Диссертация (1145153), страница 77
Текст из файла (страница 77)
El conde FernandGonçalez finco estonces en su prision,cuedando el muchas guisas como podrie dealli salir, rogando todauia a Nuestro SennorDios quel sacasse ende ayna. …(Crónica General, p. 412)УжебеглоесравнениеPartyeron se entrramos [de] los ojos llorando,fynco en su presyon el conde don Fernando,estando en grrand coyta, muchas coytas passandoque Dios dend le saquas[s]e todavya rrogando.(Fernán González, 605-613)показывает,чтопрозаическоепереложениеэпического текста ближе к своему первоисточнику, когда им является ученыйэпос. Формально эта близость проявляется в сопоставимости объемов обоихтекстов.
Более детальное рассмотрение выявляет, что в основе формальногосходства лежит общая для хроники и ученого эпоса черта, а именно, наделениеописываемых событий фактуальным значением, т. е. установлением причинноследственных связей между ними. Примечательно, что, используя ученыеисточники, хронисты заимствуют не только композиционно-сюжетное решениетекста, но и выработанные эпосом языковые средства его реализации:синтаксические структуры, вплоть до эпических формул.
Но чем большесодержательного и формального сходства между прозаическим и поэтическимтекстами, тем ярче должны быть выражены дифференциальные черты этихлитературных форм.Обратимсяксложнымсинтаксическимединицам,участвующимвкомпозиционном построении текста Хроники. Своей структурой они напоминаютстрофу.
Действительно, сложное синтаксическое целое выполняет в текстеХроники те функции, которые несет строфа в эпико-поэтическом тексте:смысловое и формальное единство в последней достигается не только«техническими» средствами повтора (лексического, синтаксического, рифморитмического), но и при помощи драматического триединства действия, места ивремени; каждая строфа как бы представляет собой отдельную картину.Впрозаическомсинтаксически,текстенапример,сменаХроникисменалокальной«картин»отнесенностимаркированаопираетсянаэксплицитную темпоральную связность: en este comedio («в это время»), etc. И373вообще в плане связности текст Хроники отличается большей эксплицитностью.Это выражается и в преобладании в нем полноты синтаксических построений(например, субъектно-предикатно-объектные модели тяготеют к полноте, тогдакак в эпическом тексте нередко встречаются структуры с невыраженнымсубъектом, а также эллиптические модели: otrro mejor [caballero] d'armas (букв.«другой лучший вооруженный [рыцарь]»)), и в экспликации логических ипространственно-временных связей, т.
е. когезии (cр. четкую логическую связь потипу от общего к частному в смене субъекта: todos un conde de Lombardia («все некий граф из Ломбардии»), выражение причинно-следственных отношенийпри помощи соответствующих союзов и т. д.). В целом можно сказать, чтосюжетная схема эпического текста не претерпела значительных изменений втексте Хроники, но оказалась уточненной относительно причин и следствий, атакже времени и места.Линейноевремяигеографическаяопределенность,вплотьдотопографической конкретности, казалось бы, характеризуют хронотоп обоихтекстов. Тем не менее в Хронике ввиду большей дистанцированности рассказчика,а тем более читателя от событий, о которых повествуется, а также в связи ссобственно историческим, т.
е. объясняющим их изложением, создается особыйхронотоп, отличный от эпического. Как показывают исследования [Бахтин 2000;Лихачев 1999: 23-33], эпическое время (как и эпическое пространство) – категорияизобразительная, а не только нарративная. Неровность течения эпическоговремени зачастую обусловлена изменением активности эпического героя. (Так,заключительная строфа главы XXIII «Поэмы о Фернане Гонсалесе» возвращаетнас к герою после некоторой ретардации, связанной с его вынужденнойпассивностью и вместе с тем подчеркивающей ее.)Центральное место эпического героя в сюжетной схеме (функцияпротагониста) обусловливает наличие в тексте поэмы мотивов, связанных сэмоциональной оценкой событий, с сопереживанием герою (ср.
мотивы несчастья(coyta), обмана (enganno), вреда (danno)). Отметим, что в приведенном фрагменте374Хроники аффективные мотивы, не имеющие значения для развития сюжета,исключены, присутствует лишь мотив сочувствия графа-паломника графуФернану, которое стимулировало его дальнейшие действия (посещение невестыкастильского вельможи – наваррской инфанты Санчи). Примечательно, чтоданный мотив введен с помощью заимствованного из эпоса плеонастическогоштампа llorando mucho de los oios («слезами плача»), не противоречащего общейэксплицирующей тенденции текста, реализуемой, к примеру, в формуле,включающей полное имя Бога христиан: rogando todauia a Nuestro Sennor Dios(«неустанно моля Господа Бога нашего»).Любопытно, что прагматические приемы выделения ремы, используемые вХронике, заимствованы из эпического текста. Однако, если в Поэме широкопредставлены различныетрадиционные приемы выделения:а) гипербола,выражающая уникальность объекта и синтаксически реализуемая в структуре сотрицанием (ср.: nunca fue omne [nado] en presyon mas coytado («никогда ни одинсмертный так не страдал в заключении»); otrro mejor d'armas nunca fuera nasçido(«лучший воин не рождался на свет»)), б) амплификация (ср.: estando en grrandcoyta, muchas coytas passando («находясь в большой печали, переживая многоневзгод»), о синтаксических реализациях амплификации и гиперболы в эпическихтекстах см.: [Сабанеева 2001: 211-229]); в Хронике преобладает гиперболизацияфакта по типу абсолютизации количественной или качественной характеристики,создаваемая соответствующими синтаксическими средствами (ср.: el condeFernand Gonçalez yaziendo en la prision era muy bien guardado de todos los nauarros,porque era sonado por toda la tierra que el era el meior cauallero darmas que otroninguno que fuese («граф Фернан Гонсалес, находясь в заключении, был оченьхорошо охраняем всеми наваррцами, потому что ходили слухи по всей земле о том,что он лучший воин, чем кто бы то ни было»)).
Тот факт, что прием нагнетениямало характерен для историографического повествования, вероятно, можнообъяснить тем, что амплифицирующий повтор чаще фиксирует внимание на375герое, а не событиях, создавая ретардацию. В то же время гипербола выполняетэкспрессивную функцию, не замедляя рассказа.Таким образом, исследование показывает, что испанские хронистыиспользовали народный и ученый эпос не только как фабульный, но и, что весьмаважно, как языковой материал, позаимствовав из эпической традиции структурносинтаксические и прагматико-синтаксические модели построения как собственнонарративного, так и диалогического дискурса.
И тем не менее хроника как жанрнациональной литературы приобретала собственные отличительные черты,проявляющиеся в ее языке. Становление прозаической формы наррации связано стакими языковыми явлениями, как синтаксическая и семантическая полнотапропозиций; эксплицитные средства связности (когезии) между синтаксическимиединицами, включая формальный маркер перехода к новому предложению – союзet; эксплетивные элементы структуры как показатель риторической обработки.Данные явления, будучи малохарактерными для эпической традиции, в текстеХроники играют роль стилеобразующих.3.
Стилистика ранней дидактической литературы3.1. Дидактическая поэзия и дидактическая проза XIV в.: «КнигаБлагой Любви» Хуана Руиса и «Граф Луканор» Дона Хуана МануэляЕсли ранний этап в истории испанской национальной литературы (XIIXIII вв.) проходят под знаком национального эпоса и историографии, тоследующее столетие отмечено развитием наднациональных литературных жанров.Именно в это время сокровищницу мировой дидактической литературыпополнили такие образцы испанской словесности, как «Книга Благой Любви» (ElLibro de Buen Amor) Хуана Руиса и «Книга примеров графа Луканора и Патронио»(Libro de los enxiemplos del Conde Lucanor et de Patronio) Хуана Мануэля.Созданные практически одновременно и даже использующие отчасти общий376фабульный материал, эти произведения совсем не похожи.
Каждое из нихотличается ярким стилистическим своеобразием, т. е. стилистка этих сочиненийобусловлена не жанровыми канонами (что имеет место в рассмотренных ранееэпических текстах), а индивидуальным, авторским видением изображаемойдействительности и отношением к языковому материалу. Дело не столько в том,что авторы выбрали разные литературные формы, предоставляющие различныевозможности: поэзию и прозу соответственно, сколько в том, что архипресвитерХуан Руис и принц Хуан Мануэль использовали литературу в целом (ивозможности литературного языка своей эпохи в частности) для выраженияволновавших их идей, иная форма манифестации которых едва ли была возможна.Оба указанных произведения сыграли важную роль в истории испанскойнациональной литературы.
Так, к «Графу Луканору» принято возводить началаиспанской новеллистики. Что же касается «Книги Благой Любви», то, на нашвзгляд, можно говорить о более серьезном, концептуальном и языковом влиянии,которое это литературное мозаичное панно оказало на развитие испанскойсловесности. Творение архипресвитера из Иты, посвященное различнымвоплощениям благой любви (buen amor), понятия неоднозначного, и ее антипода –безрассудной любви (loco amor), прямо и непосредственно повлияло наконцепцию и стилистику испанской литературы дидактико-сатирической ифилософской направленности XV в. (ср. такие яркие ее образцы, как книгаархипресвитера из Талаверы или «Селестина»).Компрессия как фактор стилистической оригинальности «КнигиБлагой Любви» (КБЛ)Сочинению архипресвитера из Иты посвящена обширная библиография, итем не менее многие вопросы, связанные с интерпретацией этого произведения,ждут своего решения.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
