Диссертация (1145129), страница 26
Текст из файла (страница 26)
Данный127автор рассуждает о двойственности явления культурной вариативности. Содной стороны, существует необходимость своеобразного разделениятруда относительно того, кто что знает в рамках сообщества. Это нужно ипотому что объем знаний слишком велик для того, чтобы его мог охватитьодин человек, а также потому что независимость в том, кто что знает,способствует уменьшению предвзятости подтверждения (confirmationbias), а следовательно, потенциально обеспечивает принятие лучшихрешений. Сложность процесса культурной трансмиссии и формированиеразличных подгрупп внутри одной культурной группы также создаютвариативность.Сдругойстороны,этимдисперсионнымсилампротивостоят силы, создающие консенсус, такие как необходимость вэффективной коммуникации и совместном использовании накопленныхзнаний и опыта.
В результате культурное наследие имеет тенденциюделиться на части – одна часть его представляет собой консенсусный код,который, как ожидается, разделяется всеми членами культурногосообщества, а другая часть включает в себя большое число различныхраспределенных систем знания [D‘Andrade 1995: 216].В отношении языковой коммуникации сходная проблема былаотмеченаЮ.М. Лотманом,писавшемонапряженномпересеченииадекватных и неадекватных языковых актов, при котором диалогстановится возможен благодаря пересечению смысловых пространствговорящего и слущающего, но одновременно ценен с информационнойточки зрения именно взаимодействием непересекающихся частей.
Полноевзаимопонимание и непонимание – два полюса, на которых разрушаетсяинформация, и только лишь в промежутке между ними рождаетсясодержательное общение субъектов [Лотман 2000: 15-16].Ф. Шарифиан [Sharifian 2011: 4-5] предлагает описывать даннуюситуацию в культуре, пользуясь аналогией с коннекционистской теориейраспределенной репрезентации МакКлелланда, Румельхарта [Rumelhart,McClelland 1987], созданной как модель репрезентации концепта в128индивидуальном сознании. Не станем вдаваться подробно в критику того,насколько удачен подобный перенос на модель, где узлами сетивыступают такие сложные системы как человек – представительопределенной культуры.
Скажем лишь, что в общем виде идея представитькультурные схемы в духе витгенштейновского семейного сходства каксеть репрезентаций, распределенных по сознаниям представителей некогокультурного сообщества достаточно удачна. Мы, впрочем, предложили быраспространить это не только на сознания, но и на внешнее окружение изматериальныхкультурныхартефактов,ролькоторогодовольноубедительно рассматривается в ряде работ [Hutchins 1995; Clark, Chalmers1998]. Согласно Ф. Шарифиану, сознания отдельных членов социумасоставляют сеть: все участники не разделяют в равной степени всеэлементы существующих культурных схем, и ни одно сознание не являетсяносителем всех элементов схемы.
При этом члены культурной группы,разделяющие некоторые элементы одной схемы, могут также разделятьэлементы других культурных схем с другими членами, таким образом,образуясложнуюсистемучастичнопересекающихсяэлементовкультурного знания, носителями которого они являются. Само же этознание оказывается распределенным внутри сообщества, допуская приэтомзначительнуюиндивидуальную/групповуювариативностьиоказываясь основой частичного взаимопонимания в коммуникации[Sharifian 2011: 6-7].
Таким образом, «сквозные», абсолютно общие длявсех членов культурного сообщества знания – консенсусный культурныйинвариант – могут и вовсе отсутствовать, не приводя при этом кнарушению единства культуры как целого. Витгенштейновская метафораверевки, прочной потому, что многие волокна переплетаются друг сдругом, а не потому, что какое-то одно волокно проходит по всей ее длине[Витгенштейн 1985: 109], кажется, хорошо описывает эту ситуацию. Речьможет идти об элементах когнитивных структур разделяемых в большей129или меньшей степени более или менее многочисленными подгруппамивнутри одного социокультурного сообщества.Языковые формы при таком понимании культуры выполняютдвоякую функцию, что, на наш взгляд, должно отражаться и на выбореметодики их исследования.
С одной стороны – и этот аспект близоктрадиционным семантическим исследованиям – как средство символизацииязыкотражаетособенностиконцептуализациимираконкретнымсообществом. Подобные идеи, что человеческий язык, будучи одним изпродуктов культуры, осуществляет своего рода «внешнюю репрезентациюзнания»,чрезвычайнораспространеныивэтнолингвистическихисследованиях, в когнитивной лингвистике (см.
напр. [Кубрякова 2012: 3738]). По словам Ф. Шарифиана, «языки – свидетели того, как их носителиконцептуализировалиопытнапротяжениивсейисториисвоегосуществования» [Sharifian 2011: 47].Однако, в сущности, роль языка далеко выходит за рамки простогоотражения, регистрации имеющегося социокультурного знания. В 1.2 былоуже отмечено что, язык как один из мощнейших способов символизациипозволяетсобственноконструироватьсамиэтионтологическисубъективные социокультурные феномены в специфически человеческойформе.
Иными словами, в отношении социокультурных феноменов, вотличие от физических, язык выступает не только как способ их описания,но и непосредственно участвует в их формировании.С другой стороны, как одно из средств трансляции культуры впроцессах коллективного взаимодействия язык потенциально способен,при определенных условиях, помочь в изучении тех компонентов знания,которыеприобычнойкоммуникацииостаютсяпреимущественноневербализованными. Это касается как части декларативного знания,например, скрытых категорий в народных таксономиях [D‘Andrade 1995: 94,97], так и процедурного знания. Использование языка для этих целей, наряду снепосредственнымнаблюдением,когдаработаспредставителями130социокультурной общности ведется таким образом, чтобы косвенно, черезопрос получить данные о некоторых элементах имеющегося у них знания, –это методика, обсуждавшаяся еще Ф.
Боасом [Boas 1964: 17, 22]. Она до сихпор активно применяется в антропологических исследованиях.Психолингвистический эксперимент с носителями языка, особымобразом подготовленный, может эффективно служить именно этим целям,позволяя моделировать больший объем и разнообразие типов релевантныхфоновых знаний, оказывающихся актуальными для членов сообщества впроцессах взаимодействия, в том числе и коммуникативного. Язык вданном случае применяется как инструмент контролируемого влияния наносителей языка, чтобы они могли активизировать метакогнитивныйуровень мышления и через саморефлексию представить исследователюинформацию об индивидуальных ментальных структурах.
Массовостьэксперимента и его статистическая обработка позволяют, ограничивсубъективное влияние исследователя на материал, объективизироватьотдельные ментальные структуры, содержащиеся в индивидуальныхсознаниях, и прийти к модели того распределенного инварианта знания,который может в дальнейшем быть использован в ходе дискурсивногоанализа.Проблемасубъективизмаиспользованиеисследователя,социокультурныхвзявшегосяментальныхописыватьрепрезентацийвкоммуникации, вероятно, не может быть полностью решена наличиемэкспериментальных данных, т.к.
мы все равно неизбежно имеем дело с ихинтерпретацией. Однако наличие двух независимых источников – данныхэксперимента и текстового материала – позволяет хотя бы частичноразрешить ниже следующие затруднения. Если интроспективно изучатьсоциокультурные концепты, анализируя тексты, принадлежащие к другойкультуре,великшанссущественнойинтерференциисосторонысобственной культуры исследователя. Если же исследователь принадлежитк той же культуре, что и изучаемые тексты, велика вероятность, что131многое окажется упущенным в силу того, что восприятие ограничено темиже культурными стереотипами с присущими им «мертвыми зонами» (blindspot – термин У.
Липмана [Lippmann 1922/1961]). Эта проблема очевидна,и, как показывает опыт, ее непросто решить, даже если сознательно искрупулезно контролировать себя в этой области.Так, в главе II мы покажем, что сложные ценности типа «democracy» и«patriotism», несмотря на сходство употребляемых для их обозначенияслов в английском, русском и шведском языках, в действительностипредставляютсобойсущественноразличающиесясоциокультурныефеномены. Люди, употребляющие соответствующую номинацию в рамкаходной культуры, могут иметь в виду нечто весьма далекое от того, чтомогло бы быть воспринято и понято представителями другой культуры.Рассмотрение текстов, созданных носителями языка, в которых ценностииспользуются как основа аргументации и средство поддержать илиопровергнутьчьи-либоидеи(аэтооднаизвесьмачастотныхкоммуникативных стратегий), показывает, что крайне редко кто-либоберет на себя труд четко формулировать, что он подразумевает под«tolerance», «freedom», «democracy» и т.д.
При этом тот факт, что приобщении используются одни и те же слова, заставляет участниковкоммуникации переоценивать весомость общего, разделяемого имикомпонента,проистекающегоизсоциальнойприродыязыковойсимволизации, и – одновременно – существенно недооценивать некоторыепериферийные, но, тем не менее, важные содержательные аспекты.Ученые,основывающиесянаисключительноинтроспективномпринципе исследования, подвержены тем же иллюзиям.