Диссертация (1145162), страница 49
Текст из файла (страница 49)
«Всякий народ, отчётливо уяснив себе различные эпохи своейпрошлой жизни, постиг бы также своё настоящее существование во всей егоправде и мог бы до известной степени предугадать поприще, которое емуназначено пройти в будущем, – утверждает мыслитель. – Таким образом у всехнародов явилось бы истинное национальное сознание, которое слагалось бы изнескольких положительных идей, из очевидныхистин, основанных навоспоминаниях, и из глубоких убеждений, более или менее господствующих надвсеми умами и толкающих их все к одной и той же цели. Тогда национальности,освободившиеся от своих заблуждений и пристрастий, уже не будут, как до сих219пор, служить лишь к разъединению людей, а станут сочетаться одни с другимитаким образом, чтобы произвести гармонический и всемирный результат» [95-96].Религиозно-историческая доктрина П.
Я. Чаадаева заключает в себе дваважных пункта, относящихся к понятию опыта духовного развития народа.Первый пункт состоит в осознании того, что у исторического опытадолжен быть определённый конечный результат, замыкающий круг опытанекоторым выводом, заключением. «Поэтому, если в истории действительносокрыто важное поучение, – предполагает Чаадаев, – то когда-нибудь людидолжны прийти в ней к чему-нибудь определённому, что раз навсегда завершилобы опыт, то есть к чему-нибудь вполне рациональному» [114]. Этот пунктсовершенно верен: дух в своей истории потому и обретает опыт, что его развитиене является дурной бесконечностью количественного прогресса – снежнымкомом, который, катаясь, увеличивается, по выражению самого Чаадаева.
Опыткак таковой конечен, ограничен в себе самом, отчего и должна быть достигнутаконечная цель исторического опыта. Её достижение завершит историю духа и,таким образом, станет выходом духа за пределы исторического опыта – исходом,заключающим в себе начало принципиально нового, действительно бесконечногоспособа духовной жизни. Всеобщий результат истории духа постольку можетвыступать истинным критерием оценки любой её особенной фазы, поскольку онесть не произвольно выбранное, внешнее им мерило, а то, что формируясь в ходесамой истории духа, несёт в себе её истину, или вполне разумный итог всехпройденных духом ступеней исторического развития. Опыт человечества самидёт к своему итогу, который, в свою очередь, должен вывести из этого опыта,раскрыть скрытое в нём поучение, тем самым подводя под прошедшим черту,делая его настоящей, действительной, т.
е. состоявшейся, законченной историей.Второйпункткасаетсяхарактераисторическогопроцессаиопределённости его результата. Русский мыслитель правильно полагает, чтоусловием нового, наступающего по достижении результата исторического развития, состояния человечества выступает освоение человеческим духом всей своейистории от начала до конца: «Пора осознать, что человеческий разум не220ограничен той силой, которую он черпает в узком настоящем, что в нём есть идругая сила, которая, сочетая в одну мысль и времена протекшие, и временаобетованные, образует его подлинную сущность и возносит его в истинную сферуего деятельности» [91].
Вместе с тем, итог исторического опыта духа Чаадаевтрактует как простую сумму всех духовных явлений, совокупность которых исоставляет, по его представлению, сущность человеческого духа как такового –мировое сознание. Согласно этому представлению (которое, заметим, противоречит верному предположению Чаадаева о необходимом выходе за пределы конечности опыта), у человеческого духа, в сущности, есть только прошлое, т. е.исключительно история, причём история именно воспоминаний, а не свершений,не история развития. «Что такое мировое сознание, которое соответствуетмировой материи и на лоне которого протекают явления духовного порядка,подобнотомукакявленияпорядкафизическогопротекаютналонематериальности? Это не что иное, как совокупность всех идей, которые живут впамяти людей. Для того чтобы стать достоянием человечества, идея должнапройти через известное число поколений; другими словами, идея становитсядостоянием всеобщего разума лишь в качестве традиции.
Но речь здесь идётотнюдь не только о тех традициях, которые сообщаются человеческому умуисторией и наукой: эти традиции составляют лишь часть мировой памяти. Амного есть и таких, которые никогда не оглашались перед народнымисобраниями, никогда не были воспеты рапсодами, никогда не были начертаны нина колоннах, ни в хартиях; самое время их возникновения никогда не былопроверено исчислением и приурочено к течению светил небесных; критиканикогда не взвешивала их на своих пристрастных весах; их влагает в глубину душневедомая рука, их сообщает сердцу новорожденного первая улыбка матери,первая ласка отца. Таковы всесильные воспоминания, в которых сосредоточенопыт поколений: всякий в отдельности их воспринимает с воздухом, которымдышит.
И в этой-то среде совершаются все чудеса сознания. Правда, этотсокрытый опыт веков в целости не доходит до каждой частицы человечества; ноон всё же составляет духовную сущность вселенной, он переливается в жилах221человеческих рас, он воплощается в образовании их тел и, наконец, – служитпродолжением других традиций, ещё более таинственных, не имеющих корней наземле, но составляющих отправную точку всех обществ» [80-81].
Представлениеоб отсутствии исторического развития человеческого духа напрямую следует изосновного положения чаадаевской доктрины, согласно которой вообще нетсобственного развития человеческого духа, ибо он, хотя и движется своимисилами, однако претерпевает развитие лишь благодаря первому толчкубожественного откровения.
Результат опыта поэтому непосредственно совпадаетсегоначалом,ицепьиндивидуальныхсознаний,протянувшаясядопервоначально возвещённой истины, позволяет человеческому духу вернутьсяназад к его чистоте, отринув всю массу фантастических и несогласованныхизмышлений собственного рассудка.Именно абстрактная непосредственность предполагаемого результатаистории искажает действительную определённость этого результата, превращаяего, по убеждению Чаадаева, в непосредственно-всеобщее сознание будущегочеловечества.«Можетличеловеккогда-нибудь,вместотоговполнеиндивидуального и обособленного сознания, которое он находит в себе теперь,усвоить себе такое всеобщее сознание, в силу которого он постоянно чувствовалбы себя частью великого духовного целого? – спрашивает он. – Да, без сомнения,может.
Подумайте только: наряду с чувством нашей личной индивидуальностимы носим в сердце своём ощущение нашей связи с отечеством, семьёй и идейнойсредой, членами которых мы являемся; часто даже это последнее чувство живеепервого. Зародыш высшего сознания живёт в нас самым явственным образом; онсоставляетсущностьнашейприроды;нашенынешнееясовсемнепредопределено нам каким-либо неизбежным законом: мы сами вложили его себев душу. Люди увидят, что человек не имеет в этом мире иного назначения, как этаработа уничтожения своего личного бытия и замены его бытием вполнесоциальным и безличным» [114-115].
Нельзя не согласиться с тем, что итожащийисторический опыт духа результат в самом деле должен быть всеобщим и, значит,превосходящим особенную индивидуальность, эмпирическую единичность и222случайность рассудочного сознания людей, но это отнюдь не значит, что оннепременно должен быть непосредственно-всеобщим. Непосредственная всеобщность сама есть лишь особенность, т. е. ещё не разрешённое противоречие всеобщего и особенного, а не конкретная единичность понятия, в снятом видевключающая в себя всеобщую природу духа и её особенную историческуюреальность.
Абстрактное отрицание эмпирической единичности сознания,простое уничтожение духовной индивидуальности и замена её безличнойсоциальностью ещё не может вывести за пределы исторического опыта изнутринего самого и требует участия внешней силы – чуда непосредственного знанияабсолютной истины. Вследствие этого описываемая Чаадаевым история духаперестаёт быть необходимым процессом, ведущим к чему-то иному, чем она сама.Она оказывается в сущности тождественным себе опытом случайных дел людей,которого вполне могло бы не быть, так как он не содержит в себе никакой, дажеформальной возможности истины и по истечении времён должен быть простоотброшен в сторону.
Необходимость, конечно, присутствует в чаадаевскомвзгляде на историю, но это ещё не действительная историческая необходимость, алишь внешняя самой человеческой истории необходимость положительногооткровения, по которой у истории духа есть, собственно, только абстрактныйконец, а не результат и, тем более, не итог этого результата в полном смыслеслова. Поэтому и критерий истории духа остался у Чаадаева столь же чуждым ей,не вытекающим из неё с имманентной необходимостью итога, сколь инепосредственно принадлежащим ей в виде определённой исторической формырелигии, римско-католической версии христианства.ОтсюдапроисходитвнемалойстепенисубъективноеотношениеП.
Я. Чаадаева к тем событиям мировой истории, в которых принимал участиерусский народ, против чего справедливо возражал своему другу А. С. Пушкин всвоём известном неотосланном письме 123. Отсюда же – противоречивость оценок,123«Что же касается нашей исторической ничтожности, – писал поэт, – то я решительно не могус вами согласиться» (Пушкин А. С. Письмо П. Я. Чаадаеву 19 октября 1836 г. // А. С. Пушкин.Собр.
соч. в 10-ти т. – Т. 10. М., 1978. С. 287).223даваемых Чаадаевым русскому духу, в том числе бросающееся в глазанесоответствие между его указаниями на нравственную инертность и пустотудуши нашего народа, на потребность едва ли не буквального повторения имуроков воспитания человеческого рода, и искренним убеждением мыслителя висключительном величии тех социальных и идейных свершений, к которым этотнарод предназначен именно в силу своей невоспитанности, отсутствияисторического опыта и традиций. Ведь если история человечества не несёт в себевсеобщей необходимости развития, то её конец может быть положен народом, который ещё не преодолел субстанциального состояния своего духа, не созрел допроявленияобщественнойволиивследствиеэтогоспособенпокорноповиноваться велению просвещённого христианством монарха, влагающего в егоничем не замутнённое сознание идею, начертанную самим Провидением.
«Мыникогда не жили под роковым давлением логики времён; никогда мы не быливвергаемы всемогущею силою в те пропасти, какие века вырывают переднародами, – заявляет Чаадаев в своей апологии. – Воспользуемся же огромнымпреимуществом, в силу которого мы должны повиноваться только голосупросвещённого разума, сознательной воли. Познаем, что для нас не существуетнепреложной необходимости, что, благодаря небу, мы не стоим на крутойпокатости, увлекающей столько других народов к их неведомым судьбам; что внашей власти измерять каждый шаг, который мы делаем, обдумывать каждуюидею, задевающую наше сознание; что нам позволено надеяться на благоденствиеболее широкое, чем то, о котором мечтают самые пылкие служители прогресса, ичто для достижения этих окончательных результатов нам нужен только одинвластный акт той верховной воли, которая вмещает в себя все воли нации» 124.С религиозной точки зрения, на которой стоит этот выдающийся русскиймыслитель, суть дела и не могла выглядеть иначе, ибо религия в любой еёисторическойформесама целиком принадлежит опыту духаисвоейограниченностью лишь указывает на предел опыта, но не преодолевает его.124Чаадаев П.
Я. Апология сумасшедшего // Россия глазами русского: Чаадаев, Леонтьев, Соловьёв. – СПб., 1991. С. 151-152.224Ограниченность религиозного представления как такового состоит в том, что внём ещё сохраняется внешняя предметность истины, в виде божественного разумапротивостоящей сознанию человека и существующей для него независимо отдеятельности его духа. Это и служит основанием позитивной религии откровения,утверждающей, что человек не в состоянии постичь истину своими силами, аспособен лишь непосредственным образом воспринимать её как дарованнуюсвыше. Занимая такую позицию, философски отнестись к опыту духаневозможно.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
