Диссертация (1145204), страница 5
Текст из файла (страница 5)
С.С. Аверинцев, продолжая свою приведенную здесь мысль, пишет об Эдипе: «Итрагическая ирония в беседе зрячего слепца Эдипа со слепым прозорливцемТиресием (370-3), и заключительная жалоба хора на власть видимости (1191 sq.)заставляют увидеть и самоослепление Эдипа в этом же смысловом контекстепротивоположениявидимостиисущности:обманутыйочевидностьюипрозревший незримое, Эдип выкалывает глаза, которые его предали. Его зрениеобращается вовнутрь» 36.Аверинцев С. С. К истолкованию символики мифа об Эдипе // Античность исовременность (К 80-летию Ф.
А. Петровского). М.: Наука, 1972. C. 90-102 // URL: http://ecdejavu.ru/m/Mif_o_Edipe.html (дата обращения: 05.06.2012.).36Там же.3522Итак, в рассматриваемой Деррида части «Фиванского цикла», в егоинтерпретации Эдип появляется в Колоне и просит жителей города принять его,оказать ему гостеприимство.
При этом он обращается к местным жителям как кчужеземцам: «Чужеземец обращается к чужеземцам, как он их называет» 37.Специфика подобного обращения определяется внеположной человеческойобщности,посюстороннемумирувообще,предельнойпозициейЭдипа:«Чужеземец готовится к разговору с конкретным чужеземцем. Без знания. Беззнания, знания места и названия места: где он находится, и куда он идет. Междупрофанным и сакральным, человеческим и божественным». 38 Как и было обещаноФебом, в «последней стране» ему предоставляют убежище и оказываютгостеприимство всевидящие «богини мщения, дочери Земли и Тьмы» Эвримиды.Эдип просит «не считать его человеком вне закона», несмотря на свою«фантомность», «призрачность» и совершённые преступления.
Он прибегает кобвинению и обвиняет во всем совершенном им не кого-то, а город Фивы:«Фактически, он обвиняет образ города, Фив. Виновны Фивы. Это Фивы, которыебез знания того, что они виновны, бессознательные Фивы, город-бессознательное,бессознательное в самом сердце города, полиса, политическое бессознательное(это поэтому, что инкриминация вменяется без инкриминации: как можно судитьбессознательное или город, или подвергнуть суду, где ни бессознательное, нигород не могут отвечать за свои действия?) – это Фивы, не ведающие, несутответственность за это преступление. Вина Эдипа за инцест, отцеубийство ибытиевнезаконадолжнабыбытьвозмещенабессознательнымФив(бессознательными Фивами) без оправдания»39.
С точки зрения Деррида, вобвинении Эдипом Фив нет ничего удивительного: проблема «отцеубийства»возникает всякий раз, когда дело идет о чужеземцах и гостеприимстве, так какпринимающий, «хозяин» диктует свои условия. Таким образом, негативной37Derrida J. Of hospitality. P.
35.Ibid.39Ibid. P. 39.3823основой гостеприимства является учрежденный закон, отторжение которого истановится условием возможности феномена гостя.В логике Деррида, «логос», закон, власть «отца»-«хозяина дома» неизбежновлечет за собой parricide, осуществляемый на том или ином уровне.
Если вдиалогеПлатона«Софист»убийство«отца»-Парменидаосуществляется«чужеземцем» как упразднение «логоса», то в финале «Эдипа в Колоне»«отцеубийство» осуществляется как упразднение «закона Афин» и установление«нового закона».Эдип уходит в могилу, но он умирает не так, как все. Своим дочерям –Исмене и Антигоне – он отказывает в знании о месте своего захоронения, но этатайна доверяется им Тезею; при этом перед смертью Эдип берет с Тезея клятвуникогда не говорить никому, в особенности его дочерям, где находится егомогила и предрекает, какая участь ждет Афины: «Ни гражданам ее я не открою, /Ни даже дочерям моим любимым.
/ Храни ее. Когда же подойдешь / К пределужизни, тайну передай / Наследнику, – да будет так и впредь. / И никогда твойгород не разрушат / Драконовы потомки. От врагов / И мудрое правленье неизбавит. / Порою медлит божье правосудье, / Но не щадит безбожного безумца. /Подобных зол не ведай, сын Эгея!»40.Таким образом, Эдип – «великий нарушитель закона, человек, объявленныйвне закона, слепой» – выступает как основоположник новой «традиции, котораяспасет город, гарантирует ему политическую безопасность», – гость-чужеземецстановится «хозяином» в принявшем его «доме».Опрокидывание оппозиции «хозяин-гость», обращение «гостя» в «хозяина»иллюстрируется Деррида и тем фактом, что, по сути, Тезей становится«заложником» Эдипа: «Затем Эдип просит, чтобы его не забывали.
И проситсчитать его мертвым. Он требует, он просит, но его мольба звучит как [судебное]предписание, оно пробуждает подозрение об угрозе, оно подготавливает путь дляшантажа и анонсирует его … Эдип требует, чтобы его не забывали. Потому что:Софокл. Эдип в Колоне // Софокл. Эдип в Колоне. Антигона / пер. с древнегреч. С.Шервинского и Н. Позднякова.
Прим. В. Н. Ярхо. Калиниград: «Янтарный сказ», 1997. С. 112.4024берегитесь! Если его забудут, все пойдет плохо. Он адресует эту угрожающуюмольбу и это просчитанное предписание xenos’у, дражайшему чужеземцу илигостю, гостю как другу, но гостю, который является другом и союзником,который таким образом становится своего рода заложником, заложникоммертвеца, возможным заключенным потенциально отсутствующей личности» 41.Таким образом, Тезей становится заложником, связанным клятвой.Конечно, стоит принимать во внимание, что интерпретация трагедииСофокла,предлагаемаяДеррида,ведомаегоидеей«абсолютногогостеприимства», выстроенной на основании определенных принципов, одним изкоторых является деконструкция онто-тео-тело-фаллоцентризма.
Не вдаваясь ванализ этого принципа в целом, следует отметить, что отклонение «тео-»существенно упрощает сложный феномен Эдипа, лишает его трагичности,переводя весь сюжет исключительно в политико-гражданскую плоскость.Так,запределамиинтерпретацииДеррида,определяемыминовоевропейской оптикой, остается сакральный смысл смерти Эдипа. В. Я. Проппраскрывает его в контексте земледельческой религии греков: именно всоответствии с ее принципами Эдип не просто уходит в могилу, но поглощаетсяземлей и преображается ей: «вторично становится венценосцем, но венценосцемуже иного порядка, учреждающим новый порядок для Афин»; «геросом»,«божеством», «останки которого … ограждают город от врагов» 42.Иначе говоря, Эдип предлагает Тезею свое «убогое тело», soma, котороеобращается в sema.
То есть тело Эдипа – тело-сома, – сокрытое в роще Эвменид,меняет характер топологии, оно как бы провоцирует семиозис, который,например,Ю.Кристеваопределяеткактелесноепреображение,трансформирующее семиотические контуры той топологии, где это телопребывает43. Исходя из этого, семиотическое, сему можно понимать как «особуюскладку в пространстве, выделяющую некое место, о-граничивающее его подобно41Derrida J. Of hospitality.
P. 107.Пропп В. Я. Эдип в свете фольклора. С. 48-52.43Kristeva J. Revolution in Poetic Language / The Kristeva Reader. Ed. by T. Moi. New York:Columbia University Press, 1986. P. 89-136.4225тому, как надгробный камень или курган закладывает четко определенныемаршруты движения в этом месте и особые сборки тела и указывает на нечтопотаенное, мощное в своей интенсивности, напирающее откуда-то из глубины наповерхность, благодаря чему sema выделяется, возвышается над гладкойповерхностью» 44. Роща, земля которой поглощает тело Эдипа, становится местом,божественно выделенным в ландшафте человеческих миров, местом смычкисакрального мира с профанным или, вернее говоря, место, уже освященноеАполлоном и Посейдоном, благодаря захоронению в нем тела Эдипа, обретаетновую градацию «святости» как силы. Как пишет А.
Боннар, смерть Эдипа имеет«общественный смысл», и «его существование отныне тесно связано ссуществованием общины, которую боги взяли под свое покровительство» 45.Если в диалоге «Софист» «чужеземец» предстает как «чужой» вкогитальном поле, Эдип – «чужой» в поле социально-праксическом, то Сократвовлекается Деррида в аналитику гостевого сюжета как фигура, котораясинтезирует оба модуса чуждости.С одной стороны, Сократ – «чужеземец» по «языку»-«логосу». Так, вдиалоге «Апология Сократа», Платон вкладывает в уста Сократа-персонажаследующее определение себя: «…в первый раз я пришел теперь в суд, будучисемидесяти лет от роду; так ведь здешний-то язык просто оказывается для менячужим, и как вы извинили бы меня, если бы я, будучи в самом деле чужеземцем,говорил на том языке и тем складом речи, к которым привык с детства, так итеперь я прошу у вас не более, чем справедливости, как мне кажется, – позволитьмне говорить по моему обычаю, хорош он или нет…»46.
С другой, –интеллектуальная практика Сократа, направленная на проблематизацию всознании афинян установленного порядка вещей, имела взрывные эффекты вполисном пространстве. П. Адо пишет по этому поводу: «Алкивиад из ПираИсаков А. Н., Сухачев В. Ю. Этос сознания. СПб.: Изд-во С.-Петербургскогоуниверситета, 1999. С. 227.45Боннар А. Греческая цивилизация // URL: http://antique-lit.niv.ru/antique-lit/bonnargrecheskaya-civilizaciya/sofokl-i-edip.htm (дата обращения: 04.06.2012.).46Платон. Апология Сократа // Платон. Собр. соч.
В 4 т. Т. 1 / общ. ред. А. Ф. Лосева идр.; пер. с древнегреч. М.: Мысль, 1990. С. 70-71.4426говорил: “Ведь он (Сократ) заставит меня признать, что при всех моихнедостатках я пренебрегаю самим собою и занимаюсь делами афинян”. Здесь намприоткрывается политическая значимость этого переворота ценностей, этогоизменения руководящих норм жизни. Забота об индивидуальной судьбе не можетне спровоцировать конфликт с Городом. Это будет глубинным смыслом суда надСократом и его смерти»47.Учреждение и логика действия закона абсолютного гостеприимствараскрывается Деррида на тексте «Законов гостеприимства» Пьера Клоссовски.Прежде всего, Деррида привлекает следующий элемент сюжета: «законыгостеприимства», рукописные страницы которых дядюшка повествователяповесил под стеклом над кроватью в комнате для гостей и которые нельзя незаметить, но и прочесть невозможно тоже.
При этом «над головами гостей, спятли они, видят ли сны или занимаются любовью, законы надзирают. Законыприсматривают за ними, они наблюдают за ними с места невозмутимости, с ихостекленевшего места, с надгробья этого стекла, под которым прошлое поколение(здесьимеетсяввидудядя)должнобытьучреждено,организовано,зафиксировано. Закон всегда устанавливается и даже устанавливается противопределенной природы; он – суть институированное полагание, thesis (nomos,thesis).
«Под стеклом», то есть законы гостеприимства недоступны какой-либотрансформации, неприкасаемы по презумпции, невидимы и более чем видимы,читабельны, какими и должны быть писаные законы… Они просто там, короче,чтобы приказывать – и предписывать собственные извращения. Они там, подстеклом, для того, чтобы надзирать над гостями и своими собственнымиизвращениями. Они ждут нас, в то время как мы пытаемся их обойти»48. ДляДеррида этот образ становится символом антиномии, в которой пребывают праваи обязанности, всегда обусловленные и условные, и закон абсолютного,безграничного гостеприимства.