Диссертация (1145153), страница 94
Текст из файла (страница 94)
Следует отметить безупречную, предельно эксплицитнуюсвязность периодов и их частей (por la qual («по причине которой»); porqueprimeramente («поскольку, во-первых»); lo otro porque («во-вторых, потому что») ит. д.), которую Р. Менендес Пидаль справедливо назвал избыточной: «Союзыporque и pues появляются в начале множества фраз с ученической цельюустановить вещественную связь (курсив наш. – И. Ш.) с предыдущей фразой, в товремя как было бы достаточно, если бы связь эта осуществлялась простомысленно (corriera solamente a cargo del pensamiento)» [Menéndez Pidal 1978: 117].Важнейшим выразительным средством у этого автора являются синонимическиеповторы, уравновешенные в синтагме и выстроенные в парадигму. Помимориторического синтаксиса (равновеликие части, рамочная конструкция), можноотметить также общий параллелизм и градацию, проявляющиеся в концентрациине только концептуального, но и экспрессивного содержания.
Парадигматическоеизмерение текста, таким образом, явно превалирует над синтагматическим,придавая ему характер sermo gravis.453Итак,анализтекстовблизкогосодержанияпозволилпредставитьлингвистические черты авторского идиолекта каждого из писателей-мистиков,которые можно резюмировать в следующих положениях.Стильсв. Тересыопределяетсячувствомязыка(причемскорееинтуитивным, чем аналитическим), на котором она изъясняется. Именно эточувство, на наш взгляд, позволяет ей свободно манипулировать синтаксическимиструктурами, предпочитая выразительные модели компрессивного синтаксисаэксплицитным построениям, привлекая в письменный язык экспрессивныеструктуры устно-разговорной речи и комбинируя элементы sermo humilis и sermosublimis (gravis). Более того, язык св. Тересы демонстрирует абсолютнуюдоминанту синтаксиса над лексическим уровнем, ярким показателем чемуявляется свободная интерпретация лексики.Св.
Хуан достигает высшей степени творческой свободы в поэтическомсинтезе, но при этом язык его прозы подчинен необходимости рационализировать,эксплицировать суггестивные поэтические образы, сводя их к единственномуобъяснению, как того требует доктрина.Фрай Луис как поэт, переводчик и апологет кастильского языка по примеруантичных авторов создает собственную концепцию поэтического стиля. Причемлучшее в его творчестве – символическая поэзия, принципом создания которойявляется тщательный отбор языковых средств, а лучшие образцы его прозыподчиненыимплицитномувыражениюконцептуального(религиозно-философского) содержания.Так называемый «мистический язык» представляет собой концепт-фикцию,поскольку язык произведений писателей-мистиков отличается высокой степеньюиндивидуальности.Именноблагодарястилистическомуразнообразиюмистическая литература сыграла важную роль в становлении национальноголитературного стандарта.4546.
Стилистика романного жанра на пути становления романа новоговремени6.1. «Рыцарь Сифар»: особенности становления нарративной техникиРыцарский роман (libros de caballerías, novela caballeresca – в испанскойфилологической традиции это не просто термины-дуплеты, ряд исследователейвводит диахронические, диатопические и собственно жанровые критерии ихразличения, см. [González 1983: 45-56]) представляет собой интереснейшееявление в истории средневековой литературы. Известно, что в испанскойлитературе этот жанр не получил столь широкого распространения, как воФранции, Англии и других западноевропейских государствах.
Объяснениеданному факту, вероятно, следует искать, исходя из специфики данного жанраотносительно других литературных жанров. «Особенность рыцарского романа, –пишет Е. М. Мелетинский, – заключается в том, что он ориентирован не навнешние образцы, непосредственно почерпнутые из самой жизни, а натрадиционные, в конечном счете архетипические образцы и отношения.Используя богатое архетипическое наследие сказок и легенд (курсив наш.
– И. Ш.)– своих, иноземных, античных, он постоянно создает и нечто вроде собственнойроманной художественной мифологии.» [Мелетинский 1983: 8] Вместе ссюжетами и мотивами рыцарский роман почерпнул из мифов, сказок, легенд ипреданий веру в чудесное, идеальное и потребность в чуде и идеале. Чудесныймир в авантюрном времени – так характеризует хронотоп рыцарского романаМ. М. Бахтин [Бахтин 2000в: 83]. Значит ли это, что в средневековой Испанииотсутствовала такая потребность? Анализируя эту ситуацию, А. А. Смирновпишет: «...французские романы, послужившие источником для всех этихпроизведений, ощущались в Испании вначале как нечто чужеродное иэкзотическое,посколькунеобузданная,полумистическаяфантастикаиромантическая утонченность любовного чувства, типичные для породившего эту455литературу культурного общества Франции, были мало понятны сильноотставшему в своем развитии и гораздо менее сословно определившемусяиспанскому рыцарству.
Вполне естественно поэтому, что в ранних испанскихобработках этих романов, так же как и в оригинальных испанских романах,возникших по их образцу, произошло значительное изменение стиля французскихкуртуазных повестей. Их идейное и психологическое содержание значительноупрощается в испанских версиях, авторы которых отказываются от сублимациилюбовного чувства и утонченного анализа душевных переживаний, от всякихвообще сложных концепций и углубленной проблематики ради еще большегоусиления авантюрного и фантастического элемента, с привнесением, однако, визображаемое известной конкретности, струи рассудительности и дажеюмора.
Все это можно наблюдать в испанской обработке истории Тристана... Ноеще яснее это обнаруживается в “Рыцаре Сифаре”... (курсив наш. – И. Ш.)»[Смирнов 1969: 97-98] В целом признавая справедливость данных суждений,отметим, однако, что ослабленный интерес к рыцарскому роману в средневековойИспании, по всей видимости, с лихвой компенсировался той популярностью,которуюимеларазнообразнаясинкретичнаявжанровомотношениидидактическая литература (ср. «Книгу Благой Любви», «Графа Луканора»).Для выявления национальной специфики этого наднационального жанраобратимся к «Рыцарю Сифару» (Caballero Zifar) – раннему образцу испанскогорыцарского романа и, возможно, первому в истории испанской литературыроману, коим его считает М.
Менендес-и-Пелайо, солидаризуясь с мнениемнемецкого филолога Байста [Menéndez y Pelayo 1963a: 314]. Речь идет опрозаическом тексте на кастильском языке, созданном около 1300 г., т. е.предшественнике большинства литературных сочинений, рассмотренных намивыше.«Книга о рыцаре Сифар, или История рыцаря Божьего по имени Сифар,который за свои добродетельные поступки и героические деяния стал королемМентона» (Historia del caballero de Dios que había por nombre Zifar, el cual por sus456virtuosas obras et hazañosos hechos fue Rey de Mentón), по признаниюМ.
Менендеса-и-Пелайо, долгое время игнорировалась испанскими историкамилитературы, но вызывала живой интерес зарубежных исследователей [ibid: 313].Дело, видимо, в том, что по своей эстетической ценности это произведениезначительно уступает близким во времени сочинениям Хуана Мануэля и тем болееХуана Руиса, равно как и более поздним рыцарским романам («АмадисГалльский», «Тирант Белый»). Так, фабульная «тяжеловесность» «РыцаряСифара» заставляет исследователя начинать его анализ с пересказа сюжета (см.[Menéndez y Pelayo 1963a: 296-300; González Muela 1982: 7-9]). Другим общимместомфилологическойкритикиявляетсяперечислениемногочисленныхисточников этого текста. Дело в том, что только в жанровом плане у «РыцаряСифара» как минимум два основных источника: византийский роман как прообразагиографической литературы и французский (бретонский) рыцарский роман.
Чтоже касается сюжетного плана, то близкие по своему чудесному, фантастическомухарактеру житийные и марийные мотивы, с одной стороны, и авантюрнорыцарские, с другой, переплетаются с дидактическими, мифологическими и дажеэпическими мотивами (ср. отмечаемый исследователями параллелизм зачинаизгнания Сида и Сифара [González Muela 1982: 10]).Итак, фабульный материал романа не отличается оригинальностью, почтивесь он представляет собой заимствование из восточных (арабских) и романских(французских и итальянских) источников.
Но, по замечанию А. А. Смирнова,«способ соединения составляющих “Рыцаря Сифара” сюжетных и стилевыхэлементов чрезвычайно оригинален и не находит точных аналогий в литературедругих европейских народов того времени» [Смирнов 1969: 98], чему, вероятно,способствовала культивируемая в испанской литературе со времен Альфоса Х иярковыраженнаявболеепозднем«ГрафеЛуканоре»дидактичностьповествования. Более того, именно логика изложения морального примера, какпоказал В. П.
Григорьев, лежит в основе композиционного построения книги: зареалистическим началом следуют, как того требует жанр, необычные, волшебные457условия испытаний, затем происходит истолкование последних в моральномплане, переходящее в общие размышления (подробнее об этом см. [Григорьев1975: 58]). Заметим, что композиционно-организующим началом «истинного»рыцарского романа выступает идея испытания [Бахтин 2000в: 34].«Своеобразная “дидактика” прикреплена также к образу оруженосцаРибальдо, – пишет А.
А. Смирнов. – Это полукомический персонаж, сынкрестьянина, самое имя которого указывает на его характер (ribaldo “плут”,“бродяга”), совмещает в себе черты хитрости, грубой силы, упрямства, обжорстваи вместе с тем добродушия, подлинного мужества и верности своему господину»[Смирнов 1969: 100]. Безусловно, у этого персонажа есть прототипы взападноевропейских рыцарских романах, однако, как отмечает А. А. Смирнов,персонаж «Рыцаря Сифара» не наделен чудесными свойствами: он не великан, асамый обыкновенный человек.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
