Диссертация (1145123), страница 12
Текст из файла (страница 12)
12, 120, 2). Показавсначала гнусность и позорность языческих мистерий, он пытается внушитьчитателяммысль,чтохристианскиетаинства,какбесконечнопревосходящие языческие, должны прийти им на смену.Первая глава «Протрептика» начинается упоминанием «фиванцаАмфиона» (Protr. 1, 1, 1), последняя – «беседой» с фиванцем Тиресием (Protr.12, 119, 1–3). Таким образом, мифологическое обрамление этого сочиненияпредставляетсобойособыйэлемент,оформляющийвступлениеизаключение.
Благодаря этому возникает кольцевая композиция.Подобная композиция обнаруживается и в «Педагоге»: начав, как былосказано выше, с изменённой цитаты из Пиндара и с реминисценций изПавловых посланий, Климент завершает свой труд цитатой из младшегосовременника Пиндара Вакхилида и несколько изменённой фразой изпослания апостола Павла филиппийцам: «Ибо “Не втайне к смертным несётсвоё звучащее слово мудрость,”33 как говорит Вакхилид.
Безукоризненные жеи чистые, и непорочные, согласно Павлу, чада Божии среди роданесправедливого и развращённого, вы оказываетесь в мире наподобиесветил»34 (Paed. III, 12, 100, 2–3). Поскольку Пиндар и Вакхилид (кон. VI –сер. V вв. до Р.Х.) не только были современниками и некоторое время жили ву Гиерона Сиракузского, но и писали эпиникии, появление их стихов вначале и конце «Педагога» нельзя считать случайным.«Строматы» лишены чёткого плана, представляя собой, как и обещаетих название, сшитый из лоскутов различных идей ковёр.
Однако именнотакая структура сближает этот трактат с сочинениями язычников. Во всякомслучае, так думает сам Климент, признающийся: «“Строматы” не имеютцелью ни порядок <изложения материала>, ни стиль (τῆς φράσεως),поскольку (ὅπου γε) эллины <иногда> и о наличии <красоты> слога3334См.: Bacch. Fr. 26, пер. М. Л. Гаспарова.Ср. Флп. 2:15.59специально не заботятся ἐπίτηδες καὶ τὴν λέξιν οὐχ Ἕλληνες εἶναι βούλονται), инезаметно производят рассеивание учений и <излагают их> не в <полном>соответствии с истиной (καὶ τὴν τῶν δογμάτων ἐγκατασπορὰν λεληθότως καὶ οὐκατὰ τὴν ἀλήθειαν πεποίηνται), делая читающих <их> трудолюбивыми иищущими» (Strom.
VII, 18, 111, 3).Тексты Климента, заключённые в рамки классических цитат, самиполны ими. Например, намёки на слова о Христовом иге (Мф. 11:30) и напророчество о молодом осле (Зах. 9:9; ср.: Мф. 21:1–7) окружают метафоры,взятые из платоновского «Федра» [Butterworth 1916б: 202; Méhat 1966: 192].Климент призывает: «Поспешим, побежим, возьмём иго Его, примембессмертие, возлюбим Христа, благого Возницу (ἡνίοχον) человечества! Онповёл под одним ярмом молодого осла вместе со старым и, надев хомут налюдей, направляет повозку (ἅρμα) к бессмертию, спеша исполнить передлицом Бога явным образом то, на что раньше лишь намекал, и заставляя насбежать (εἰσελαύνων) ныне на небеса, подобно тому, как прежде направлял вИерусалим, — прекраснейшее зрелище для Отца — вечный победоносный(νικηφόρος) Сын» (Protr.
121, 1). В этом пассаже легко различить такиеплатоновские фразы, как «<…> наш повелитель правит упряжкой (ἡνιοχεῖ)»(Plat. Phaedr. 246b); «великий предводитель на небе, Зевс, на крылатойколеснице (ἐλαύνων <…> ἅρμα) едет первым, всё упорядочивая и обо всемзаботясь» (Ibid. 246e); «после смерти, став крылатыми и лёгкими, ониодерживают победу (νενικήκασιν) в одном из трёх поистине олимпийскихсостязаний»35 (Ibid. 256b).Климент часто создаёт свой текст при помощи фрагментов чужого.Г.
Брамбилласка пишет, что классические цитаты и ссылки в «Протрептике»происходят из самой структуры этого труда, «пронизывая каждый пассаж ипостоянно затрагивая сердцевину текста Климента. С этой точки зренияможно говорить, что Климент является почти единственным подобным35Пер. А. Н.
Егунова, ред. Ю. А. Шичалина.60примером» [Brambillasca 1972: 10]. Подробнее о «коллажировании» всочинениях Климента будет сказано ниже.Способ изложения идей, содержащихся в трёх главных сочиненияхКлимента, говорит о его стремлении беседовать с читателями на их языке.Он, например, отождествляет библейское «следование за Богом», оченьважное для него понятие, «с платоновской идеей уподобления и стоическойидеей жизни согласно природе» [Behr 2000: 141] и преобразует вхристианском ключе философскую пропедевтику [Schneider 1999: 249, 263].По словам П. Каравайта, «Климент пытается соединить своё восхищениегреческим образованием с недавно открытой истиной» [Karavites 1999: 151].По нашему мнению, однако, Климент не столько стремился выразить своёвосхищение наследием классической древности, сколько не желал, чтобыстрах перед философией некоторых христиан (Strom.
VI, 10, 80, 5)отталкивал от Церкви образованных эллинов.1.2.2. Создание «судебных речей» ТертуллианомКомпозициямногихсочиненийТертуллианавыдаётвнемпрофессионального юриста или человека, который желал, чтобы его трудынапоминали судебные речи.В науке было отмечено, что даже его философский трактат «О душе»(De an.) по структуре напоминает речь, exordium которой заканчивается втретьей главе (De an.
3, 4) [Barnes 1985: 206], а с пятой главы начинаетсяnarratio [Ibid.: 207]. В последнем предложении пятой главы Т. Д. Барнесусматривает propositio. С шестой главы начинаются confirmatio и reprehensioречи. В двадцать второй главе, вместо ожидаемой peroratio, появляетсяпредусмотренная риторическими справочниками amplificatio.
В пятьдесятвосьмой главе начинается peroratio речи, знаменующееся использованием(впервые в трактате) риторического метода interpellatio или contrapositio. Навопрос воображаемого оппонента – «Итак, всякая душа находится впреисподней?» – Тертуллиан отвечает утвердительно и заявляет, что онсознательно откладывал определённые темы до заключения своего труда.61Далее следует ряд вопросов, преимущественно риторических (De an. 58, 2–4).Когда они заканчиваются, Тертуллиан использует другой риторическийприём: перечисление примеров, exempla (De an. 58, 5) [Barnes 1985: 208].Апологет формирует текст сходным образом и в других своих работах.Этот факт говорит, по нашему мнению, не о подчинении его требованиямжанра (трактат «О душе», кроме композиции, мало чем напоминает речь), а олитературной игре, следуя правилам которой нужно было создать сочинение,имеющее признаки судебной речи, но не являющееся таковой ни попредназначению [cp.: Hagendahl 1983: 14], ни по объёму, ни по содержанию.Жанр ораторской прозы, вероятно, представлялся ему наиболее подходящимдля изложения нового учения: положение оратора, возвышающегося надтолпой невежд и доносящего до них слова истины, его устраивало более, чемположение учёного, беседующего с друзьями.
Климент, как мы помним,избрал для себя жанр философского трактата.Рассмотрим некоторые композиционные особенности «Апологетика»,состоящего из пятидесяти глав и не отличающегося достаточно чёткойструктурой. Во многих главах Тертуллиан ссылается на языческих«свидетелей», заставляя их говорить в пользу христиан. В первойприглашается Анахарсис (Apol. 1, 8), во второй – Плиний Младший иимператор Траян (Apol. 2, 6–7), в четвертой – император Север (Apol. 4, 8), впятой – императоры Тиберий (Apol.
5, 2) и Марк Аврелий, называемый«защитником (protectorem)» (Apol. 5, 6), в шестой – консулы Пизон иГабиний (Apol. 6, 8), в седьмой – при помощи цитаты – Вергилий (Apol. 7, 8),в восьмой – природа (fidem naturae ipsius appellem) (Apol. 8, 1), в девятой –«войско нашей родины» (teste militia patriae nostrae) (Apol. 9, 2), в десятой –Диодор, Талл, Кассий Север и Корнелий Непот (Apol.
10, 7), в семнадцатой –сама душа (ex animae ipsius testimonio) (Apol. 17, 4), в восемнадцатой –Аристей (Apol. 18, 7), в девятнадцатой – Иосиф Флавий и другие историки(Apol. 19, 6) и т. д.62Наряду с этим методом привлечения «языческих свидетелей»Тертуллиан использует образ Сократа, чьё имя в «Апологетике» встречаетсядевять раз, уступая по частотности только именам Юпитера, Христа, Сатурнаи Платона).Внаукесуществуютдветочкизрениянатертуллиановскиезаимствования из сочинений Платона – как на прямые и как наопосредованные. Т.
Д. Барнес считает, что многие пассажи сочиненийлатинского апологета указывают на его «прямое знакомство» с платоновскимтекстом. В частности, в сочинении «О душе» (De an. 18, 1) приводитсядовольно точная цитата из «Федона» (Plat. Phaed. 65а) [Barnes 1985: 205].Х. Хагендаль допускает, что человек с тертуллиановским знанием языка иинтересом к философии читал платоновские диалоги в оригинале. Однако, помнению немецкого учёного, способ цитирования и анекдотический характерприводимых фрагментов чаще всего говорят в пользу заимствования извторичных источников [Hagendahl 1983: 18].
Согласно М. фон Альбрехту,«знакомство Тертуллиана с античной литературой во многом из вторых рук,но следует считаться с возможностью чтения Платона» [Альбрехт 2005:1668].Даже допустив, что сюжеты с Сократом были заимствованыТертуллианом не непосредственно из «Апологии Сократа», а почерпнуты изиных восходящих к ней источников, мы не можем сомневаться в знаниилатинского апологета о первоисточнике: Сократ упоминается или в контекстесуданадним,илиспривлечениеминформации,восходящейкплатоновскому диалогу. В четырнадцатой главе Тертуллиан, говоря онасмешках над богами в языческой литературе, заявляет: «Я уже молчу офилософах, довольствуясь одним Сократом, который, чтобы оскорбитьбогов, клялся дубом, козлом и собакой (ср.: Plat.
Apol. 22а). “Но Сократпотому и был осуждён, что ниспровергал богов”. Разумеется, истину ипрежде ненавидели, как и всегда. Однако, поскольку афиняне, раскаявшись всвоём вердикте, впоследствии и обвинителей Сократа покарали и его золотое63изображениепоместиливхраме,тоотменённыйприговордаётсвидетельство в пользу Сократа» (Apol. 14, 7–8). В двадцать второй главе,рассуждая о демонах, апологет говорит: «Знают о демонах философы, ибосам Сократ обращался к демону за советом. Разве нет? Говорят ведь, что сдетства при нем находился демон (ср.: Plat. Apol. 31d), отговаривающий его,надо думать, от блага» (Apol. 22, 1).
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
