Диссертация (1145153), страница 98
Текст из файла (страница 98)
Причем если контраст точек зрения рассказчика и его антагонистов– распространенный фольклорный прием, то напряжение возникающее междуточкой зрения автора и точкой зрения персонажа создает ряд новаторскихособенностей в стилистике «Ласарильо». Во-первых, благодаря этой антиномиисмягчена жесткость сатиры (как отмечает Ю. К. Тальвет, это уже «не высмеиваниестарого мира (средневековья) новым миром (Ренессанс)» [Тальвет 1985: 62]). Вовторых, композиционное строение книги и, что главное, язык повествования,может быть, впервые в истории испанской литературы имеют столь тесную связьс содержанием, причем не только с явно выраженным, но и с имплицитным.
Делов том, что органическое соответствие между содержанием и формой становитсямощным генератором скрытых смыслов, которые играют стилеобразующую роль.Высокая доля неявно выраженного содержания в «Ласарильо», по мысли Ф. Рико,обусловлена реалистическим характером повествования, ввиду которого читательсовременник легко домысливал недосказанное.
Отметим, что узнаваемостьобязана не только реалистичности в узком смысле, т. е. жизненности персонажейи обстоятельств, но и тому, что современник легко отождествлял их сфольклорными и театральными типажами и сценами [Rico 1998: 86-97]. Этосвойство, которое испанский филолог именует эллиптичностью: «Весь рассказнеизбежно эллиптичен (Todo relato es forzosamente elíptico)» [ibid: 84], корректнееназвать компрессивностью текста.Обратимся к анализу короткого фрагмента из второй книги «Ласарильо».Él tenía un arcaz viejo y cerrado con su llave, la cual traía atada con un agujetadel paletoque, y en viniendo el bodigo de la iglesia, por su mano era luego allí lanzado ytornada a cerrar el arca, y en toda la casa no había ninguna cosa de comer, como sueleestar en otras: algún tocino colgado al humero, algún queso puesto en alguna tabla o en472el armario, algún canastillo con algunos pedazos de pan que de la mesa sobran, que meparesce a mí que aunque de ello no me aprovechara, con la vista de ello me consolara.Solamente había una horca de cebollas, y tras la llave, en una cámara en lo alto dela casa.
Déstas tenía yo de ración una para cada cuatro días, y cuando le pedía la llavepara ir por ella, si alguno estaba presente, echaba mano al falsopeto, y con grancontinencia la desataba y me la daba, diciendo:–Toma, y vuélvela luego, y no hagáis sino golosinar.Como si debajo della estuvieran todas las conservas de Valencia, con no haber enla dicha cámara, como dije, maldita la otra cosa que las cebollas colgadas de un clavo,las cuales él tenía tan bien por cuenta, que si por malos de mis pecados me desmandaraa más de mi tasa, me costara caro.
Finalmente, yo me finaba de hambre.Pues, ya que conmigo tenía poca caridad, consigo usaba más. Cinco blancas decarne era su ordinario para comer y cenar. Verdad es que partía conmigo del caldo. Quede carne, ¡tan blanco el ojo!, sino un poco de pan y ¡pluguiera a Dios que medemediara!Los sábados cómense en esta tierra cabezas de carnero y embiábame por una, quecostava tres maravedís. Aquélla le cocía y comía los ojos y la lengua y el cogote y sesos,y la carne, que en las quijadas tenía, y dábame todos los huesos roídos, y dábamelos enel plato, diciendo:–Toma, come, triunfa, que para ti es el mundo: ¡mejor vida tienes que el Papa!“¡Tal te la dé Dios!”, decía yo paso entre mí.A cabo de tres semanas, que estuve con él, vine a tanta flaqueza, que no me podíatener en las piernas de pura hambre.
Vime claramente ir a la sepultura, si Dios y misaber no me remediaran. Para usar de mis mañas no tenía aparejo, por no tener en quédalle salto, y aunque algo hubiera, no podía cegalle, como hacía al que Dios perdone (side aquella calabazada feneció), que todavía, aunque astuto, con faltalle aquel preciadosentido, no me sentía, mas esotro, ninguno hay, que tan aguda vista tuviese como éltenía.Cuando al ofertorio estábamos, ninguna blanca en la concha caía, que no era délregistrada: el un ojo tenía en la gente y el otro en mis manos.
Bailábanle los ojos en elcaxco como si fueran de azogue. Cuantas blancas ofrecían tenía por cuenta, y acabado elofrecer, luego me quitaba la concha y la ponía sobre el altar. (Lazarillo, p. 114-116)Обращает на себя внимание детальность описания, изобилующегореалиями, некоторые из которых слабо знакомы современному читателю, а потомунуждаются в комментариях, ср. в первом абзаце: agujeta («ремешок сметаллическими наконечниками»), paletoque («плащ без рукавов»), bodigo(«просвира»), humero («дымоход»).473В приведенном фрагменте явственно выступают элементы сказовойстилистики, или сказовой организации текста, т. е.
такой формы художественногоповествования, которая построена в виде монолога, стилизованного под устнуюречьобособленногоотавторарассказчика.Текстобразуютслабораспространенные синтаксические структуры малой протяженности, в которыхзаметно влияние не только риторических построений, а именно, фигурконструкции, таких как параллелизм, градация, бинарность (см. первый абзац), нои синтаксиса устной речи, который прежде всего проявляется в экспрессивныхсинтагмах, образованных эмфатическими, эллиптическими и инверсионнымиконструкциями, ср.: no haber maldita la otra cosa = no haber nada («ничего»); Que decarne, ¡tan blanco el ojo! («Чтобы мяса, дудки») ← tan blanco el ojo que me diera decarne; por malos de mis pecados («за тяжкие мои грехи») ← por mis malos pecados;Cuantas blancas ofrecían tenía por cuenta («Всем монетам, которые жертвовали, онзнал счет») ← tenía por cuenta tantas blancas cuantas ofrecían, etc.
Примечательно,что структурные штампы являются средством выражения иронии персонажа, ср.:¡tan blanco el ojo! («дудки»), ¡Tal te la dé Dios! («Чтоб тебе Бог дал такую[жизнь]!»). Ироническая модальность речи персонажа формируется также внутриобразных рядов: комичен гротескный контраст единственной связки лука (unahorca de cebollas) и всех деликатесных сладостей (todas las conservas de Valencia),детального перечисления съедобных частей бараньей головы и обглоданныхкостей, сравнение глаз священника с ртутными шариками. Этой же цели служатвставленные в повествование реплики антагониста, вскрывающие его лицемерие.Чувство юмора Ласарильо вызывает к нему даже некоторую симпатию.Что же касается авторской модальности, то она создается более тонкимиприемами, формирующими подтекст.
Динамическое описание не изобилуетпрямыми повторами, тем значимее те немногочисленные ряды полных,дерривационных и паронимических повторов, объединенных стилистическимприемом игры слов, и тем теснее парадигматико-синтагматические связи текста.Так, составляющие короткого предложения-колофона: Finalmente me finaba de474hambre образуют единый смысловой ряд голода-смерти, преследующих героя;контрастом выступает чревоугодие и скупость его антагониста, причем обапорока, относящиеся к смертным грехам, выражены имплицитно через«гастрономическую» (ключевое слово – carne («мясо», «плоть»), к которомупаронимически иронично примыкает caridad) и «денежную» семантику.Лейтмотивом, объединяющим эти два ряда, служит ojo («глаз») – частотнаялексема фрагмента, аллюзивно отсылающая к первой главе романа.
Дело в том,что именно острое зрение скупого священника, как считает плут, привыкшийпользоваться слепотой предыдущего хозяина, обрекает его на лишения. Однакоименноэтамнимобезысходнаяситуацияспособствуетразвитиюизобретательности и изворотливости плута, скромно именуемых им самим Dios ymi saber («Бог и моя смекалка»). «Набожность» пикаро (на протяжении короткогофрагмента он четырежды упоминает Бога, в данной главе в общей сложности – 22разa, причем показательно, что свою плутовскую изворотливость Ласарильообъявляет наитием Святого Духа: alumbrado por el Espíritu Sancto (Lazarillo,p. 118)) – одна из авторских уловок, позволяющих подчеркнуть противоположноекачество – нечестивость, так что авторской иронией в равной мере пронизаныбогопротивная бдительность священника и «богоугодные уловки» плута.
Такимобразом, можно утверждать, что Ласарильо и его антагониста объединяет общийпорок – лицемерие.Итак двойная ирония – плута по отношению к хозяину и автора поотношению к рассказчику – представляет собой главную особенность модальнойструктуры текста и основанной на ней имплицитной техники «Ласарильо».Именно благодаря последней формируется концептуальное и формальноесвоеобразие жанра пикарески.
С одной стороны, с помощью устно-разговорногосинтаксиса, асинтаксическихточнее,благодаряструктурприспосабливающегосяксмысловымпредставленасуровойприращениямточкадействительностик семантикезренияплута,(показательно,чтоироническое отношение Ласарильо к окружающему миру иссякает по мере того,475как он в нем осваивается и, в конечном счете, превращается в своего); с другой – вформируемом на уровне композиционной структуры подтексте получаетвыражение точка зрения автора, который демонстрирует генетическое родстворазличных типажей, выведенных в романе, детерминированное условиями ихсосуществования в обществе.6.3. Лингвистические особенности стиля Сервантеса: от «Дон Кихота»до «образцового романа»Биография Мигеля де Сервантеса Сааведра (1547-1616), человека, чье имя –символиспанскойлитературы,аславанепревзойденаниоднимсоотечественником, представляет собой череду лишений.