‘Арабиресурсов языка с целью передачи сокровенного знания.
Кажется вполне вернойгипотеза автора о том, что Ибн ‘Араби сознательно применял «технические»языки и терминологию самых различных областей науки, постоянно переходя содного языка на другой. Он имел в виду обеспечить дополнительное воздействиена мысль и восприятие читателя, активизировать их и самой манерой изложенияподтолкнуть к тому определенному способу восприятия, который он считалнаиболее продуктивным для постижения своих идей.
Верно, по-видимому, и то,что какой бы терминологией ни пользовался Ибн ‘Араби – поэзии, философии,хадисоведения или иной – он всегда применял их особым, оригинальным образомв зависимости от конкретного контекста (под контекстом здесь подразумеваютсязадачи автора на данный момент). Язык и способ изложения, таким образом,становятся не просто медиумом передачи сообщения, но и средством обучения,инструментом формирования восприятия.
Сказанное Дж. Моррисом лишьподтверждает тот вывод, что основная цель Ибн ‘Араби скорее всего былавнепоэтической. Мы не ставим вопрос о том, удалось ли автору достичь ее;можно лишь отметить, что эта цель, становясь на первый план, мешаетлирическому стихотворению состояться как таковому. Что же касается Ибн алФарида, то каковы бы ни были цели, побуждавшие его к творчеству, он всюдуподчиняется внутренним, иногда трудноопределимым, но оттого не менееважным законам лирического жанра, и результатом становится его полное ибезупречное владение им.Итак, мы рассмотрели творчество поэтов–представителей различных этаповразвития религиозной (у́ же – мистической) поэтической традиции, ставя себезадачу проследить черты сходства и различия между ними и творчеством Ибн алФарида и выяснить, в какой мере и каким образом связано одно с другим.Сравнение произведений Ибн ал-Фарида с творчеством раннесуфийскихпоэтов (Шибли) показывает, что сходство между ними крайне ограниченно.
Ибн298См.: [Morris 2003, 70–71].251252ал-Фарид явно решал более сложные поэтические задачи. В то же время нельзя неотметить бóльшее сходство с Халладжем. Это показывает, во-первых, правотуутверждения Л. Массиньона о том, что Халладж действительно был «точкойфокусировки» для суфиев последующих эпох; кроме того, мы можем убедиться,что Халладж,вопреки противоположнымзаявлениям,небылчуждилитературным задачам. Еще в большей степени близки к Ибн ал-Фариду стихи иотрывки, принадлежащие Сухраварди.
На мой взгляд, Сухраварди, не будучиарабским поэтом и принадлежа скорее иранской традиции, тем не менее сумелглубоко почувствовать возможности арабской поэтической формы, что помоглоему создать немногие, но высокого уровня мастерства стихотворения. Именно этачуткость к традиции объединяет его с Ибн ал-Фаридом, поскольку идейноесодержание произведений двух авторов было различным.Наконец, на внешнем, формальном уровне поэзия Ибн ал-Фарида ближевсего к Ибн ‘Араби. Однако именно это внешнее сходство (современники;мистики;поэты,принадлежащиекодномуэтапуразвитиятрадиции,использующие те же средства) позволило выявить различия в подходе к наследиюарабскойпоэтическойкультуры,которымпользовалисьобаавтора,ипродемонстрировать негативные последствия, неминуемо возникающие приневерном использовании этого наследия.Помимо выводов, приведенных в конце разделов главы 4, следует по итогамвсей главы отметить следующее:1.
Любое утверждение о сходстве между двумя и более поэтами не можетопираться на абстрактно-общее представление об их творчестве, его «дух»,содержание или настроение, но обязано опираться на анализ лексики, риторики,фонда мотивов и, что особенно важно, разработки схожих мотивов разнымиавторами. Именно такой подход соблюдался в работе и позволил уточнитьабстрактные утверждения о связи Ибн ал-Фарида с омейядской и аббасидскойлюбовной лирикой.2. Выраженный интерес автора к мистицизму не мешает ему опираться восновном на светскую традицию. Можно сказать, что никакой преимущественной252253связи с предшествующей традицией религиозной поэзией в диване нет. Авториспользует весь арсенал традиции, уделяет первостепенное внимание сугуболитературным задачам, но в то же время за счет скрупулезного отбора мотивов ивиртуозногоиспользованиявозможностейтрадиционнойвыразительностидобивается своих особых целей.3.
Как материалы, вошедшие в данную главу, так и те, что не быливключены в исследование, подтверждают, что связь Ибн ал-Фарида спредшествующей традицией комплексна и многогранна, и вне этой связи,реализуемой на всех уровнях без исключения, его творчество полностьюлишается смысла; напротив, чем больше связей с традицией мы обнаруживаем,тем яснее становится поэтический замысел автора и методы его осуществления.4.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
