Диссертация (1145123), страница 59
Текст из файла (страница 59)
II, 474–477, пер. Н. И. Гнедича).Тертуллиан,используяв«Апологетике»распространённыевклассической литературе сельскохозяйственные примеры, сравнения иметафоры, с одной стороны, демонстрировал готовность к диалогу сантичной культурой. С другой стороны, он компенсировал незначительностьссылок на Библию и отсутствие новозаветного колорита при помощи285сельскохозяйственных сравнений, присутствовавших в Евангелиях в видепритч.Тертуллиан, «превосходный политический журналист (superb politicaljournalist)» [Frend 1965: 365], прибегал к приёмам, которые в наши днихарактерны для языка газет [Винокур 1929: 195–196]. Составленные изпривычных для ближневосточной и греко-римской культур образов примеры,сравнения и метафоры должны были оживить повествование, и подготовитьчитателя-язычника к восприятию евангельских текстов.
Обладая «живымчувством языка», «чувством соразмерности и сообразности» [Золотова 1966:169], Тертуллиан избежал ходульности и фальши в своих сочинениях.Еслиевангельскиеизречениянаарамейскомязыкеиграли«каламбурами, ассонансами, аллитерациями и рифмоидами» и хорошозапоминались «как народное присловье» [Аверинцев 1987: 20], то сравненияТертуллиана представляют собой почерпнутые в новозаветных текстах, нопонятные и близкие литературным кругам Римской империи «крылатыефразы». Так, среди немногих библейских цитат, встречающихся втертуллиановских апологетических трудах, есть одна, имеющая параллель вгреческой литературе: «Глаза открыты, но не видят, уши отверсты, но неслышат, бьющееся сердце цепенеет, и душа не знает того, что воспринимает»(Ad nat.
II, 1, 3). Подобную мысль высказывает заглавный герой у Эсхила в«Прикованном Прометее»: «Смотрели раньше люди и не видели, / Ислышали, не слыша» (Aesch. Prom. 447–448; пер. А. И. Пиотровского).Тертуллиан,излагаяхристианскоеучениенадоступномегосовременникам языке, выполняет очень важную культурологическуюфункцию. Несмотря на свою декларируемую враждебность языческойкультуре,оннаходитобщиеэлементымеждуэтойкультуройихристианством, создавая новую литературу по образцам литературыантичной.286Глава 4.
Предпосылки «стилистической революции» в христианскойписьменности на рубеже II–III вв.4.1. Влияние эсхатологии на творчество ранних Отцов ЦерквиЭсхатология христианских писателей рубежа II–III вв. отличалась отпредставленийоКонцесветаболеераннихавторов.Насменуапокалиптическим чаяниям «апостольских мужей», писавших на злобу дня ине заботящихся, как было сказано, о стиле, пришло убеждение, что Господьмедлит, ожидая обращения грядущих поколений.
Отчасти это было связано сналичием в христианстве двух направлений – «эллинистического» и«палестинского».Первое«пересталосдерживатьсяэсхатологическиможиданием» [Bultmann 1956: 176], и по мере вытеснения им из Церквивторого происходило изменение восприятия христианами конца света. Ухристиан из язычников исчезла идея принадлежности к общине последнихдней [Ibid.]Св. Иустин связывал их наступление с исчезновением спасаемых.Греческий апологет пишет: «Божие промедление при совершении этого (ἡἐπιμονὴ τοῦ μηδέπω τοῦτο πρᾶξαι τὸν Θεόν) свершается ради человеческогорода: ибо <Бог> заранее знает, что некоторые грядущие спасутся благодаряпокаянию, некоторые, пожалуй, ещё не родившиеся» (1 Apol.
28, 2). Такоемнение о времени Второго Пришествия не исключало его близости.Оставалось ожидание его со дня на день: «Это <сказанное в Пс. 109:1 опребывании Христа одесную Отца> осуществляется с того момента, какГосподь наш Иисус Христос был вознесён на небо после воскресения измёртвых при исполнении времён (τῶν χρόνων συμπληρουμένων) и принахождении уже при дверях того, кто собирается изречь дерзкую хулу наВсевышнего» (Iust. Dial. 32, 3). При таком взгляде на будущее необходимо287было прилагать все усилия для обращения язычников, а не дляпродуцирования изысканных текстов.193У более поздних Отцов Церкви эсхатология уходит на второй план.Афинагор, как и апостол Павел (1 Тим.
2:2), уповает на безмятежноесуществование Церкви под защитой государства, завершая своё «Прошение охристианах» словами: «Кто с большим основанием должен получить то, вчем имеет нужду, чем мы, которые молимся за вашу власть, чтобы сын повысшей справедливости получал царскую власть от отца, чтобы ваша властьувеличивалась и преуспевала при всеобщем ей подчинении? Это служит инашей пользе (τοῦτο δ’ ἐστὶ καὶ πρὸς ἡμῶν), чтобы мы проводили жизньтихую и спокойную и усердно исполняли все повеления» (Athenag. Leg.
37).Поскольку ожидание скорого Конца мира становится менее напряжённым, унекоторых христианских авторов появляется стремление перейти от созданияапологетических сочинений к трудам с более широким спектром тем.Сказать, что такое их решение было вызвано ослаблением гонений, мы неможем.Желаниеперехватитьлитературнуюинициативууязычниковощущается у сардийского епископа Мелитона. Евсевий Кесарийский,приводя уже известные нам слова, обращённые к императору: «Нашафилософия <…> сделалась для твоего царства в высшей степенипредвещающим счастье благом, ведь с той поры могущество римлянприрастало величием и славою» (Eus.
H. E. IV, 26, 7), – свидетельствует имио существовании у определённой части христиан достаточно позитивногоотношения к Римской империи. Тот факт, что эти настроения разделялименно Мелитон, представляется неслучайным. Отметим, что именно он, каки Тертуллиан (об оценке которым государства речь пойдёт ниже), в своёмтворчестве стал выходить за рамки жанров, характерных для христианской193В качестве аналогичного примера можно привести осуждение некоторымиверующими деятельности св. Стефана Великопермского, который накануне ожидаемогоКонца света занялся составлением азбуки для зырян.288письменностиII в.
Егосвоеобразнаягомилия«О Пасхе»194(болеенапоминающая торжественную речь) и тертуллиановский трактат «О плаще»были написаны под влиянием «Второй софистики» и заметно контрастируютс иными христианскими произведениями того времени.Такую закономерность можно объяснить, в том числе, убеждённостьюобоихавтороввотсрочкеВторогоПришествия,связаннойсихпредставлением об империи как некоей силе, играющей в Божием замыслеопределённую роль (орудия Промысла, «удерживающего»), обеспечивающейсвоимсуществованиемсохранениемираипобуждающейхристианвключаться в общий литературный процесс.1954.2. Неопределённость эсхатологии Климента4.2.1. Учение о Конце света и отношение к литературному процессуДля Климента Александрийского обращение к апокалиптическойтематике было нехарактерным.
Он избегал использовать связанные с нейобразы и термины, такие как «огненное озеро» (Откр. 20:14), Антихрист,196катехон. Как пишет Г. Куттер, Климент не очень жаловал (nicht sehr zugethanwar) «Откровения» [Kutter 1897: 99].197Как нам представляется, интересы александрийского автора лежали виной плоскости. Климент нигде в своих сочинениях не угрожает читателямскорым Концом света. Утверждая, что Бог желает всех привести к спасению,он, в отличие от Тертуллиана, не предвкушает мук грешников, а выражает194Архимандрит Киприан (Керн) предполагает, что первое из этих сочинений былонаписано «в защиту малоазийской традиции» [Киприан 1996: 136].195Мелитона и Тертуллиана объединяет также «азианский» стиль их творений[Альбрехт 2005: 1670].196Показательно, что Климент приводит фразу апостола Иоанна об антихристах и онаступлении последнего времени (1 Ин.
2:18–19) не в апокалиптическом контексте, а приопровержении гностиков, проповедавших воздержание от брака (Clem. Alex. Strom. III, 6,45, 2). Словесное окружение, в котором находится единственное упоминание КлиментомАнтихриста, также не проливает свет на эсхатологию александрийского богослова:«Поэтому сказано, что люди призвания при пришествии Антихриста впадут взаблуждения; невозможно же, что избранные. Поэтому говорит: “И, если возможно,избранных Моих”» (Clem.
Alex. Ex. Theod. 1, 9, 1).197Это не значит, что Климент игнорировал «Откровение Иоанна». Называя егопросто ἀποκάλυψις, он выделял его из среды других известных тогда «откровений» [Ruwet1948а: 95; cf.: Kutter 1897: 98].289надежду на их спасение (Strom. VII, 2, 12, 2–5). Страшный Суд Климентрассматривает в отдалённой перспективе: «Необходимо, чтобы, преждевсего, рождение и гибель присутствовали в творении вплоть до полногоразделения (μέχρι παντελοῦς διακρίσεως) и восстановления избрания,благодаря которому и сущности, смешанные с миром, присоединяются(προσνέμονται) к родственному.
Поэтому, так как речь, разумеется, шла оконце (εἰκότως περὶ συντελείας μηνύσαντος τοῦ λόγου), Саломея говорит:“Доколе люди будут умирать?” Писание же говорит о человеке двояко: это ивнешний <человек> (τὸν φαινόμενον) и душа, а затем – и спасаемый инеспасаемый (πάλιν τε αὖ τὸν σῳζόμενον καὶ τὸν μή), и грех называетсясмертью души. Поэтому Господь и отвечает: “Доколе женщины будутрожать”, то есть доколе будут действовать похоти» (Strom. III, 9, 63, 4 – 64,1).198 Здесь Климент устанавливает «связь между, с одной стороны,страстями и смешением, а с другой – между “апокатастасисом” иразделением» [Шуфрин 2013: 78, прим.