Диссертация (1145123), страница 39
Текст из файла (страница 39)
adesp. Fr. 108) Ведь весною на росистых и нежных лугах, когдараспускаются разнообразные цветы, прекрасно проводить время, питаясь, какпчелы, неким естественным и чистым благоуханием; но не подобаетразумным, сделав венок сплетённый, с луга, что не скошен (см.: Eur. Hipp.73–74), носить его дома» (Paed.
II, 8, 70, 1–2). В словах неизвестногодраматурга и Ипполита из одноимённой трагедии Еврипида не содержитсяявных доказательств ненужности венков. Эти вкрапления призваны влиять нена разум, а на чувства аудитории. Еврипидовская цитата (Eur. Hipp. 73–74)приобретает более глубокий смысл, если читатель не только её распознает,но и вспомнит, что речь идёт о венке с заповедного луга, который Ипполит124Показательно, что эту же гомеровскую цитату использует Климент, доказываячеловеческое происхождение богов (Protr. 2, 38, 1).190посвящает Артемиде. В любом случае еврипидовская фраза в бытовомконтексте не выдаёт намерение Климента увидеть в «Ипполите» частицыпохищенной великим трагиком божественной истины и служит автору«Педагога» в качестве утончённого способа внушить образованнымхристианам мысль о недопустимости уподобляться языческой богине.Тертуллиан, отвращая читателей от чего-либо языческого, не говоритподобными загадками, а сразу объясняет, почему нельзя, например, посещатьтеатр и цирк (например: Tert.
De spect. passim).Существует много других подобных примеров орнаментальногоиспользования классических отрывков (ср.: Paed. I, 6, 39, 5–40, 1; I, 8, 64, 1–4и др.). Учитывая сказанное, можно утверждать, что Климент, выбирая изтворений Гомера и других поэтов показавшиеся ему подходящимифрагменты, часто использовал их как фразеологизмы без какой-либоидеологической подоплёки.Известно,чтоещёАристотельв«Риторике»«нередкодляподтверждения своих дальнейших частных положений приводит примерыкак раз из поэзии» [Меликова-Толстая 1996: 162].
Поэтические вкрапленияпоявляются и в других сочинениях Стагирита. Он, например, цитировал стихГомера (Il. II, 204), опровергая дуализм платоников [Daniélou 1961b: 74]. Всочинении «О вселенной» он характеризует Бога гомеровским словом ὕπατος(Arist. De mund. VI. 397b25 cp.: Il. VIII, 22). А. П. Бос замечает: «Здесь, втексте трактата, дошедшего под именем Аристотеля, выражение ὕπατοςпредставлено как идущее от традиции» [Bos 1993: 178]. Климент, говоря о«заблуждениях» Аристотеля, пишет, что тот, «не познавший Отца всего,полагает, что называемый Всевышним (τὸν καλούμενον ὕπατον) являетсядушою вселенной» (Protr.
5, 66, 4). Включив аристотелевскую парафразу сгомеровской цитатой в свой текст, он создал при помощи знакового слованечто среднее между пародией и стилизацией.Мы видим, что Климент больше на словах, чем на деле пренебрегализысканностью выражения мыслей. Признаваясь в своём нежелании191прибегать к словесным ухищрениям и заявляя о своей приверженности«благородному» простому стилю, он хочет сказать, что в его трактатах формане будет заслонять содержание. Облекая свои мысли в красивую оболочку,он показывает ценность этих мыслей: достоинство формы призвано доказатьчитателям достоинство учения.2.2.1.3. Преобразование используемых текстовРассмотрев отношение Климента к стилистической обработке текста ик использованию им античного наследия, перейдём к анализу тех отрывков вего сочинениях, в которых он, ссылаясь на стихи великих греческих поэтов,прежде всего, Гомера, допускает более или менее существенные отступленияот источника.
Стихи эти, как правило, хрестоматийные, должны были быть сдетства знакомы как самому Клименту, так и его читателям. Мы назовём ихпрецедентными текстами.Прецедентные тексты Ю. Н. Караулов определяет как «(1) значимыедля той или иной личности в познавательном и эмоциональном отношениях,(2) имеющие сверхличностный характер, т.
е. хорошо известные и широкомуокружениюданнойличности,включаяеепредшественниковисовременников, и, наконец, такие, (3) обращения к которым возобновляетсянеоднократно в дискурсе данной языковой личности» [Караулов 2010: 216].«Ошибки» Климента, в большинстве случаев достаточно точнопередающего прозаические и стихотворные фрагменты античных авторов,при использовании поэм Гомера кажутся по этой причине странными. Понашемумнению,некоторыеизтаких«погрешностей»являются«поэтической вольностью», отдалённо напоминающей ту, с которойдревнегреческие трагики перерабатывали мифы.Проповедуя скромность ложа, Климент, по словам А.-И. Марру, делает«оченьнеточноеизложение(assezinexactementrésumé)»[Clémentd’Alexandrie 1960: 156, n.
4] фрагмента из двадцать третьей песни «Одиссеи»:ὁ δὲ Ὀδυσσεὺς τῆς νυμφιδίου κλίνης τὸ σκάζον λίθῳ ἐπανωρθοῦτο («Одиссей же192при помощи камня устранил шатание брачного ложа») (Paed. II, 9, 78, 2125). Вдействительности Гомер говорит: «На дворе находилась маслина с темной /Сению, пышногустая, с большую колонну в объеме; / Маслину ту окружил ястенами из тесанных, плотно / Сложенных камней;126 и, свод на стенахутвердивши высокий, / Двери двустворные сбил из досок и на петли навесил;/ После у маслины ветви обсек и поблизости к корню / Ствол отрубилтопором, и отрубок у корня, отовсюду / Острою медью его по снуру обтесав,основаньем / Сделал кровати, его пробуравил, и скобелью брусья / Выгладил,в раму связал и к отрубку приладил, богато / Золотом их, серебром ислоновою костью украсив; / Раму ж ремнями из кожи воловьей, обшив ихпурпурной / Тканью, стянул.
Таковы все приметы кровати» (Od. XXIII, 190–202; здесь и ниже, если нет примечаний, пер. В. А. Жуковского). Словоθάλαμος, имеющее значение «спальня», метонимически может означать«брачное ложе».127 Хотя Климент всегда употребляет это слово в значении<брачный> чертог, он мог перетолковать 192–193 стихи «Одиссеи» в нужномдля него направлении: «Я ложе воздвиг, плотно подогнав один камень кдругому».К образу Пенелопы более ранние христианские авторы не обращались.Вероятно, Климент первым из церковных писателей упомянул имя вернойжены Одиссея.
Сделал он это трижды. Первый раз – в «Педагоге»: «Природаже не постоянно предоставляет время для брачного общения, но болеежеланным бывает более редкое соединение. Однако не следует, как во мраке,и ночью быть невоздержанным, но нужно помещать в душе стыдливость,словно свет разума. Мы не будем ничем отличаться от ткущей (ἱστουργούσης)М. Арл переводит этот отрывок так: «Ulysse redressait avec une pierre le pied boiteux du litnuptial» [Clément d’Alexandrie 1960: 157].125126Букв.: «Вокруг него <кустистого древа маслины> я спальню воздвиг <…> изплотно пригнанных друг к другу камней (τῷ δ’ ἐγὼ ἀμφιβαλὼν θάλαμον δέμον <…>πυκνῇσιν λιθάδεσσι)».
В приводимых Минем комментариях по поводу этих слов сказано:Vide num huc respexit Clemens (PG. VIII. Col. 492, notа 66).127Например, М. Л. Гаспаров переводит слова Пиндара (Pind. Olymp. 7, 29) –«Λικύμνιον ἐλθόντ’ ἐκ θαλάμων Μιδέας» – так: «<…> Ликимния, что сошёл с Мидеиналожа».193Пенелопы, днём создавая ткань (ἐξυφαίνοντες) учения целомудрия, ночью жераспуская (ἀναλύοντες), когда восходим на ложе» (Paed.
II, 10, 97, 1–2). Здесьочевиден намёк на гомеровские стихи: «День целый она <Пенелопа> затканьём проводила (ὑφαίνεσκεν μέγαν ἱστόν), а ночью, / Факел зажегши, самавсё натканное днём распускала (ἀλλύεσκεν)» (Od. II, 104–105; XIX, 149–150;XXIV, 139–140). В изданиях «Педагога» в качестве параллели к этому меступриводится отрывок из «Федона»: «<душа философа> не думает, будто делофилософии – освобождать её, а она, когда это дело сделано, может сновапредаться радостям и печалям и надеть прежние оковы, наподобиеПенелопы, без конца распускающей свою ткань (τινὰ ἐναντίως ἱστὸνμεταχειριζομένης)» (Plat. Phaed.
84a, пер. С. П. Маркиша). Хотя лексическихпараллелей между текстами Платона и Климента нет, у обоих авторов этотобраз, символизирующий обычно супружескую верность, используется впохожем контексте и появляется вне всякой связи с её целомудрием.128 Болеетого, у Климента она ассоциируется с отступлением от воздержания.Вероятнееалександрийскийвсего,следуябогословвданномиспользовалобразотрывкезаПенелопыПлатоном,вкачествериторического примера.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
