Автореферат (1145203), страница 3

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 3)

Без учета топологических конфигураций и их сопряженности «хозяин» и«гость», превращаясь в людей не-у-местных, лишенных свойственности (Р.Музиль), становятся неразличимы, взаимозаменяемы, и сама феноменальностьгостеприимства обращается в абсурд.Вторая глава «Я-“чужой”: пределы субъект-объектного прочтения»,отталкиваясь от концептуальной неудачи деконструкции в артикуляции феноменагостеприимства,являетсятеоретическойэкспликациейфундаментальныхдопущений «субъект-объектной» логики и поиском иного понятийного строя,позволяющегосместитьфокусисследованияпотусторону«субъект-объектности».Итак, попытка Ж.

Деррида истолковать гостеприимство в рамках субъектобъектной матрицы, пусть и в ее инверсированном виде, заставляет обратиться каналитике возможностей и пределов интерпретации отношений Я-«чужой» вцелом, и «хозяин-гость», в частности, в субъект-объектных кодах.

Очевидно, чтопревращение«иного»,«чужого»вобъектоказываетсянетолько13интеллектуальной процедурой, но и праксическим феноменом, что концептуальноизящноудаетсяпоказатьМ.Фуко.Его«археология»учрежденияинституциональных практик и полей выражения позволяет выявить те социоантропологические диспозиции, благодаря которым сущие трансформирутся в«объекты» за счет отклонения «иного» в его онтологической самостоятельности.Подобная переработка «инаковости» втягивает ее «внутрь» социальных миров,объективируя и лишая собственного голоса.Этот сценарий сущностно связан с тем, что М.

Вебер называет«расколдовыванием», «раз-очарованием» «мира» (Entzauberung). С «мира»сползаютсакральныеоболочки,исчезаютвысоты,скрываютсябездны,распадается вся сакральная геодезия, которая несет в себе онтологическуюиерархию сущих, обусловленную их близостью к сакральным силам илисвязанностью с ними. Опустошенный «мир» обретает вид «мира объ-ектов»,«пред-метов». Более того, «выносу за скобки» подвергается и Бог, в результатечего Я погружается в «ощущение внутреннего одиночества» (М.

Вебер), –одиночества, в котором нет ни поддержек, ни алиби, одиночества, в котором не начто опереться. Процесс «расколдовывания» «мира», его «раз-очарования»неизбежносопровождается«институционализациеймеланхолии»(С.Московичи), он вводит человеческое существо в такое экзистенциальноесостояние,когдаЯзахватываетсячувствомопустошенности«мира»итрагической опустошенностью самого себя. Дело в том, что «раз-очарование»сопровождаетсярастущейскудностьюязыка,обрекаяЯнасмутноесуществование в мире без какой-либо отчетливой артикуляции. Исчезаетстрогость практик, точность языковых полей, которые отвечают за выражение,экспрессию человека и его «мира».

Но неизбежная в этой ситуации сборкаопустошенных Я в «Мы» несет и особые критерии исключения, отторжения: все,что обладает силой, интенсивностью, – это уже не «Мы», а отторгаемое,исключаемое «иное». Еще одним значимым моментом «раз-очарования» «мира»является отказ от магии (М. Вебер) как практик работы с сакральными силами, –14отказ,интимносвязанныйс«астенией»(С.Московичи)человекановоевропейского типа.Как замечают М.

Вебер и К. Г. Юнг, хотя процесс «раз-очарования» «мира»,его десакрализации и обрел отчетливую форму в протестантизме, он былдостаточно длительным. Более того, сегодня он набирает все большуюинтенсивность благодаря пришествию «человека-массы» (С. Московичи) имассовой культуре. Это аспект «раз-очарования» «мира» в XX веке В.

Беньяминопределил в терминах потери «миром» «ауры», его демистификации.Концепция М. Фуко проясняет институционально-праксические условиявозможности социальной онтологии, в которой учреждается и распространяетсяобъектный образ действия, видения и выражения «мира». При этом «объектная»представленность обращается, фактически, и в базовый когитальный сценарий нетолько «мира», но и «иного» как такового. Кроме того, «объектность» получаетпонятийно развернутое выражение в поле собственно философии. Так,концептуальная кодификация опыта встречи «другого-чужого» в рамках субъектобъектной схематики ярко представлена в работах Ж.-П.

Сартра. Он артикулирует«другого»наязыкеповседневности,пронизаннойобъектнымтипомрепрезентации. Фундаментальным допущением для Сартра становится Я каксвоего рода абсолютный центр и, тем самым, как мера, в соответствии с которойвыстраивается «мир», простирающийся по ту сторону Я. Но непоколебимостьэтого «мира» и Я сразу же изменяется с вторжением «другого», и погаситьсмятение, вызванное манифестацией «другого», по Сартру, можно как разблагодаря переводу «другого» в статус объекта. Следуя Сартру, если Я имеет делос «другим» Я, то у «другого» Я остается способность к трансформации из объектав субъект в тот момент, когда он направляет на «мое» Я объективирующийвзгляд.Объективирующийвзгляд«другого»придает«моему»Япространственность и переопределяет «мое» Я в чуждой мне темпоральности: Яоказываетсяперенесеннымвуниверсальноевремяипреображаетсяв«пространственно-временной объект мира», который лишен трансцендентности, апределы его существования суживаются до границ физического тела.

Но тогда15«другой» обретает право наделять «мои» действия смыслом, для «меня»неизвестным, он оценивает «меня», а Я пребываю в неведении относительно сутиэтих оценок. Эффект объектной явленности «моего» Я пугающе странен:«другой» раскрывает во мне чужака для «меня» самого, или, как выражаетсяСартр, раскрывает во «мне» «иностранца». Иными словами, присутствие«другого» раскрывает в экзистенции Я структуру «Для-другого».В «Бытии и ничто» Сартр принципиально настаивает на том, чтоартикуляция воздействия «другого» на Я должна осуществиться «целиком вплоскости cogito», что, в свою очередь, неизбежно провоцирует замыканиепонимания «другого» исключительно в эпистемическом измерении, отклоняя тесрезы феноменальности «другого», которые вовсе не поддаются объектномупознанию.

Такое понимание неизбежно порождает универсализацию «познания»,и в результате сложный онтический комплекс «другого», который включает всебя и когитальность, и страсти, и телесность, и языковой срез, «перечитывается»на кодах исключительно когитальности. Однако и прием гостей, и застолье – этоне только и не столько знание: это и связанность тел, жестов, сцепление илирасхождение интонаций и настроев, это – всегда страсти, всегда воля. Подобнаясвязанность не может быть схвачена в рамках «когитально-объектного»истолкования «другого», – она требует такой аналитической техники, котораяпозволила бы, не отторгая «когитальность» в представлении «другого»,одновременно выявить связанность фрагментов различных измерений здесьбытия и Я, и «другого», и «чужого» в самом феномене сознания, благодаря чемупоявляетсявозможностьотчетливоартикулироватьпроцедурностьвстраиваемости сознания, в том числе и объектного, в эти измерения.Ограниченностьобъектногопредставления«другого-чужого»,онтологические и эпистемические границы этого представления – все этонеизбежно наводит на поиск таких маршрутов, где стало бы возможнымускользание от объективирующего взгляда.

Попытка ухода от опыта встречи с«другим-чужим» в рамках субъект-объектного сценария представлена в работахВ.А. Подороги, хотя позиция философа, декларируемая как внешняя по16отношению к субъектно-объектной модели, на деле нередко трансформируется впозицию, диаметрально противоположную сартровской, – объектную. Впринципе, – ход не новый. Достаточно вспомнить Ф. Понжа.

В этомконцептуальном сценарии сознание, язык словно уходят на сторону вещейобъектов, стремясь говорить о себе и втягивая в процесс этого говорениячеловека. Предполагается, что благодаря этому должны открыться новыетематические горизонты, не доступные объективирующему взгляду, сложитьсяновые концептуальные ряды.В.А. Подорога переводит встречу с «другим-чужим» в размерность«письма» и «чтения», хотя при этом значимым аспектом этой встречи для негоявляется «телесность». Отношения с «другим-чужим» истолковываются им какассиметричные: «другой», воздействует на «мое» Я, будто оставляет оттиск на его«идеальном теле». Из этих следов рождаются «ландшафтные образы» «иного». Вцелом В.А.

Подорога ориентирован на «Правило», которое предполагает своегорода неповреждение (пере-)открытых им «чужих» «миров». Вполне очевидно, чтоподобная установка способствует уменьшению груза идеологического багажа: техсхематик, в которые упаковывается опыт встречи с «другим-чужим» какобъектом. Однако перенос центра тяжести на «объекты», «вещи», «тексты» и т.п.приводит к эрозии границ самости, Я, установление которых возможно лишь ссубъектной позиционности, и, как результат, – к смешению «своего» и «чужого»,утрате их жесткого и внятного различения. Это определяет необходимость инойконцептуальной стратегии, которая не просто смещает конститутивный центр ссубъекта на объект, но позволяет выйти за пределы субъект-объектной матрицыкак таковой.Именнокакпопыткаускользанияотобъективациипредставляетаналитический интерес концепция «диалогизма» М.М.

Бахтина, сложившаяся впроцессе изучения им произведений Ф.М. Достоевского. Сегодня понятие«диалога»М.М.Бахтинаполучилоширокоераспространениеичастоиспользуется в философии, современных гуманитарных науках: «диалог» какметод критики текста, «диалог» как способ интерперсональной, межкультурной17коммуникации и т.д., и т.п. При этом «диалог» трактуется как нечто сугубопозитивное и созидательное, но в самой своей сути «диалог» не столь безопасен, очем свидетельствует его интерпретация М.М.

Бахтина как «скандала».ИсходнойутверждениедиспозициейМ.М.множественностиБахтинаоказываетсясознаний-«голосов»спринципиальноеих«мирами»,воплощающими различающиеся опыты сознания. У каждого из этих «миров» –свойонтологическийландшафтсособымтипомсобытий,особыми«обитателями», со специфическими горизонтами и «кругозорами», а между«мирами» – рас-стояния, дистанции. В результате складываются сложные формыперспективизма,высвечивающиехарактерностьсвязывания«миров»вразмерности «диалога»: с одной стороны, значимой оказывается проявленность«мира» в той или иной перспективе, закрепленной за определенным участником;с другой, – сами участники претерпевают серьезные преображения в ситуациивзаимодействия, которые могут стать для них и их «миров» катастрофическими.В модусе «диалогического» взаимодействия с «другим-чужим» возможно ивторжение, и наложение, и проекции в «мое» «место», что может привести кусложнению топологических разверток: начинается эрозия, распад, разрыв«мест», их аннигиляции.

Характеристики

Список файлов диссертации