Диссертация (1145123), страница 33
Текст из файла (страница 33)
1: 5) и «Из Хаоса же и Эреб, и черная Ночь произошли»(Hes. Theog. 123) – помогли связать их между собой.Ниже мы рассмотрим отрывки тертуллиановского сочинения «Овоскресении плоти», появившиеся в результате взаимодействия библейскоготекста и античной культуры.106Традиция отождествления геенны огненной с тартаром сохраняется доныне, вчём можно убедиться при сопоставлении евангельских слов: «и если соблазняет тебя рукатвоя, отсеки её: лучше тебе увечному войти в жизнь, нежели с двумя руками идти вгеенну, в огонь неугасимый, где червь их не умирает и огонь не угасает» (Мк. 9: 43–44) с7-й утренней молитвой («Пѣснь полунощная, ко Пресвятѣй Богородицѣ») – «Избави мяогня вѣчнующагω, и червïя же злагω, и тартара» можно сделать вывод, что в молитвеБогородице под тартаром подразумевается геенна огненная.
В первом случае описаниеследует от места (геенна) к его атрибутам (червь и огонь), во втором случае – от атрибутов(огонь и червь) к месту (тартар).163Доказываяистинностьнаиболеетрудногодляпринятияегоязычниками учения о воскресении мёртвых, Тертуллиан обращается кприродным феноменам (день чередуется с ночью, времена года сменяют другдруга, на деревьях вновь появляются листья и т. п.) (Tert. De res. 12).
Кявлениям природы он относит и обновление феникса (Ibid. 12). Говоря обэтойчудеснойптице,которуюонсчитаетсуществующейвдействительности, он ссылается, как было сказано выше, на несколькоизменённые слова Cвященного Писания: «Если Вселенная недостаточноизображает воскресение, если творение ничего такого не удостоверяет, таккак говорится, что отдельные его элементы не столько умирают, сколькопрекращаются, и считается, что они не оживают, а преобразуются, возьмисовершеннейший и вернейший пример надежды на это, поскольку переднами живое существо, и жизни подвластное, и смерти. Я говорю о той птице,принадлежащей Востоку, славной единственностью и удивительной из-запотомства, которая, сама себя добровольно погребая, обновляется, присопряжённой с рождением кончине уходя и приходя (natali fine decedensatque succedens), вновь <становясь> фениксом там, где уже никого нет, вновьта, кого уже нет, другая и та же самая.
Что нагляднее и знаменательнее дляэтого дела, или у какой иной вещи есть такое доказательство? Бог даже вСвоих Писаниях говорит: “Ибо ты процветёшь словно феникс (Et florebisenim inquit velut phoenix)”, то есть от смерти и погребения, дабы ты веровал,что можно взыскать сущность тела и у огня. Господь возвестил, что мыпревосходим многих воробьёв; если и не фениксов, ничего страшного. Нопогибнут ли однажды люди, если птицы Аравии не волнуются овоскресении?» (Tert. De res.
13, 1–4).Сначала рассмотрим, насколько произвольно Тертуллиан истолковалбиблейский стих и были ли у него в этом деле предшественники ипоследователи. В еврейском тексте, который, апологет не читал, сказано:«Праведник будет цвести, как финиковая пальма (מ ר)» (Пс. 92:13) [BibliaHebraica 1997: 1175]. Слово [ מרtāmār] имеет только одно значение – Phoenix164dactylifera [Lisowsky 1993: 1523]. Греческие переводчики, сделав буквальныйперевод этого фрагмента – δίκαιος ὡς φοῖνιξ ἀνθήσει (Пс.
91: 13) – даливозможность последующим интерпретаторам понимать сказанное ими поразному, так как слово φοῖνιξ может означать и «финиковую пальму», и«феникса».Тертуллиан, истолковав стих псалма так, как ему было выгодно,превратил сказочного феникса, в существовании которого сомневалисьГеродот (Her. II, 73) и Тацит (Tac. Ann. VI, 28), в библейскую реалию. Вместосравнения из мира ближневосточной флоры в тексте пассажа про праведникапоявилось сравнение из мира сказочной фауны, сделавшее этот пассаж болееинтересным для читателей, любивших рассказы о чудесных существах.Карфагенский апологет в данном случае должен быть освобождён отобвинения в искажении Писания. И в новое время переводчики, сталкиваясьс омонимией, передают по-разному одно и то же слово.
Например, переводыстиха из книги Иова: «И говорил я: в гнезде моем скончаюсь, и, как песок([ וכחולwəkahôl]), умножу дни» (Иов 29:18) [Biblia Hebraica 1997: 1257] наанглийском и на немецком языках существенно различаются: «Then I said, Ishall die in my nest, and I shall multiply my days as the sand» [The Holy Bible1925: 355] и «Ich hoffte, alt zu werden wie der Phönix und so wie er in meinemNest zu sterben [Die Bibel 1990: 476]. Такое расхождение вызвано тем, что услова [ חולhôl] со значением «песок», согласно некоторым словарям(например: [Lisowsky 1993: 468]) есть омоним, со значением «феникс»,представляющий собой гапакс и встречающийся только в Иов 29:18.
Именнотак понимала в этом месте слово חולраввинистическая экзегеза [Hubaux,Leroy 1939: 49]. «Септуагинта» даёт чтение στέλεχος φοίνικος «стволфиниковой пальмы», «Вульгата» – palma.Более поздние церковные авторы под φοῖνιξом из 91-го псалмапонимали пальму (например, Greg. Nyss. In cant. cant. Vol 6. P. 423; Eus. Com.in Psal.
Vol. 23. P. 1180). Однако у Тертуллиана с его смелым истолкованиемсловпсалмопевцавсё-такинашлись165единомышленники.«Палея»,литературный памятник, представляющий собой изложение ветхозаветныхсобытий (греческий текст его возник, вероятно, не ранее VIII в., авторнеизвестен), содержит такое повествование: «Есть оубо ина птица въ велицѣиИндии, нарицаемая фуниксъ, о неи же Давидъ пророкъ в 91 псалмѣ рече:праведникъ, яко и фуниксъ, процьвѣтеть; то та оубо птица одиногнѣздьницаесть, не имѣеть ни подружия своего, ни чадъ...; егда състарѣется, възлетитьна высоту и взимаеть огня небеснаго, и тако сходящи и зажигаеть гнѣздосвое, и ту же и сама съгараеть, но пакы в попелѣ гнѣзда своего опятьнаражается червемь и в томъ черви бываеть птица, тои же потомъ тои женравъ, то же естьство имать; то си оубо птица фуниксъ предлежить образъвѣрующимъ истиною къ Богу.
Пал. XIV в. л. 13» [Срезневский 1912: 1357–1358].107У нас нет доказательств того, что идея истолковать слово φοῖνιξ из 91го псалма как птицу феникса принадлежит Тертуллиану или что болеепоздние писатели, поступающие подобным образом, зависят от него.Очевидно лишь то, что Тертуллиан первым дал нам письменную фиксациютакой экзегезы. Мы можем предположить также, что появление изображенияфеникса на христианских могилах вторично по отношению к его появлениюв сочинениях церковных авторов. В житии св. Цецилии (ок. 230 г.)рассказывается, что она видела на каменных саркофагах мучеников Максима,Валериана и Тибуртия изображение этой птицы, которое Максим велелсделать в качестве символа своего воскресения [Уваров 2001: 233].Длятогочтобыболееточноохарактеризоватьпринципытертуллиановской работы с источниками и для выявления особенностей егостиля при изложении древней легенды перейдём к рассмотрению того, что офениксе писали языческие и христианские авторы.
У них мы находим двеосновные версии мифа о фениксе.107Сравнение праведника с фениксом переносило последнего из мирабаснословных птиц в мир людей и, быть может, способствовало наречению «юношиптицы», т. е. юноши «за пределами своего дома в “ином” царстве, куда за нимотправляется его невеста» [Пропп 2007: 109], Финистом Ясным Соколом.1661) Феникс, проходя, как правило, фазу червя, рождается из гниющихостанков или животворящей силы предшественника, которого потомпогребает в Египте (Her. II, 73; Ov. Met. XV, 392–393; 402; 405–407; Pomp.Mel. III 8, 83–84; Plin. X, 2–4; XIII 42; Tac. Ann.
VI, 28; Ach. Tat. Leuc. et Clit.III, 25; Aelian. N. A. VI, 58).Эту версию при доказательстве воскресения мёртвых использовалКлимент Римский, первый из христианских авторов, обратившийся к образуфеникса (Clem. Rom. I Cor. 25, 1–5); на Библию он не ссылался. Его фениксвозрождается из разложившихся останков предшественника. «Посмотрим нанеобыкновенное знамение, случающееся в восточных странах, то есть в тех,что около Аравии.
Ибо <там> есть птица, которая называется феникс. Будучиединственной, она живёт пятьсот лет. И приблизившись уже к смерти, делаетсебе гнездо из ливана и смирны и других благовоний, в которое, когдаисполнится время, вступает и умирает. При гниении же плоти рождаетсянекий червь, который, питаясь влагой умершего существа, оперяется; затем,став сильным, поднимает то гнездо, где находятся кости жившего прежде, и,неся его из аравийской земли в Египет, достигает города, называемогоГородом Солнца. И прилетая днём, когда все видят, кладёт ношу на алтарьсолнца и таким образом отправляется назад». Тертуллиан заимствует идеюКлимента, но творчески её развивает.
Образ легендарной птицы не былсвязан с языческими мифами и ритуалами и мог быть полезен: «То, чтоносило на себе следы многобожия, однозначно признавалось “эллинским”.Если же существовала какая-то возможность трактовать нечто в нейтральномсвете, таковое могло быть заимствовано и тем или иным образом соотнесенос религиозными требованиями благовестия» [Большаков 2001: 137].У Артемидора (2 пол. II в.