Диссертация (1145153), страница 47
Текст из файла (страница 47)
традиционное для мифологии (античной иветхозаветной) придание прошлому аксиологического статуса «хорошего», тот жестатус имеет «там» (в идиллическом жанре, напротив, эту оценку несет «здесь»).О роли оппозиций в создании сюжета мы будем говорить в связи с рассмотрениемданной текстовой структуры. Отметим лишь, что лежащая в основе сюжетногоразвития оппозиционная организация нарративных модальностей соотносится страдиционным филологическим представлением о конфликте как движущей силесюжета. Справедливости ради следует заметить, что традиционное понятиеконфликта, как правило, аксиологического противопоставления добра и зла, –частный случай текстовой реализации модальных оппозиций.Другое проявление оппозиционной организации текстовой модальностинаходит отражение в мотивной структуре текста, эксплицируемой хронотопом ипропозицией.
Наиболее наглядно эта особенность текста проявляется в той роли,которую играют в организации его эксплицитных и имплицитных структур такиемотивы, как судьба, случайность, узнавание, скверна, вина и др. (О роли данныхмотивов в литературе см. в работе М. М. Бахтина «Формы времени и хронотопа вромане» [Бахтин 2000в: 17-24].) Очевидно, что эти понятия модальны по своейсути: судьба и случайность представляют алетическую модальность, причемпервая выражает модальное значение необходимости, вторая – вероятности;узнавание, или переход от неведения к знанию принадлежит к эпистемическоймодальности. (Хронотоп встречи зачастую организован именно этими двумядвижущими силами, модальными мотивами.) Вина и скверна отмеченыаксиологической модальностью.Частный аспект идеологической точки зрения совпадает с аксиологическойоценкой, которую традиционно именуют субъективно-оценочной модальностью228текста.
Кстати, именно эту форму И. Р. Гальперин приравнивает к текстовоймодальности. «Текстовая модальность … присуща целому. Она окрашиваетотдельные высказывания только для того, чтобы подготовить читателя квосприятию субъективно-модального значения этого целого.» [Гальперин 1981:122] Прямым средством создания этого вида модальности выступает эпитет [тамже: 116]. Такова, по замечанию Б. А. Успенского, природа «постоянных эпитетов»в фольклоре (ср.: Говорил собака Калинин царь да таковы слова:/ Ай же старыяказак да Илья Муромец! [Успенский 2000: 31]) и, как следствие, в эпосе.И. Р. Гальперин отмечает значительное усложнение текстовой модальностиотносительно ее фразового аналога в плане выражения: «если фразоваямодальность выражается грамматическими и лексическими средствами, тотекстовая, кроме этих средств, применяемых особым образом, реализуется вхарактеристикерелятивныхгероев,отрезковвсвоеобразномвысказывания,враспределениисентенциях,предикативныхиумозаключениях,вактуализации отдельных частей текста и в ряде других средств» [Гальперин 1981:115].
Однако автор не проводит их разграничения, хотя и указывает насуществование иного измерения модальности, присущего именно тексту:«Изучение стиля писателя привело некоторых исследователей к выводу о том, чтокатегория модальности скорее относится к уровню текста, чем к уровнюпредложения (Дресслер)» [там же: 119]. Ярким подтверждением справедливостиэтого вывода служит такая форма выражения идеологической точки зрения текста,как ироническая модальность.Как известно, ирония представляет собой явление языковой прагматики,нерелевантное низшим уровням синтаксиса, ее сущность составляет имплицитноеотрицание, или имплицитная модальность.
«Ирония основана на конфликтеэксплицитного значения высказывания с его значимым фоном, разрешаемом впользу последнего: буквальный смысл высказывания перечеркивается какнесоответствующий действительности. Интенция иронического высказывания какречевого акта состоит в том, чтобы неявно поменять буквальную положительную229оценкунапротивоположную–отрицательнуюпосредствомуказанногоконфликта» [Никитин 1996: 744].
Ср. также: «Ирония, как языковое явление,представляет собой уникальную, единственную в своем роде возможностьреализациискрытой,характера»[Походнясубъективно-оценочной1989:9]имодальностиопределениеотрицательногоирониивСловарелитературоведческих терминов: «Ирония – осмеяние, содержащее в себе оценкутого, что осмеивается; одна из форм отрицания.
Отличительным признакомиронии является двойной смысл, где истинным будет не прямо высказанный, апротивоположный ему, подразумеваемый» [СЛТ 1974: 109] (курсив наш. – И. Ш.).Ироническим отношением могут быть окрашены как отдельные элементы текста(события, персонажи), так и повествование в целом. То есть конфликтэксплицитной и имплицитной модальности текста может служить отражениемконфликта авторской идеологии и идеологии персонажей, отражающей идеологиючитателя или идеологический климат эпохи. Таким образом, для ирониихарактерна тесная связь не только с идеологическим уровнем текста, но и с такимпонятием, которое Б.
А. Успенский именует точкой зрения в плане фразеологии.Концепция данного явления текстовой семантики восходит к работамМ. М. Бахтина. Отечественный филолог первым обратил внимание на то, чтомодальный статус высказывания, иными словами отношение его к субъекту,отражается в двоякой интенции повествования (или «слова», по Бахтину): всякоевысказывание, во-первых, направлено на свой референт, предмет речи, и, вовторых, – на чужое слово. Ср.: «Рядом с прямым и непосредственноинтенциональнымсловом–называющим,сообщающим,выражающим,изображающим, – рассчитанным на непосредственное же предметное понимание(первый тип слова), мы наблюдаем еще изображенное или объектное слово(второй тип). Наиболее типичный и распространенный вид изображенного,объектного слова – прямая речь героев [т.
е. модус субъекта-авторизатора. –И.Ш.].» [Бахтин 2000а: 82] «И в словах первого и в словах второго типа по однойинтенции, по одному голосу [т. е. по одной точке зрения: либо говорящего, либо230авторизатора. – И. Ш.],» [там же: 85] – утверждает автор.
Это разновидностиодноголосогослова,повествовательнуюотражающиеантитезу авторвсвоей– герой,контрастностиглавнуюсоответствующуюролевому,«фразеологическому» противопоставлению плана автора и плана персонажа.Данные планы далеко не всегда отчетливо дистантны, т. е. разведены иотграничены. Гораздо чаще имеет место их смешение. Результатом контаминацииполюсов ролевой антитезы является введение промежуточной категориирассказчика, которая, являясь авторским вымыслом – natura creata, – лишьчастично совпадает с точкой зрения самого автора: основные расхождения, какправило, сосредоточены в плане идеологии. План рассказчика (или «рассказрассказчика») зачастую объединяет две интенции, два голоса.
Двуголосие, илидиалогическое слово, – это третий тип слова по М. М. Бахтину. Именно в этойразновидности фразеологической точки зрения, в диалогическом слове, находитреализацию ироническая модальность текста. Ирония, как правило, отражаетвнутреннюю полемику авторской точки зрения и точки зрения «подставнойфигуры» – рассказчика или персонажа.Различение соответствующих планов является важным аналитическимприемом, который позволяет исследователям формализовать, представить черезнабор дифференциальных признаков основные способы реализации ролевойперспективы, т. е. точек зрения автора и персонажа. К формам изображения«чужого слова» относят прямую, косвенную и несобственно-прямую речь.
Перваяотражает фразеологическую точку зрения персонажа (разумеется, при условиилингвистической адекватности речи своему субъекту, отсюда и термин «планфразеологии»: в истории литературы немало примеров, когда персонажи говорятязыком автора), вторая по преимуществу ориентирована на рассказчика, третьяявляется результатом смешения двух этих форм. Вслед за М. М. Бахтиным,термин «несобственно-прямая речь», как указывает Б. А. Успенский, принятоупотреблять «для обозначения явления переходного между прямой речью икосвенной, то есть такого явления, которое можно определенными операциями231превратить (с той или иной степенью точности) как в прямую речь, так и вкосвенную.
Эти операции могут быть сформулированы на достаточно общемуровне: для перевода из несобственно-прямой речи в прямую – это расстановкакавычек и опущение союзов, для перехода из несобственно-прямой речи вкосвенную речь – это операция согласования в грамматических формах.»[Успенский 2000: 67-68] Таковы формальные характеристики несобственнопрямой речи, в плане семантики им соответствует «интерферирующее слияниедвух разнонаправленных речей» [Бахтин 2000б: 465]. Справедливости радиследует отметить, что несобственно-прямая речь – не единственная формавзаимопроникновения речи персонажа и авторской речи. Так, в художественнойпрозе форма прямой речи, как правило, несвободна от авторского контекста.Однако далеко не всегда при этом наблюдается речевая интерференция, т.
е.одновременное вхождение языковых элементов в оба плана. Именно на этомосновании, в связи с неинтерферирующим проникновением авторских интонацийв речь героя М. М. Бахтин выделяет такие модификации, как подготовленнаяпрямая речь, овеществленная прямая речь, предвосхищенная и рассеянная прямаяречь (подробнее см. [Бахтин 2000б: 461-464].
Вместе с тем, как отмечалось выше,план рассказчика также испытывает влияние со стороны персонажа. К формамавторской речи, несущим явственный отпечаток личности персонажа, относятсяпредметно-аналитическая, словесно-аналитическая и импрессионалистическаямодификации косвенной речи [там же: 458-461].Влингвистическойлитературебытуетнесколькоформализованныхклассификаций структурных форм текста, связанных с его фразеологическимпланом.
Чешский лингвист Л. Долежел выделил пять типов текстового строения,или текстовых структур, исходя из базовой оппозиции высказываний рассказчика(плана Р) и высказываний персонажа (плана П). Описав формальные,функционально-ситуационные, семантические, стилевые и графические признакиобоих планов, ученый установил, что прямая речь соответствует плану П в чистомвиде, необозначенная прямая речь, несобственно-прямая речь и смешанная речь232комбинируют признаки двух планов, речь рассказчика выражает план Р [Doležel1960: 187-189].
Современный исследователь И. В. Артюшков указывает насуществование пяти основных структурно-семантических форм: прямая речь,косвенная речь, тематическая речь и несобственно-прямая речь выражают планперсонажа, авторская речь – план рассказчика [Артюшков 2003: 317]. И в том и вдругом случае, в отличие от классификации М. М. Бахтина, выделениесоответствующих форм основано на эксплицитных лингвистических признаках.Ср.: «ТР [тематическая речь] представляет собой такую форму передачи чужойречи, при которой план чужой речи не существует отдельно от авторской речи исинтаксически полностью ей подчиняется» [Артюшков 2003: 221] (курсив наш.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
