Диссертация (1145159), страница 19
Текст из файла (страница 19)
Согласно Жильсону,которого поддерживают в этом вопросе и другие исследователи (Густав Барди,Дж. М. Ле Блонд, Владимир Лосский), «память настоящего» не только допускаетсуществование в настоящем объекта припоминания, это – память, в которойсохранение не предшествует припоминанию, иначе говоря, в ней припоминаетсято, что узнается в настоящем, и припоминается в самый момент узнавания 92.Иначе говоря, объект припоминания не утрачивается, превращаясь из настоящегов прошлый, но припоминание лишь отмечает собой временность самого«О Троице», XII, 15, 24. Здесь и далее цитаты из трактата «О Троице» приводятся в переводе Тащиана А.
А. поизданию: Августин Блаженный (Аврелий). О Троице. Научное издание. Ч. 2. Москва: Образ, 2005.90«О Троице», XIV, 15, 21.91Цит. по: Teske Roland J. Augustine of Hippo: Philosopher, Exegete, and Theologian: A Second Collection of Essays. P.61.92Ibid. P. 65.8985познающего, его существенное отличие от вневременной природы объектазнания.Роланд Дж. Теске, анализируя в эссе Platonic Reminiscence and Memory of thePresent in St. Augustine тексты Августина о «памяти настоящего», показывает, чтонет никакого основания понимать их в том смысле, в котором их толкуетЖильсон. По сути, этих текстов всего два, причем первый из них представлен ужеизвестным нам письмом к Небридию, где говорится, что существующее внастоящем известно по памяти о прошлом видении, причем в равной мере этоотносится как к существующему во времени (Карфаген), так и к сущему ввечности (вечные истины)93.
Второй текст – фрагмент из «О Троице», в которомАвгустин, ссылаясь на стих Вергилия «Улисс не вынес такого, Верным себе и вэтой беде остался», называет «памятью настоящего» память Улисса о самом себе:Поскольку же он был настоящим для самого себя, постольку он мог помнить себя только притом условии, что память относится к вещам настоящим. Вот почему, каким образом в прошедшемпамятью называется то, посредством чего становится возможным вспоминать и помнить его, таким же образом и в настоящем, каковым является ум для самого себя, надлежало бы называтьпамятью то, посредством чего ум является наличным для самого себя так, что он можетпониматься своим собственным мышлением, и эти два - соединяться любовью.
94Как замечает Теске, Августин вовсе не говорит, что память настоящего должназаменить собой платоновскую память прошлого; его слова лишь узаконивают тоположение дел, которое в письме к Небридию понималось как память о сущем внастоящем. Очевидно, что в отношении ума дело обстоит не точно так же, как составленным местом, которое сохраняется в наше отсутствие, поскольку ум неявляется чем-то эпизодичным для нас, не приходит извне, не зарождаетсяоднажды как вера, более того, он вспоминает себя не так, как если бы он мог непомнить себя, был узнан в прошлом, а затем забыт до очередного воспоминания.Однако все это говорит лишь в пользу уникального значения ума для знания ипамяти, и не распространяется на иные мыслимые сущности, включая и Бога95.93Ibid. P.
66.«О Троице», XIV, 9, 14.95Teske Roland J. Op. Cit. P. 69.9486Конечно, тот факт, что Августин говорит здесь о памяти не случаен, однако ответнужно искать не в памяти свободной от прошлого, но скорее в том, какоезначение придается прошлому, и как переосмысляется в этом отношенииплатоновская теория. Анамнесис Платона возвращает к прошлому знанию, приэтом мало интересуясь собственно прошлым; напротив, в «Исповеди», одном изсамых известных сочинений Августина, 9 из 13 книг представляют собой не чтоиное, как воспоминание и размышление о прошлом, настойчивую попыткуразгадать не только утраченное в прошлом знание, но и смысл самого этогопрошлого.
Если и стоит говорить о том, что Августин лишь использует языкплатоновской теории, полностью изменяя его значение, или же, наоборот,сохраняет верность этой теории, несмотря на декларируемый отказ от нее, толишь в той мере, в какой память изначально забытого знания позволяет заглянутьему в тайну прошлого, незначительного, но сохраненного в воспоминании,известного, но все же утраченного.1.3.2. Воспоминание как истолкование«Исповедь» иногда называют первой «настоящей» автобиографией 96, имея ввиду откровенность Августина и даже своеобразную скрупулёзность отчета освоей жизни, предшествующей его обращению в христианство и возвращению вАфрику. Августин, впрочем, настаивает, что рассказ о прошлом важен для него несам по себе, но как пример для читателя и как возможность размышлять о Боге иобращаться к нему в исповедании прошлых прегрешений. Пониманию«Исповеди» как автобиографии препятствует и тот факт, что с Х книги Августинпрерывает рассказ о своем прошлом, не прерывая при этом путь познания Бога,который ведет его теперь к размышлению о душе, времени и, наконец, кистолкованию первых глав книги «Бытия».
Латинское confessio, вынесенное взаглавие сочинения, означает ‘признание, покаяние в грехах’, а потому, еслиАвгустин и создает автобиографию, то лишь по мере того, как придаетСтоляров А. А. «Исповедь». История создания. Жанр. Проблемы достоверности. Августин А. Исповедь. Пер.
слат. М. Е. Сергеенко. Вступит. Статья А. А. Столярова. М.: «Ренессанс», СП ИВО – СиД, 1991. С. 378.9687литературную форму практике покаяния, известной помимо христиан также идругим религиям Востока97. Еще одно значение confessio – ‘исповедание веры’;при таком понимании автобиографическая часть «Исповеди» оказывается лишенасамостоятельной значимости, но зато соединение автобиографических,философских и экзегетических глав образует вполне понятную композицию. Какпишет Бойль, «Августин рассуждает не о себе и о Писании, не о своем зле илидобре, но посредством этих предметов о «благе и Боге». Именно Бог – объект егорассуждений, адресат его благодарности» 98.
Таким образом само прошлоевписано в познание Бога, а потому повествование о прежней жизни стремится нетолько рассказать о долгом пути заблуждения, но и раскрыть, наскольковозможно, значимость самого прошлого, тяжесть и сладость его необратимойпотери.Ле Блонд усматривает единство «Исповеди» в тройственной функции: памятипрошлого (с I по IX книгу), интуиции настоящего (X книга) и ожидании будущего(книги XI-XIII), причем последние две функции в определенном смысле такжеотносятся к памяти 99. Иначе понимает единство книги Зибах, напоминающий отом, что confessio имело еще и значение ‘испытание, проверка’ и в этом смыслемогло быть использовано Августином в качестве своего рода медицинскойметафоры для действия, посредством которого грешник просит Christus Medicusоб исцелении его болезни100. Эти интерпретации, очевидно, сближает тот факт,что память, обращенная к прошлому, является, по сути, печатью греха, забвениемутраченного блаженства, поэтому воспоминание, покаяние и излечениепосредством обращения к Богу любви образуют единую направленность всеготекста.
Аннмаре Котце предлагает взглянуть на «Исповедь» как на христианскийНа это указывает Ян Ассман со ссылкой на исследование П. Фриша: «Библейские и вавилонские псалмы,египетские и сабейские покаянные стелы — доказательства некогда распространенного по всему Востоку обычаюпубличного, письменного покаяния в грехах…. Августин своей "Исповедью" привел этот религиозный обычайпокаяния в литературу». Ассман Ян. Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентичностьв высоких культурах древности / Пер. с нем. М.
М. Сокольской. М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 262.98Цитата по: Kotze, Annemare. Augustine’s Confessions: Communicative Purpose and Audience. Leiden, NLD: BrillAcademic Publishers, 2004. P. 22.99См.: Roland Teske. Augustine's Philosophy of Memory// The Cambridge Companion to Augustine by Eleonore Stump &Norman Kretzmann.
Cambridge University Press, 2002. P. 151.100См.: Kotze, Annemare. Op. cit. P. 25.9788вариант античного протрептика, целью которого было не просто сообщить нечтоаудитории, но и воздействовать на аудиторию с целью «полного изменения образажизни» читателя101. По мнению Котце, аудиторией, для которой писалась«Исповедь», были не только христиане, но и манихеи, в том числе хорошознавшие Августина; подробное описание мучительных поисков и заблуждений,оставленных в прошлом, должно было пробудить в этих читателях размышлениеоб их собственном настоящем и прошлом и тем самым способствовать ихповороту к католической вере. Примером для Августина мог быть написанный вжанре протрептика «Гортензий» Цицерона, поскольку именно об этой книгеАвгустин говорит, что онаизменила состояние мое, изменила молитвы мои и обратила их к Тебе, Господи, сделаладругими прошения желания мои.
Мне вдруг опротивели все пустые надежды; бессмертноймудрости желал я в своем невероятном сердечном смятении и начал вставать, чтобы вернутьсяк Тебе. 102Неизвестно, были ли знаком Августин с «Протрептиком» Аристотеля, однако,насколько можно судить по дошедшим фрагментам этого сочинения, Аристотельв нем продолжает линию платоновских диалогов, ведущих читателя черезопровержение ложных мнений к признанию ценности философского умозрения ифилософской жизни.