Диссертация (1145153), страница 103
Текст из файла (страница 103)
обретение правдивостижизни – жизни, которая, как и во всем барокко, разворачивается посредине междумиром верха и низа, спасения и проклятия. Третий предел [образноизобразительный] – это открытие стихийности ... в изображении низкой, телесной,вещественной действительности» [там же: 480].492Очевидно, что указанные стилистические черты создаются благодаряособому использованию языка, который в литературе барокко из средстваизображения становится одним из его основных объектов. На то, чтоиспользование языка может стать практически самоцелью, указывал К. Фосслер вработе «Философия языка», связывая эту особенность с таким состояниемкультуры, когда у людей нет необходимости сообщать друг другу важные инепримиримые между собой факты или – добавляет от себя цитирующий этумысль немецкого филолога Ф.
Ласаро Карретер – когда у них нет возможностиговорить о важном и проблемном. Подобная ситуация, по мысли испанскогоавтора, характерна для Испании времен Контрреформации [Lázaro Carreter 1982:10-11]. «В этих обстоятельствах разум выдающихся людей, который, несмотря нина что, жив, выделяет в качестве секрета иронию, юмор, сарказм; или находитприбежище в эстетизации; или замыкается в своей горечи, находя спасение вморальной рефлексии, которая не продвигается, не завоевывает неизвестныеразуму территории, а лишь всматривается в уже известное… Подобныехарактеристики свойственны нашей культуре барокко.
И именно в такую эпохуязык утверждается в своей значимости в качестве объекта, ценой утраченнойспособности сообщать важное и крамольное» [ibid: 11]. Не удивительно, чтовеличие выдающихся авторов испанского барокко, таких как Луис де Гонгора-иАрготе, Педро Кальдерон де ла Барка, Франсиско де Кеведо-и-Вильегас, БальтасарГрасиан-и-Моралес – именно в их языке.7.1. Характерные черты культеранизма в поэтическом языке ГонгорыОдна из ключевых фигур испанской барочной поэзии – Луис де Гонгора-иАрготе (1561-1627). Поэтический язык Гонгоры, на наш взгляд, весьма рельефнообнаруживает достижение риторическим словом первого из указанных вышепределов. Как отмечает Д.
Алонсо, «стиль Гонгоры – это фиксация иинтенсификация, доведенная поэтом до предела, некоторых стилистических493приемов, традиционных для поэзии Ренессанса», «это синтез и конденсациягреко-латинской традиции на испанской почве» [Alonso 1961: 218, 220]. По мыслииспанского филолога, Гонгора в противоположность поэтам-романтикам, скоторыми его принять сравнивать ввиду общности некоторых формальныхприемов, не был ни новатором, ни тем более революционером поэтического слова.Напротив, он был консерватором, который довел до предела культеранизм (иликультизм), т. е. увлечение латинизмами, грецизмами и прочими заимствованиямиподчеркнуто ученого характера, зародившееся в Испании еще в эпохусредневековья, характерное для Ренессанса и достигшее апогея в литературебарокко благодаря творчеству Гонгоры и его последователей [ibid: 215].Лингвистические черты культеранизма заключаются в систематическом, почтинавязчивом повторе ученой лексики, в увлечении ученым (латинизированным)синтаксисом: длинным периодом, обилием придаточных и приложений, двойнымаккузативом, абсолютным аблативом и т.
д., а также в чрезмерном использованиистилистических фигур (параллелизма, гипербатона, перифразы и др.) и тропов,что и стало поводом для острой критики этого явления современниками, вчастности представителями консептизма, течения отчасти антагонистичного,отчасти аналогичного, к которому принадлежали Кеведо и Грасиан (см. ниже).Схематизируя черты отличия в стилистике культистов и консептистов,исследователи обычно отмечают амплификацию как на уровне синтаксиса, так и виспользовании тропеизмов в качестве ведущего приема в творчестве первых,противопоставляя ее лаконизму, компрессии, характеризующим стиль последних[Alonso 1993: 42-46].
Причем корни «маньеристской» метафоры (нагроможденияобразного ряда, аллюзий и загадок) и усложненного синтаксиса Гонгорынемецкий исследователь Х. Хатцфельд склонен видеть во влиянии восточной(арабской) стилистики, что вполне объяснимо для уроженца Кордобы [Hatzfeld1973: 97-98].Черты культеранистской стилистики проследим на примере одного излюбовных сонетов испанского поэта.494La dulce boca que a gustar convida1un humor entre perlas distilado,y no a invidiar aquel licor sagradoque a Júpiter ministra el garzón de Ida,amantes, no toquéis, ni queréis vida;5porque entre un labio y otro coloradoAmor está, de su veneno armado,cual entre flor y flor sierpe escondida.No os engañen las rosas, que a la Aurora9diréis que, aljofaradas y olorosas,se le cayeron del purpúreo seno;manzanas son de Tántalo, y no rosas12que después huyen del que incitan ahora,y sólo del Amor queda el veneno.
(Góngora, Sonetos, p. 135)Обращает на себя внимание тот факт, что данный сонет, датированный1584 г., т. е. относящийся к раннему этапу творчества Гонгоры, нагляднодемонстрирует те особенности его поэтической манеры, которые впоследствиистали визитной карточкой «гонгоризма». Можно предположить, что творчествоиспанского поэта явилось практической реализацией некоей программнойустановки, сложившейся еще в начале его творческого пути.Хронотоп данного текста, в котором абстрактное содержание переданообразными средствами, имеет пространственную доминанту. Это проявляется втом, что представленная картина действительности рассчитана на комплексноезрительно-тактильно-обонятельно-вкусовое восприятие, иными словами, онавоздействует на все пространственно ориентированные органы чувств, причемкаждый из них получает вполне конкретную информацию: красный цвет,предостережение от непосредственного контакта (прикосновения), цветочноеблагоухание (роз) и сладкий вкус божественного напитка.
Отметим, что полнотачувственного восприятия картины сообразна принципам античной эстетики.В субъектно-объектные отношения вступает несколько пар актантов, причемв текстообразующих синтаксических структурах можно выделить две субъектныегруппы: субъекты-агенсы и субъекты-каузаторы. При этом последние (к ним, в495свою очередь, принадлежат две подгруппы активных сущностей) проявляют своюкаузативную функцию имплицитно. Первую подгруппу каузаторов образуют«соблазнительные» предметы, которые всем своим видом воздействуют навлюбленных, зовя (convidar a gustar), маня (engañar), побуждая (incitar): la dulceboca («сладкий рот»), rosas («розы»), manzanas («яблоки»).
Предметный характервсех этих соблазнов заставляет искать истинного обольстителя. Это лишеннаяформальных признаков каузатора змея Амур (особо отметим, что «sierpe Amor»здесь – античное божество, а не абстрактное многозначное, как показал ещеархиепископ Итский, понятие Любовь). При этом роль жертвы объединяетпотенциальных любовников с мифологическими фигурами, пострадавшими отковарства высших сил, – Авророй и Танталом. Что касается формальныхпоказателей синтаксисических построений, то обращает на себя вниманиеэмфатико-инверсионный характер структур, обнаруживающий, с одной стороны,тенденцию к расширению и затруднению поиска смысла, но, с другой, гибкостьиспанского поэтического синтаксиса.Пространственнымпластическийобраз,соположениемобусловливающийчастейобщейдескриптивныйкартиныпосоздаетсяпреимуществухарактер текста.
Отсутствие временной координаты в сущности позволяетоперировать фактами и готовыми постулатами, что не означает, впрочем,отсутствиясобытийного,фабульногоматериала.Последнийпредставленимплицитно, в аллюзиях, таким образом что восстановленная с помощьюмифологического тезауруса событийная канва содержит основное идеологическоесодержание текста, которое будет выявлено ниже при анализе имплицитногоуровня.В основе модальной структуры сонета лежит контраст видимого иреального, иными словами, ложного и истинного, реализуемый в бинарнойструктуре: утверждение vs. отрицание. Cинтактико-стилистическим выражениемданной оппозиции выступает формула A y no B («A а не B») (см.
стихи 1-4, 12),являющаяся визитной карточкой синтаксиса испанского поэта (об этой и496подобных формулах в поэзии Гонгоры см. [Alonso 1961: 152-156]). К модальнойспецифике сонета относится наличие эксплицитного обращения-предостереженияк потенциальным жертвам, субъект которого обезличен: им мог бы быть сам автор(на манер Овидия в «Науке любви» или «Лекарстве от любви»), если быимплицитная сюжетно-композиционно-образная структура, т. е.
структура стиляне заставляла думать о присутствии высшего авторитета.Сюжетная структура данного сонета, сообразно его дидактическойнаправленности, базируется на деонтической составляющей нарушения запрета.При этом ключевой момент сюжета обрамлен мотивами чувственного обольщенияи неотвратимой расплаты.
Форма этой расплаты – разочарование – один изпопулярнейших мотивов барочного искусства, основанный на трагическомразладе кажимости и сущности, синкретичным выражением которого здесьвыступаетисточаемаяАмуром«сладостьяда»(lodulcedelveneno),композиционно обрамляющая текст (подробнее о композиции см. ниже), причемсам источник скрыт. Эта прячущаяся опасность – не ходульный образлегкокрылого златокудрого юнца Амура или младенца Купидона, вооруженноголуком и стрелами, а более изысканная фигура скрывающегося в густой травеядовитого змея – прозрачная реминесценция из Вергилия, ср.: Qui legitis flores ethumi nascentia fraga,/ frigidus, o pueri, fugite hinc, latet anguis in herba (Bucolicae III,93-94) («Дети, вы рвете цветы, собираете вы землянику,/ прочь убегайте: в траве –змея холодная скрыта»). Примечательно, что речь идет о одном из сквозныхмотивов творчества Гонгоры, характерном как для раннего, так и для позднего егоэтапов.
Ср. строфу из сонета, датированного тем же 1584 г.: bella ninfa la planta malsegura/ no tan alborotada ni afligida/ hurtó de verde prado, que escondida/ víboraregalaba en su verdura (Góngora, Sonetos, p. 136) («прекрасная нимфа легкую стопубесшумно и бесстрастно унесла с зеленого луга, скрывавшего гадюку в зеленигустой»), а также строки из поэмы «Миф о Полифеме и Галатее» (1612 г.), вкоторых данный мотив получает яркое пластическое воплощение: En la rústicagreña yace oculto/ el áspid, del intonso prado ameno,/ antes que del peinado jardín497culto/ en el lascivo, regalado seno;/ en lo viril desata de su vulto/ lo más dulce el Amor,de su veneno;/ bébelo Galatea, y da otro paso/ por apurarle la ponzoña al vaso(Polifemo, XXXVI) («В диких зарослях непричесанного уюта луга прячется аспид,скорее чем в соблазнительном, приятном лоне ухоженного сада; в мужскую плотьвливает Амур всю сладость из бурдюка своей отравы; испей его, Галатея, и будьготова осушить всю чашу яда»).Сюжет анализируемого сонета лишен конкретики и представлен врудиментарном виде.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
