Диссертация (1145153), страница 101
Текст из файла (страница 101)
Впятьдесят лет он погрузился в чтение рыцарских романов и принялся есть тяжелые обеды, включая блюдо, котороеодин переводчик назвал “resurrection pie” (duelos y quebrantos, буквально: “муки и переломы”), – “котелок варева,на которое идет мясо скотины, сломавшей шею, упав с обрыва”. “Муки” относятся не к мучениям скотины – о нихникто не думал, – а к чувствам, которые испытывали хозяева овец и пастухи, обнаружив потерю. Недурной ходмысли.» [Набоков 1998а: 495-496] Такая трактовка, как указывает М.
В. Зеликов, основана на брахилогии(недосказанности) как экспрессивном средстве языка писателя: «сам Сервантес хорошо сознавал роль компрессиикак приема, обеспечивающего связность и выразительность текста» [Зеликов 2005б: 8].484намек, предваряющий портрет героя, подкрепляется многозначностью глагольногопредикатаconsumir,объединяющегосемантическиерядыеды,худобы,тревожности, истребления и пр.Семантику «итога», «конца» подхватывает глагол сoncluir, развивая мотивблагородной нищеты или нищего благородства, изрядно приправленный иронией.Ср. непереводимую игру слов, построенную на звуковом и морфологическомуподоблении-расподоблении в синтаксическом ряду: velarte, velludo, vellorí – слов,называющих различные ткани, но не без аллюзии на стремительно иссякающееизящество по мере огрубления ткани и степени изношенности платья. Наличиеключницы, племянницы и единственного слуги в доме героя перекликается сописанием жилища благородного деревенского дворянина фрай Антонио деГевары (ср. приведенную выше цитату из «Презрения…»).Что же касается внешности протагониста, то ее описание представленолегкоузнаваемымисовременникамипросопографическимиштампами,имплицирующими психологический портрет героя.
Ср. портрет Дон Кихота иследующий пассаж из трактата «Исследование дарований к наукам» (Examen deingenios para las ciencias, 1575) современного Сервантесу испанского автора ХуанаУарте де Сан Хуан: Y es la razón natural que los humores que hacen las carnes blandasson flema y sangre, por ser ambos húmidos, como ya lo dejamos notado; y destos hadicho Galeno que hacen los hombres simples y bobos; y por el contrario, los humoresque endurecen las carnes son cólera y melancolía, y destos nace la prudencia ysabiduría que tienen los hombres.
De manera que antes es mal indicio tener las carnesblandas que secas y duras. Y, así, en los hombres que tienen igual temperamento portodo el cuerpo, es cosa muy fácil colegir la manera de su ingenio por la blandura odureza de carnes; porque si son duras y ásperas, señalan o buen entendimiento o buenaimaginativa, y si blandas lo contrario, que es buena memoria y poco entendimiento ymenos imaginativa (Examen de ingenios, p.
365-366) («И естественно, что жидкости,делающие плоть мягкой – это лимфа и кровь, поскольку обе они влажные, как мыранее заметили; и это они, как говорит Гален, делают человека простоватым и485глупым; и наоборот, жидкости, делающие плоть твердой, – желтая и чернаяжелчь, из которых в человеке рождается благоразумие и мудрость. Такимобразом, скорее плохой знак – мягкая плоть, чем худая и твердая.
И,следовательно, для людей с единой конституцией всего тела, весьма легковыявить способности, исходя из мягкости или жесткости их плоти; посколькуесли она твердая и жесткая – это означает либо большой ум, либо богатоевоображение; а если она мягкая – хорошую память при малом уме и скудномвоображении»).меланхолическийТакимтипобразом,наштемперамента,геройявляетнаделенныйумомсобойихолерикотворческимвоображением. Для уточнения «диагноза» приведем еще один фрагмент изцитируемого трактата: Demócrito abderita fue uno de los mayores filósofos naturalesy morales que hubo en su tiempo, aunque Platón dice que supo más de lo natural que delo divino; el cual vino a tanta pujanza de entendimiento allá en la vejez que se le perdióla imaginativa, por la cual razón comenzó hacer y decir dichos y sentencias tan fuera detérminos, que toda la ciudad de Abderas le tuvo por loco.
Para cuyo remediodespacharon apriesa un correo a la isla de Coy, donde Hipócrates habitaba, pidiéndolecon gran instancia, y ofreciéndole muchos dones, viniese con gran brevedad a curar aDemócrito, que había perdido el juicio. Lo cual hizo Hipócrates de muy buena gana,porque tenía deseo de ver y comunicar un hombre de cuya sabiduría tantas grandezas secontaban.
Y, así, se partió luego; y llegando al lugar donde habitaba, que era un yermodebajo de un plátano, comenzó a razonar con él. Y haciéndole las preguntas queconvenían para descubrir la falta que tenía en la parte racional, halló que era el hombremás sabio que había en el mundo. Y, así, dijo a los que lo habían traído que ellos eranlos locos y desatinados, pues tal juicio habían hecho de un hombre tan prudente. Y fuela ventura de Demócrito que cuanto razonó con Hipócrates en aquel breve tiempofueron discursos de entendimiento y no de imaginativa, donde tenía la lesión (ibid,p.
207-209) («Демокрит из Абдер был одним из виднейших натурфилософов иморалистов своего времени, хотя Платон говорит, что он больше смыслил вфилософии природы, чем в философии божественного, который к старости так486развил разум, что потерял способность воображения, вследствие чего началделать и говорить полные несуразности, так что весь город Абдеры считал егосумасшедшим.
Для его излечения было срочно отправлено известие на островКос, где жил Гиппократ, в котором его настойчиво просили, обещая богатоевознаграждение, прибыть как можно скорее для врачевания потерявшего рассудокДемокрита. Гиппократ сделал это весьма охотно, поскольку желал видеть иобщаться с человеком, о великой мудрости которого был наслышан. Итак, он тутже пустился в путь и, прибыв к месту пребывания Демокрита, пустоши подпальмой, завязал с ним беседу.
И, задав ему вопросы, которые помогаютобнаружить изъяны по части рационального, нашел, что он самый мудрый человекна свете. Так что Гиппократ сказал тем, кто его вызвал, что сами онисумасшедшие и безрассудные, поскольку такое суждение высказали о стольблагоразумном человеке.
А на счастье Демокрита, все, что он говорил Гиппократув их очень краткой беседе, были речи, связанные с рассудком, а не своображением, которое было у него повреждено»).1 Любопытно, что внешне«мудрый безумец» Демокрит поразительно напоминает Дон Кихота, ср.: Et ipseDemocritus ... valde pallidus ac macilentus, promissa barba... (ibid, p. 208-209) («Исам Демокрит … крайне бледен и тощ, с длинной бородой…»).Как и подобает эпическому персонажу, о нем упоминается в письменныхисточниках, в которых он, как истинно фольклорный персонаж, появляется подразными именами (показательно, что оба варианта фамилии протагониста Quijadaи Quesada являются одновременно именами нарицательными, тогда как принципправдоподобиязаставляетавторапридатьейформулингвистическогоантропонима, на которую указывает суффикс -ana).Эпическое же требование правдивости, которым завершается данныйпассаж, связано не только с правдой жизни, но и, как показывает правый контекст,с правдой литературного слова (над которой столь беспощадно надругались1С анектодом о Демокрите перекликается рассказ священника о сумасшедшем лиценциате из Севилии в главе Iвторой книги «Дон Кихота» (Don Quijote, p.
541-543). В повреждении воображения заключалось такжесумасшествие Томаса Родахи, лиценциата Видрьеры, ср.: Imaginóse el desdichado que era todo hecho de vidrio...(Licenciado Vidriera, p. 335) («Вообразил несчастный, что был он весь из стекла...»).487сочинители тех самых рыцарских романов, от которых повредился рассудокбедного идальго), с авторской правдой, как общим требованием для большинствалитературных жанров. Можно предположить, что именно эта установка и увелаавтора с узкой тропы пародийного жанра, увлекая на широкие романныепросторы, где смешались, казалось бы, параллельные хронотопы эпоса ибытового (новеллистического) повествования, куртуазной (идеально-чудесной)повести и научного изложения и пр., создавая многомерное пространствороманного слова, гибрид существующих жанров и, что главное, языковой гибрид,представляющий собой высшее единство, называемое литературным языком.Начатый на рубеже веков, роман «Страдания Персилеса и Сихизмунды» былзавершен лишь в конце жизни Сервантеса, что объясняет отчетливое выделение внем двух частей.
Начиная это произведение, Сервантес ориентировался настилистику византийского любовно-авантюрного романа, образцом которогоявляется «Эфиопика» Гелиодора, что и указано в прологе. Однако, как считаетМ. Менендес и Пелайо, в большей степени, чем «Эфиопика», этому сочинениюСервантеса родственна «История Кларео и Феорисеи» Ахилла Тация. Как тоготребует жанр, герои Сервантеса под вымышленными именами направляются вРим за папским благословением на брак. Путь их из варварского севера,Исландии, в столицу христианского мира Рим призван символизировать движениечеловечества от языческого варварства к христианскому порядку.