Диссертация (1145123), страница 43
Текст из файла (страница 43)
3, 11, 2); причём «древо жизни обозначает сразу Слово и крест»[Daniélou 1961a: 52].206У Филострата это один и тот же мальчик, у Климента – разные известныеперсонажи (литературные или исторические) из иных эпох. Кроме названныхА. Паскье, следует упомянуть также Платона (Protr. 6, 68, 1–2, 70, 1).Сюжет с Одиссеем в сочинении Климента представляет собойаллегорию (блудница – наслаждение, древо – крест Христов и т. д.), которая,как и у Филона, должна выразить некую проблему, что совершенноотсутствует у современных ему софистов. Предположить, что Климент таксильно изменил и усовершенствовал заимствованный у них экфрасис,сложнее, чем допустить, что он продолжал плодотворно развиватьсуществовавшую среди александрийских христиан традицию, восходящую кФилону.Сочетаниеразныхэлементовантичнойтрадиции–описаниежертвенника, цитату из «Феноменов» Арата и перечисление элементов, изкоторых делают статуи, находим в речи апостола Павла перед афинянами вареопаге (Деян.
17:22–29).Сходство между описаниями Филострата и Климента касается лишь ихобъектов. Первый «пользуется речью, чтобывызвать образы, ужесуществующие в уме читателей <…>. Описание картины имеет цельювозбудить воспоминание о соответствующем повествовании» [Pasquier 2010:97]. Второй также описывает изображения, которые его современникихорошосебепредставляли:«Есликто-нибудь,ходявокруг,будетразглядывать картины и статуи, сразу узнает ваших богов по их постыдной,не подобающей богам наружности: Диониса – по одеянию, Гефеста – познакам его ремесла, Деметру – по страдальческому облику, по головнойповязке – Ино, по трезубцу – Посейдона, по лебедю – Зевса.
На Гераклауказывает костёр. А если кто увидит женщину, изображённую обнажённой,узнает в ней “златую” Афродиту» (Protr. 3, 57, 2).143 Однако это сходство143«Таковы же и другие ваши картины: какие-то паниски, нагие девушки, пьяныесатиры и напряжённые члены, представленные, несмотря на осуждение забезнравственность, обнажёнными. Вы же открыто, без смущения рассматриваете207обусловлено, скорее, не установкой автора «Протрептика» на созданиеэкфрасиса по канонам Второй Софистики, а желанием быть неголословным.Рассказывая читателям о скульптурах, он, вероятно, использовалпопулярные тогда каталоги статуй богов.
Йохан Габриельссон пишет поповодутакихкаталогов,содержащихсявпервыхчетырёхглавах«Протрептика», что они «являются частично сухими перечнями (trockneVerzeichnisse), частично иллюстрированными историческими анекдотами идругими учёными заметками. Сухая форма каталога есть надёжный признактого, что Климент является компилятором в вещах такого рода <…>»[Gabrielsson 1906: 27]. Маловероятно, что Филострат использовал подобныеисточники.Рассмотрим самое большое по объёму описание идола у Климента. «Незнаю, что нашло на Афинодора, сына Сандона, когда он, желая приписатьСарапису древность, доказал, что это – рукотворная статуя.
Он утверждает,что Сесострис, египетский царь, покорив многочисленные греческие племенаи вернувшись в Египет, привёл с собой хороших мастеров. Он приказал имизготовить, не жалея средств, своего пращура Осириса. За это дело взялсяБриаксид (не афинянин, но другой, носивший такое же имя). Онвоспользовался для работы разнообразным материалом. Были у него золотые,серебряные, медные, железные и свинцовые опилки, а также оловянные. Онне испытывал недостатка и в египетских камнях: имелись осколки сапфира,гематита, смарагда и топаза.
Итак, размельчив все это и перемешав,подкрасил синей глазурью, из-за чего цвет статуи стал более черным.Добавив к этому средство, оставшееся от погребения Осириса и Аписа,вылепил Сараписа, имя которого намекает на связь с похоронами и наизготовление из того, что имеет отношение к могиле, – составленное из“Осириса” и “Аписа” и ставшее “Осираписом”» (Protr. 4, 48, 4–6).
Описаниенарисованные у всех на виду всевозможные фигуры бесстыдства. Ещё больше выбережёте те, что посвящены богам; словно образы ваших богов, вы освящаете в своихдомах непристойные памятные столбы, одинаково вырисовывая позы Филениды иподвиги Геракла» (Protr. 4, 61, 1–2).208статуи Сараписа (Athenod. Fr. 4a), сделанное Афинодором из Тарса, непринадлежащим ко второй Софистике, напоминает описания Плиния (Plin.XXXVI, 58; XXXVII, 75) и Павсания (Paus. VII, 26, 7), но весьма отличаетсяот «картин» Филострата.
У последнего имеются похожие пассажи: «зеркаложе посеребрённое и позолоченная та сандалия, и золотые пряжки (Philostr.Maior Soph. Imag. I, 6, 7). Однако изредка встречающееся формальноесходство лишь подчёркивает принципиальное отличие в самом подходе кописанию произведений искусства. Заметим также, что в 48-й главке, кромеАфинадора, Климент передаёт другие рассказы о статуе Сараписа. По словамФредерика Норриса, «этот христианский автор, несомненно, был рад тому,что информация сбивала с толку (was confusing)» [Norris 1982: 191], а непомогала ясно представить себе изваяние эллинистического божества.Для сравнения приведём фрагмент одной из «картин» Филострата: «Авот и толпа рыбаков.
Как прекрасно они загорели! Их кожа, как светлаябронза. Иной закрепляет весла, другой уж гребёт; сильно вздулись у негомускулы рук; третий покрикивает на соседа, подбодряя его, а четвёртый бьёттого, кто не хочет грести <…>» (Philostr. Maior Soph. Imag. 13, пер.С. П.
Кондратьева).Переднамиподробнаязарисовка,неимеющаяглубинного смысла, игра с формой, в то время как при помощи описанияСараписа Климент решает свою задачу развенчания идолов.Принимая в расчёт как многочисленные отличия между описаниямистатуй у Климента и у Филострата, так и редкие сходства между ними,можно предположить, что александрийский богослов, имея, безусловно,представление о сочинениях софистов, при описании статуй пародировалиспользуемый ими экфрасис.
Об этом говорят аллитерации и гомеотелевты вописании немощи статуй (Protr. 4, 51, 5).2.2.2. Тертуллиан и классические тексты2.2.2.1. Интертекст у ТертуллианаИспользованиеТертуллианомантичногонаследиясущественноотличается от его усвоения Климентом Александрийским. Причины этого мы209видим в характере обоих писателей, в их отношении к философии и поэзии, атакжевихаудитории.Карфагенскомуполемистунесвойственнопривлечение прямых цитат и указание на их авторов. Таких цитат в еготрудах содержится очень мало (семь из греческой литературы и 26 – изримской [Krause 1958: 126, 174]). В начале прошлого века Георг Бюрнеробъяснял редкость поэтических цитат словами самого Тертуллиана: «я неповерю и бодрствующим поэтам» [Bürner 1902: 15].
Позднее причинуредкости цитат, содержащих полный стих, стали усматривать либо в том, чтоапологет «сознательно дистанцировался от всей языческой литературы», очем свидетельствует характер цитат [Krause 1958: 174], либо в том, чтоТертуллиан строго следовал правилу стиля (die Stilregel), не допускавшемувкрапления стихов в искусно составленной прозе (in der kunstmässigen Prosa)[Hagendahl1983:19].Неисключаяэтидвепричины,выскажемпредположение, что Тертуллиан, не испытывая особой неприязни кклассическим текстам, предпочитал всё, что заимствует у предшественников,кардинально изменяя, делать, таким образом, своим.
Кроме того, известно,что «наличие “затекста” <...> полно смыслового богатства тем более, чемменее формально выражена связь с фоновым текстом» [Гаврилов 2011: 318].Такая методика обращения Тертуллиана с текстами-донорами делаетважным исследование его интертекстуальности. Под интертекстуальностьюмы понимаем «определённый литературный приём (цитата, аллюзия,парафраз, пародия, подражание, заимствование и т.д.)», который можноописать как «взаимодействие авторских текстов»; такая интертекстуальность«существовала всегда, и только тип и законы взаимодействия менялись взависимости от литературных кодов эпох» [Ржанская 2002: 539–540].Поскольку главная причина появления библейского интертекста –отсылка к авторитетному первоисточнику – очевидна и частично уже быларассмотрена выше, обратимся к внелитературному и литературномуантичному интертексту.
В работах Тертуллиана мы находим образы изюридической, военной, политической, религиозной сфер Римской империи,210так или иначе относимые им к христианству. Например, весовщик приманципации (ср.: Gaius. Inst. I, 119) упоминается в весьма специфическомконтексте: «Чтобы у человека предоставленное ему Богом благо сталопринадлежащим ему и чтобы у него появилось уже право собственности наблаго, <...> при установлении ему были определены, словно весовщикпредоставленного Богом блага, свобода и власть распоряжаться собой,которая позволяет человеку уже по доброй воле творить благо как своёсобственное <...>» (Adv.
Marc. II, 6, 5). Христа Тертуллиан называет«Императором» (Tert. De fuga 10, 1) и «Понтификом» (Adv. Marc. IV, 13, 4;35, 7 и 11; V, 9, 9; Tert. De carn. 5, 10), Чьими «принципалами» именуютсяМоисей и Илия (Adv. Marc. IV, 22, 3).Несмотря на свою нелюбовь к «внешней мудрости» и предпочтение«Иерусалима» «Афинам», Тертуллиан, который по рождению и воспитаниюпринадлежал к литературным кругам Карфагена [Barnes 1985: 195], не толькохорошо знал античную литературу, но и считал светское образованиенеобходимым для христиан: «Как мы можем отвергнуть светское учение(saecularia studia), без которого не может быть божественного?» (Tert.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
