Диссертация (1145153), страница 95
Текст из файла (страница 95)
Другая его особенность – красочная, пересыпаннаяпоговорками речь [там же: 101].М. Менендес-и-Пелайо именно с этим персонажем связывает самобытностькниги: «В этом романе, сочиненном в самом начале XIV века, возникаеторигинальныйперсонаж,чьяпрактическаяфилософия,выраженнаявпространных сентенциях, – не из книг, а из пословиц, паремиологического фонданашего народа. Рибальдо, герой совершенно чуждый предшествующей рыцарскойлитературе, представляет собой вторжение испанского реализма в жанрхудожественного вымысла, … и важность этого явления видится немалой, еслипринятьвовнимание,чтоРибальдо–единственныйизвестныйнампредшественник Санчо Пансы.
Большое количество пословиц (более 60),используемых Рибальдо в речи, делают это сходсто очевидным. ... Но Рибальдо –зародыш Санчо не только в отношении его языка, но и некоторых черт егохарактера. … Он ведет себя как зловредный и жадный, изворотливый и вороватыйпростолюдин, чей здравый смысл противостоит фантазиям его господина... Сдругой стороны, он готов к не меньшим, хоть и менее героическим приключениями опасностям [чем Сифар]. ... Хотя Рибальдо в своих приключениях напоминает458героя плутовского романа еще больше, чем славного оруженосца Дон Кихота, онотличается от обоих тем, что соединяет в себе мужество воина и хитрость.»[Menéndez y Pelayo 1959: 124-125], см.
также [Menéndez y Pelayo 1963a: 311-313].Итак,характеризуемыйперсонажсозданприочевидномвлияниифольклорного типажа хитреца, плута, чуждого рыцарскому роману [Menéndez yPelayo 1963a: 311], что позволяет говорить о началах реалистического хронотопа,так называемого фольклорного реализма (термин М.
М. Бахтина), которому чуждалюбаяидеализацияпространстваивремениикоторый,какотмечаетМ. М. Бахтин, «является неиссякаемым источником реализма и для всей книжнойлитературы, в том числе и для романа» [Бахтин 2000в: 78-79].Определенное сходство с «Рыцарем Сифаром» в плане отступления отжанровых канонов имеет один из лучших, по мнению М. Менендеса-и-Пелайо,уступающий лишь «Амадису» [Menéndez y Pelayo 1963a: 392], образецрыцарского романа, созданный в XV в. валенсийским автором ДжоанотомМартурелем (Joanot Marturell, 1413-1460), – «Тирант Белый», главный геройкоторого–безродныйМ.
А. Абрамовасчитает,рыцарь-солдат.чтоОтечественнаяосновнымпринципомисследовательницапостроенияэтогопроизведения является «переплетение элементов высоких и низких жанров»[Абрамова 1988: 8]. Наличие элементов исторического повествования, а такжеиспользование приема «снижения» в отношении заимствованных сюжетов игероев позволяет говорить о жанрово-стилевой полифонии этого произведения(подробнее см.
[там же: 7-12].) Сказанное, в некотором отношении, справедливо идля «Рыцаря Сифара», созданного полутора веками раньше, тогда когдаанонимный автор этого произведения, располагая обширным повествовательнымматериалом, не имел сколь-нибудь авторитетного образца для его изложения накастильском языке, т. е. должен был создавать новую повествовательную форму,позволяющую объединить разнородные элементы в стилевом единстве текста.Стилистическаяновизнанеизбежнозатрагиваетсюжетнуюикомпозиционную компоненты стиля. Несмотря на выраженную дидактичность459данного произведения, сюжетообразующие мотивы и взаимосвязанные с нимиперсонажи «Рыцаря Сифара» обнаруживают также авантюрный характер. Еслигерой дидактической литературы представляет собой аллегорическую фигуру, чтоне исключает его определенной национальной или социальной специфики, атакже позволяет создавать биографические аллюзии (ср.
сюжеты Хуана Мануэля),«вечный человек авантюрного сюжета» (М. М. Бахтин) лишен индивидуальности,причем сюжетные перипетии призваны лишь обнаруживать его биологическуюсущность, человеческую природу, мотивированную основными инстинктами(подробнее см. п. 3.1 главы 2). Переплетение дидактической и авантюрной линийпозволяет герою, успешно прошедшему испытания, не просто изменить,улучшить свое положение, но и в качестве вознаграждения поменять свойсоциальный статус, что и происходит с самим рыцарем Сифаром, ставшимкоролем (справедливости ради, этот персонаж является потомком королей), атакже с его безродным оруженосцем Рибальдо, произведенным в рыцари, и с егосыном Робоаном, превратившимся в императора.Авантюрно-дидактический синкретизм еще более явствен на уровнекомпозиции.
Причем речь идет не о чередовании повествовательных частей(«Рыцарь Божий», «Король Ментона», «Деяния Робоана») и дидактической части(«Наказ короля Ментона»), на которые традиционно делят текст «РыцаряСифара», а о вплетении морального начала в нарративную структуру похожденийгероев. Этот принцип объединяет не только приключения Сифара и его сынаРобоана, но и историческую (или историко-биографическую) часть, изложенную впрологе.
Если, как считает К. Гонсалес, структура «Рыцаря Сифара» строгобинарна, то, во-первых, моральные примеры (главы 5-6) и наказ Сифара сыновьям(главы 123-175) в качестве отступлений (digressio) вплетены в авантюрную тканьпохождений отца и сына соответственно, подобно тому, как в их реалистичныйплан включены фантастические эпизоды (о Дерзком Рыцаре и о ЧудесныхОстровах); во-вторых, история паломничества архидиакона мадридского ФернанаМартинеса и сопровождения им в Толедо останков кардинала Гонсало Гарсиа460Гудьеля параллельна не только вымышленной истории благоразумного рыцаряБожьего, но и самого автора, или «переводчика» (traslador) этой истории схалдейского на латынь и с латыни на кастильский, языковой основой этойаналогииявляетсямногозначностьфункцииtraslador(«перевозчик»,«переводчик») [González 1983: 35-45].Сюжетное и композиционное единство, безусловно, относятся к важнымстилистическим новшествам, введенным анонимным авторам, но наиболееявственно стилевая оригинальность «Рыцаря Сифара» выступает на собственноязыковом уровне.
Именно язык позволяет отнести это синкретичное (авантюрнодидактическое) произведение словесного искусства к жанру романа. Такимобразом, чтобы выявить характерные черты повествовательной техники «РыцаряСифара», обратимся к лингвистическому анализу небольшого фрагмента егопервой части:Pero que después que fueron a dormir, llegaron atantos lobos a aquella torre, quenon fue sinon maravilla, de guisa que después que ovieron comido los lobos aquellacarniça que fincara de fuera, querían entrar a la torre a comer a ellos, e non se podíandefender en ninguna manera; [e tanto los aquexaron que levaron al ribaldo la una faldade la saya, que teníe untada de la sangre del çiervo, de manera] que en toda esa nochenon podieron dormir nin folgar feriéndolos muy de rezio.E en esto estando, arremetióse un lobo grande al cavallero, que estava en derechode la puerta, e fuelo travar de la espada con los dientes e sacógela de la mano e echólafuera de la torre.
“¡Santa María val! –dixo el cavallero– ¡levádome el espada aqueltraidor de lobo e non he con qué defenderme!” “Non temades –dixo el ribaldo–; tomadeste mio estoque e defendet la puerta, e yo cobraré la vuestra espada.” E fue al rencónde la torre do avía cozinado e tomó toda quanta brasa ý falló e púsolo en pajas e conlleña e paróse a la puerta e derramólo entre los lobos; e ellos, con miedo del fuego,redráronse de la torre e [el ribaldo cobró el espada e diola al cavallero, e demientra quelas brasas duraron del fuego, a la puerta de la torre] non se llegaron ý los lobos, ante sefueron yendo e apocando. E çertas, bien sabidor era el ribaldo, ca de ninguna cosa nonhan los lobos tan grant miedo como del fuego.
Pero que era ya çerca de la mañana, enmanera que quando fue el alva non fincó ý lobo ninguno. “¡Por Dios –dixo elcavallero–, mejor fuera pasar las vergüenzas de la çibdat que non tomar esta mala nocheque tomamos!” “Cavallero –dixo el ribaldo–, sí va ome a paraíso, ca primeramente hade pasar por purgatorio e por los lugares mucho ásperos ante que allá llegue; e vos anteque llegades a grant estado al que avedes a llegar, ante avedes a sofrir e a pasar muchascosas ásperas.” “E amigo –dixo el cavallero–, ¿quál es aquel estado a que he de461allegar?” “Çertas non sé –dixo el ribaldo–, mas el corazón me da que a grant estadoavedes a llegar e grant señor avedes a ser.” “Amigo –dixo el cavallero–, vayámosnos enbuen ora e punemos de fazer bien, e Dios ordene e faga de nos lo que la su mercedfuere.”Andudieron ese dia tanto fasta que llegaron a vna villeta pequeña que estaua amedia legua del real de la hueste.
E el cavallero Zifar, ante que entrasen en aquellavilleta, vio una huerta a un valle muy fermoso, e [avía allí un nabar] muy grande. Edixo el cavallero: “¡Ay, amigo, qué de grado conbría esta noche de aquellos nabos, sioviese quien me los sopiese adobar!” [“Señor”, dixo el ribaldo, “yo vos los adobaré.”]E llegó con el cavallero a una alberguería, e dexóle ý e fuese para aquella huerta con unsaco; e falló la puerta çerrada, e sobió sobre las [paredes e saltó dentro, e començó dearrancar de aquellos nabos, e los]; mejores metía en el saco; e arrancándolos, entró elseñor de la huerta, e quando lo vio, fuese para él e díxole: “Çertas, ladrón malo, vosiredes comigo preso ante la justiçia, e darvos han la pena que meresçedes porqueentrastes por las paredes a furtar los nabos.” “¡Ay, señor, –dixo el ribaldo–, sí vos déDios buena andança, que lo non fagades, ca forçado entré aquí.” “E cómo forçado?” –dixo el señor de la huerta– [“ca non veo en ti cosa por que ninguno te deuiese fazerfuerça, sy vuestra maldad non vos la fiziese fazer”].