Диссертация (1145153), страница 81
Текст из файла (страница 81)
Тем не менее, как отмечают исследователи,подобное влияние и высокая тематика не исключает стилистического своеобразия:Хуан Мануэль сочиняет свои книги «в манере, которую в Кастилии называют“побасенки”» [Cuenca 1975: 253]. В этой манере он пересказывает в «Книге осословиях» старинную индийскую легенду о Варлааме и Иосафате 1, перенесядействие на испанскую почву.
В «Книге советов... или Книге без конца» (Libro delos castigos..., Libro infinito), название которой в отечественной традицииошибочно переведено как «Книга о наказаниях», см. [Плавскин 1986: 97]), авторпроявляет новаторство, не характерное для сочинений подобного жанра:формулируя поучения сыну относительно самых разнообразных проблем, ХуанМануэль апеллирует прежде всего к собственному опыту, личному примеру. Этаже тенденция, но уже в имплицитной форме, находит выражение и в вершине еготворчества, «Книге примеров графа Луканора и Патронио» (Libro de losenxiemplos del Conde Lucanor et de Patronio), или просто «Графе Луканоре».1Это одна из популярных в средневековой Испании восточных притч, переведенных на кастильский язык.Известно, что гораздо более значительную роль, по сравнению с «учеными» жанрами (сборники афоризмов,моралистических сентенций, нравоучений), в истории испанской литературы сыграли книги, в которыхпересказываются и интерпретируются разные дидактические сочинения (притчи, басни и новеллы).
По своейжанровой отнесенности большинство таких книг принадлежит к восточной «обрамленной повести». (На испанскойпочве начало этому повествовательному жанру положили «Наставления клирику» Петра Альфонса.) Благодарятрудам переводчиков Толедской школы широкому кругу испанских читателей стали доступны и обрелипопулярность «Калила и Димна» (сборник апологов и притч о животных, вложенных в уста двух шакалов,переведен в середине 13 в. с арабского и восходит к санскритскому памятнику «Панчатантра»; был известен таже вДревней Руси в переводе с византийского под названием «Стефанит и Ихнилат»), «Сендебар» (переведен наиспанский в 1253 г.
под названием «Книга об обманах и хитростях женщин» Libro de los engannos et losasayamientos de las mujeres) и, наконец, «Варлаам и Иосафат» (восходит к легенде о Будде: отец держит сына взаключении, чтобы тот не пришел, согласно предсказанию, в христианство).392Общие герои (граф Луканор и его наставник Патронио), а такжедиалогическая форма, в которой изложена их беседа, являются важными, но неединственными приемами создания композиционного единства текста.
Сюжеты,изложенные в примерах, не оригинальны (среди источников «Графа Луканора» –сборники «Калила и Димна», «Сендебар», «Варлаам и Иосафат», сатирическая«Книга о котах», «Книга чудес» Григория Турского, Библия, басни Федра и Эзопа,средневековые латинские и испанские хроники (Gesta romanorum, Gran conquistade Ultramar), эпические поэмы (см. примеры XVI, XXXVII) и др.), нонесомненной новизной отличается манера их изложения, связанная с его«практической моралью», направленной не только на заботу о спасении души, нои на заботу о чести (honras) и имуществе (haciendas). Непосредственноеотношение к характеру «практической морали» дона Хуана, а также к известномупо альфонсовым хроникам приему амплификации имеет такая разновидностьпоследнего, как испанизация заимствованных сюжетов, состоящая в насыщенииповествования современными автору реалиями (см.
примеры VII, XIII). Означении данного приема для национальной литературы пишет В. П. Григорьев:«В “Графе Луканоре” стилистические особенности раскрытия ситуации (языкперсонажей, передача деталей костюмов, внешности и пр.) убеждают, что авторобъективно служит делу становления национальной тематики в литературе,выбирая из всего богатства, предоставленного ему различными литературнымитрадициями, лишь темы и способы их передачи, близкие его родной стране, еенуждам и бедам» [Григорьев 1975: 61]. Добавим также, что собственностилистическая значимость испанизации сюжета состоит в том, что среди средстввнутренней когезии текста важную роль начинает играть наиболее сложный из еетипов (и вместе с тем наиболее продвинутый в плане имплицитности) –ассоциативный. К данному вопросу мы обратимся позже, а сейчас остановимся навыразительных средствах языка ГЛ.Говоря о феномене живучести средневековой прозы на латинском языке встранах Романии, исследователи указывают на то, что народный язык в этот393период «был еще слишком беден и неповоротлив, горизонт взглядов и суждений –слишком тесен и скован, так что невозможно было вольно и гибко распоряжатьсяфактами рассказа и добиваться чувственной наглядности (курсив наш.
– И. Ш.)разнообразных жизненных феноменов; <...> латинский язык, тем более язык,насквозь пропитанный вульгаризмами, <...> заключал в себе гораздо бóльшуючувственную силу» [Ауэрбах 1976: 215]. Однако не меньшей выразительнойсилой, чем вульгарная латынь, обладал разговорный язык, экспрессивные ресурсыкоторого как раз и отличаются высокой степенью «первозданной чувственнойсилы», в чем мы можем убедиться, обратившись к короткому фрагменту из XXVIIпримера ГЛ:Patronio, dos hermanos que yo he son casados entramos et biven cada uno dellosmuy desbariadamente el uno del otro; ca el uno ama tanto aquella dueña con qui escasado, que abés podemos guisar con él que se parta un día del lugar onde ella es, et nonfaz cosa del mundo sinon lo que ella quiere, et si ante non gelo pregunta.
Et el otro, enninguna guisa non podemos con él que un día la quiera veer de los ojos, nin entrar encasa do ella sea. Et porque yo he grand pesar desto, ruégovos que me digades algunamanera porque podamos ý poner consejo. (Conde Lucanor, p. 22)Преждевсегообратимвниманиенажизненность,актуальность,историческую конкретность представленной ситуации, что отличает произведениекастильскогоавтораотмногочисленныхсочиненийуказанногожанра,написанных на латыни, арабских апологов и античных образцов.
ПерсонажиХуана Мануэля утратили подчеркнутую схематичность аллегорических фигур изexempla, притч, басен и т. д. Стилистическое своеобразие фрагмента обусловленоне столько строением сложного целого (о строении периода в прозе ХуанаМануэля см. [Литвиненко 1976: 196-201]), упорядоченность которого создаетсяпреимущественно логико-грамматическими средствами когезии (союзные связи,лексические повторы, структурный параллелизм и пр.), сколько составляющимиего структурными моделями простого предложения.394Логическаяупорядоченностьцелогосоздаетсятакжетакимамплификационным приемом, который условно назовем «предикативизацией».Ввиду того, что предикативное отношение первично по отношению катрибутивному и, как правило, обладает большей конкретностью, однозначностью(ср. el amor que le tengo (букв.
«любовь, которая у меня к нему есть») и mi amor(«моялюбовь»)),появлениепридаточногоопределительноговпозициипритяжательного местоимения – не только признак несовершенства синтаксисаисторического текста, но и его стилистическая черта – ретардационный прием,выработанный устной традицией, ориентированной на нарративность, т.
е.«достоверную передачу сказанного» [Григорьев 1975: 42], и подхваченный ученойпоэзией (ср. «патетический посессив» (posesivo patético) у Хорхе Манрике [AlonsoM. 1962: 239-240]). Действительно, “dos hermanos que yo he” («два брата, которыеу меня есть»), “el lugar onde ella es” («место, где она находится»), “en casa do ellasea” («дом, в котором она будет») и др. (в отличие от mis hermanos («мои братья»),sucasa(«еедом»))содержатглагол-предикат,создающийнетолькопространственную, но и временную (или модальную) локализацию ситуации.Подобными актуализаторами «исторической правды», а вместе с тем иэмоциональнойоценкиописываемойситуациивыступаютэкспрессивныеформулы-плеоназмы: “que se parta [por] un día” («чтобы он ее на день оставил»),“que un día (= una vez) la quiera veer de los ojos” («чтобы он ее хоть раз пожелалузреть воочию») (ср.
с эпическими формулами: de los sos ojos llorando («слезамирыдая»); de las sus bocas dezían («своими устами говорили») и др.), “que medigades alguna manera)” («чтобы вы мне сказали какой-нибудь способ»).Странность поведения одного из персонажей передается с помощью отрицания nohace ... sino («только и делает, что»), включающего экспрессивное клише cosadel mundo (= nada) («ничего»). Необычность ситуации подчеркнута повторениемстилистически маркированной модели аналитического предиката (no) poder guisarcon («(не) смочь справиться с / добиться от»), которая является полнымвариантом широко распространенного в современном языке эллиптического395варианта no poder con, см.
[Зеликов 2005а: 267]. Еще одно выразительное средствоязыка – анаколуф основано на совместном действии двух механизмов:расширения и сокращения (Et [en cuanto a] el otro, en ninguna guisa non podemoscon él que un día la quiera veer de los ojos («А [что касается] другого, никак неможем добиться от него, чтобы он хоть раз пожелал узреть ее воочию»)) см. [тамже: 314].Итак, экспрессивность, чувственная наглядность в приведенном фрагменте,на фоне используемой в нем нейтральной лексики, создается средствамисинтаксиса, причем не риторическими фигурами, а стилистическими ресурсамиустно-разговорного языка, основанными на механизме расширения. При этомзаметим, что модальные ресурсы (ирония, диалогизм) автором практически неиспользуются.
Кроме того, его стилистические изыски, как показывает анализдругих (второй – пятой) частей ГЛ, имели совсем иное направление.Помимо представленного в первой части «ясного» (llano), рассчитанного наширокий круг читателей стиля, дон Хуан демонстрирует владение «темным»(oscuro)стилемученойафористичности,исключающимиллюстративное,наглядное разъяснение приведенной сентенции. Вот яркий образчик такого стиля,построенный на риторическом приеме гипербатона: De mengua seso es muy grandepor los agenos grandes tener los yerros pequeños por los suyos. (Conde Lucanor,p. 280) Чтобы извлечь смысл из приведенной загадочной сентенции, нужнопроделать нехитрую операцию по восстановлению прямого порядка слов.Исходная мысль и впрямь не нуждается в пояснении: Muy grande mengua de sesoes tener los agenos yerros por grandes [et los] suyos por pequeños («Очень большоенеблагоразумие считать чужие ошибки большими, а собственные мелкими»).Каждый христианин легко соотносит ее смысл со знаменитым евангельскимизречением: ¿Y por qué miras la paja que está en el ojo de tu hermano, y no echas dever la viga que está en tu propio ojo? (Mt.
7, 3) («И что ты смотришь на сучок в глазебрата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?»). В подобной игре слов (в ее,как мы заметили, еще совсем наивном проявлении) Х. М. Блекуа не без основания396усматривает прелюдию к косептистским играм, развернувшимся в испанскойлитературе 300 лет спустя [Blecua 1971: 35]. Таким образом, нужно признать, чтоМ. Менендес-и-Пелайо имел основание считать Хуана Мануэля «первымписателем испанского средневековья, создавшим свой стиль в прозе» [ibid: 103].Наиболее наглядно стилистические особенности ГЛ проявляются всопоставлении с КБЛ. Сравним использование общей фабулы Хуаном Руисом иХуаном Мануэлем в сдедуюших фрагментах:LIBRO DE BUEN AMORСONDE LUCANOREnxiemplo de la raposa que comié lasgallinas en la aldeaConteció en una aldea de muro biencercada,que la presta gulhara assí era vezada,que entrava de noche, la puerta yacerrada,e comié las gallinas de posada en posada.Teniénse los del pueblo della por malchufados:cerraron los portillos, feniestras e forados.Desque s’ vido encerrada diz: 'Los gallosfurtadosdésta creo que sean pagados e escotados';tendióse a la puerta del aldea nombrada,fízose como muerta, la boca regañada,encogidas las manos, yerta e desfigurada;dizién los que passavan: '¡Tente essatrasnochada!'Passava de mañana por í un çapatero:'¡O!', diz, '¡qué buena cola! Más vale queun dinero:faré trainel della para calçar ligero.'Cortóla, e estudo más queda que uncordero.El alfajem passava, que venié de sangrar;diz: 'El colmillo désta puede aprovecharpara quien dolor tiene en muela o enquexar.' Sacóle el diente e estudo queda,sin se quexar.Una vieja passava, que l' comió su gallina;diz: 'el ojo de aquésta es para melezinaa moças aojadas o que an la madrina.'Sacójelo e sossegada estudo la mesquina.El físico passava por aquesta calleja,diz: ¡qué buenas orejas son las de lagolpejapara quien tien venino o dolor en la oreja!'Exemplo XXIX.