Автореферат (1145203), страница 5

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 5)

В целоммифическое время, если воспользоваться термином Ф. Ницше, – «сильное время»,которое связано с «пафосом дистанции», развертыванием Я собственнойпозиционности и «мира». И, если вернуться к феномену гостеприимства, тоименно в нем человеческое существо, вырванное из рутины повседневности,должно ощутить свое Я, свое здесь-бытие в его предельности, благодаря чемутолько и может быть распознано «иное», только и возможна при-открытость ему.И логика, и онтология традиционных «миров» находят живое воплощение вэтосе гостеприимства, который предполагает не просто образ мысли, действия, нои определенный тип человека.

Если воспользоваться термином П. Слотердейка,можносполнымоснованиемговоритьогостеприимствекакособой«антропотехнике», которая в архаических «мирах» всегда порождает нечтовозвышенное и возвышающее. И в этом совершенно явственно просматриваетсяантропологический смысл гостеприимства: и гость, и хозяин относятся к такомутипу человека, который обладает мощью стать выше самого себя. Представляется,23что именно «возвышенное» в архаических «мирах» ложится в основуконституирования идентичности, и, в том числе, – идентичности и «хозяина», и«гостя». При этом в случае с гостеприимством дело идет не просто обидентичности «хозяина» или об идентичности «гостя», взятых порознь, но,скорее, есть все основания говорить о комплексном идентификационномсценарии «хозяин-гость», или об идентификационных сценариях гостеприимства,которые воплощаются в не менее сложных ритуальных комплексах исемиотических практиках.Ритуал как символический комплекс определяет чувства и поведениеучастников: фактически он должен выявить сакральные разметки нашего «мира».Так, и убранство помещения для встречи гостей, и одеяния, и «гостевые» речи –все это суть символы, которые вызывают целый связанный комплекс чувств иотношений, подобных «чувству принадлежности и лояльности, смерти и чести,любви и безумия» (D.

Lidov). Или, выражаясь несколько иначе, символы,структурируя ритуал, «специфицируют все поле опыта» (D. Lidov): они задаютинтенциональность, предлагая достаточно строго определенную артикуляцию.Однако именно благодаря своему символизму типы поступания, диапазоныповедения в практиках гостеприимства становятся, с одной стороны, отчетливоопределенным этосом, а с другой, – «гостевое поведение» требует спонтанности,«самовластности» Я и хозяина, и гостя.На первый взгляд, связанность жесткого формализма поведения испонтанностиЯвгостевомфеноменепредставляетсяпарадоксальной.Действительно, архаические сообщества – сообщества, весьма компактные иочень жестко собранные.

Но их особенность заключается в том, что комплексы,ихобслуживающие,сакральныисимволичны.Вопрекирасхожимпредставлениям о невозможности уникального Я в архаических «мирах»,сакрально-символическое всегда обращено именно к конкретному человеку, к Я,к его воле, к его поступкам, к его мысли и, что самое главное, – к егоспонтанности. Это связано с тем, что в отличие от норм, символы – отнюдь не24инструктивны, но провокативны, то есть требуют не воспроизводства, нерепрезентации, а спонтанного осуществления.Гостеприимство – это и есть встреча двух Я, двух конкретностей, двухопытов, двух жизненных «миров».

И поэтому оно вызывает к жизни феноменыличной преданности, верности, воплощающиеся в символической данности, предданности и заданности. Следовательно, значимыми для «сборки» феноменагостеприимства являются различия в доступе участников к символическому и вспособах обращения символического в жизненные стратегии. В зависимости отэтого складываются и различные типы феноменальности гостеприимства: естьсильно «формализованные» практики, которые в пределе вырождаются вэтикетныйформализм,ноестьтипыфеноменальности,гденачинаетгосподствовать поведенческая недетеминированность, которая изымает, «выноситза скобки» повседневную и утилитарную мотивацию и обращает гостеприимствов этосный сценарий, дающий возможность выйти из рутины благодарясимволическим арматурам «вверх», возвышая здесь-бытие «участников» ритуала.Таким образом, базовыми условиями гостеприимства являются: наличиесингулярных Я; существование раз-личения между топосами, которые предстаютонтологическими «обителями», «домами», где Я как сущие взращивают своинеповторимые лики; доступ к символическим полям артикуляции; присутствиесимволической и потому онтологической скрепы между «мирами», связывающейих в единый «мир»; настрой встречи с «другим-чужим», пронизывающий здесьбытие участников гостеприимства чувством возвышенного и их возвышающий.Четвертая глава – «Трансформации феномена гостеприимства вдесимволизированном мире».

Гостеприимство несет в себе заботу о Я, заботу обытии-с-другими, а также не деструктивную сопряженность здесь-бытия и бытияс-другими. При этом, истолковывая феномен гостеприимства, необходимоучитывать различие типов человека, принимать во внимание неоднородность,многомерностьфеноменасообщества,атакжеразличиявпрактикахконституирования различных общностей в опыте опознания и признания «иного».25Рассматривая гостеприимство как форму проявления здесь-бытия в бытиис-другими, необходимо констатировать появление в современном общественового антропологического типа: начиная с XVIII века на исторической аренепоявляется новое действующее лицо – «человек-масса».

Во многом это былоспровоцировано отбрасыванием сакрально-символических форм и, что особенноважно, – интенсивной детопологизацией. Начинается «мистерия масс» (С.Московичи), разворачивающая игру внеличностныхидоиндивидуальныхаффективных и бессознательных сил. Правда, эта «мистерия» достаточно быстрообретает институциональные и семиотические оболочки, превращающие «чудищеобло, озорно, огромно, стозевно и лайя» в социально легитимный феномен. Самамасса как феномен новоевропейского «мира», отсылающая к очагам как разсоциального бессознательного, лишенного каких-либо символических форм, а, влучшемслучае,–«оформленная»вквазисимволическиеполитические«упаковки», задает отчетливые политические границы и явное политическоеобличие «другого-чужого», которое чаще всего принимается за единственновозможное. Но политическое скрывает, седиментирует практики гостеприимства,– эти дисциплинарные «осадки» буквально убирают с поверхности социальнойжизни его фундаментальные конститутивы.Это находит выражение в ряде моментов:Во-первых, определяющими для философии гостеприимства становятсякоординаты коммунализма, поставляющие внеперсональное видение «иного»,«чужого», хотя, в принципе, и «свой» распознается лишь в институциональномобличии.

Поэтому и онтически-экзистенциальная действительность и «хозяина»,и «гостя» замещается их включенностью в те или иные институциональные,политические, этатистские поля.Во-вторых, установление границ между «своим» топосом, «домом» итопосами «иного», топосом, из которого приходит «гость», учреждение «входов ивыходов» передается в ведение исключительно этатистки-политических иидеологических практик.26В-третьих, связанность топоса «дома» итопоса «гостя» обретаетполитический, а точнее, идеологический характер. Например, «свои-чужие»,способные обрести статус «гостей», как и «чужие-чужие» определяются, какпоказывает весь XX век, да и нынешнее время, исключительно политическимиценностями.В-четвертых, гостеприимство, облеченное в политико-дисциплинарныеоболочки,предполагаетсоциально-анонимноечувство«толерантности»,«терпимости» или же непринятия, перерастающего в ненависть.

Подобныйнастрой «упаковывает» любого «гостя», даже единичного, сингулярного по своейсути, в размерность коммунально-дисциплинарного «чужого-врага».Необходимозаметить,чтоядроминституционально-политическихтехнологий власти новоевропейского «мира» являются товарно-денежныеотношения и шире – отношения обмена вообще.

«Обменная» метафора стремитсяпокрыть собой все социальные «миры» и срезы их существования: от ценностноидейного до телесного. В принципе, в средство «экономической полезности»обращаются даже эротические практики, имеющие место в традиционномгостеприимстве. Капитализация коммерциализирует самую суть гостеприимства,которое, с точки зрения современного менеджмента, выстраивается на товарной«Святой Троице»: предоставлении еды, спиртных напитков и жилья (N.Hemmington).Сегодня на туристическом рынке «гости» ищут и ожидают определенныйуровень сервиса и, более того, – сервильности лишь потому, что они оплатилиуслуги, – купили «гостеприимство».

В современном туристическом менеджментеэто называется “calculative guesting,” «расчетливое гостевание», то есть оплатажилья, еды и т.п. становятся эмблематикой «гостя-туриста». Другой термин изменеджмента туризма – “calculative hosting”, «расчетливое хозяйничание», то естьпредоставление «Святой Троицы» гостеприимства, но лишь за деньги, лишь сцелью получения прибыли. В итоге «расчетливое гостеприимство», наблюдаемоев коммерческой области, фактически приводит к рыночному, товарно-денежномутождеству «хозяина» и «гостя», где «хозяин» становится поставщиком услуг, а27«гость» покупателем и рыночным потребителем вещности гостеприимства: еды,крепких напитков и пространств потребления.С начала пятидесятых годов ХХ века становится повсеместным кризисзамкнутых и дисциплинарно выверенных пространств разного типа, – начинаетсясмещение к «обществам контроля» (Ж.

Делез), выстроенным на модульномпринципе сборки и социальных, и жизненных «миров», который сегодняпереопределяет также и феноменальность гостеприимства. Гостеприимство, содной стороны, обретает тонкую семиотическую артикуляцию, что позволяетотчетливо дифференцировать его как знаковый феномен. Но, с другой стороны,гостеприимство становится онтологически симулятивным. Это проявляется и каквзаимозаменяемость «хозяина» и «гостя», и как то, что «гость», трансформируясьв модуль, знак подключается к несовместимым по природе феноменам (сегодняпринято говорить о гостеприимстве в политике, культуре, туристическомбизнесе).

Однако модульная стратегия гостеприимства с неизбежностьюнаталкивается на то, что лежит за ее пределами: знаковая, симулятивная,модульная форма гостеприимства, сложившаяся в современном европейском«мире», не выдерживает встречи с «гостями», приходящими из «миров»,имеющих жесткую символическую определенность.Учреждение «человека-массы» как антропологического типа связано срождением новой логики мышления.

В ситуации ухода символического, котороепредставало скрепой мышления, храня и неся в себе мощные онтологоэкзистенциальные интуиции, роль «хранителя», пусть не целостности, но, покрайней мере, связанности сознания, берет на себя «здравый смысл», «commonsense». По сути своей сознание, отсылающее к «sensus communis» и «commonsense», «общему смыслу-чувству» абсолютно равнодушно к опыту уникальногоЯ; более того, точнее здесь говорить о «сознании-без-Я», выстроенном нанеудержимом стремлении к однозначности, не требующей тех усилий, которыесвязаны со сложными смысловыми образованиями и, соответственно, – с не менеесложнымиформамиопытамышления.Логика«здравогосмысла»,непредполагающая и не требующая интенсивного о-свое-ния смыслового поля в28силу своей принципиальной аффективности, предстает как «конъюнкция» (Ж.Делез – Ф.

Гваттари) смысловых образований, укоренных в конвенциональных,принципиально не онтических порядках, что лишает порядок «здравого смысла»экзистенциальной обязательности. Поэтому в сути своей «здравый смысл»,сцепляя, связывая смысловые блоки на основе случайности, фактическиучреждает «беспорядок», «anything goes» (П.

Характеристики

Список файлов диссертации