Диссертация (1137640), страница 29
Текст из файла (страница 29)
(AA 06: 379)Тем самым, само понятие понуждения, в том числе правового, подразумевает, что оно делает поступокнеобходимым.303304108являются необходимыми и, тем самым, просто не подпадают под определениепринуждения. 309Пример поможет точнее понять эту простую, в общем-то, мысль. Представим себетюрьму: хотя непосредственные эмпирические причины того, что тюрьма ограничиваетсвободу заключенных, – решетки и ограда, с точки зрения внешней свободы этипричины случайны. Необходимая причина – произволение тех, кто построил тюрьму стаким расчетом (по такой максиме), чтобы из нее нельзя было сбежать.
Таким образом,люди ограничивают свободу произволения друг друга не тогда, когда мешают другдругуслучайно(т.к.случайноевоздействиепоопределениюнеявляетсяпринуждением), а только тогда, когда делают это намеренно. Иными словами,произволение может ограничить другое произволение (или само себя) толькопосредством всеобщего принципа. 310 И действительно, в «Метафизике нравов» КантК этой связи принуждения и необходимости обращается М. Виллашек (Willaschek 2002), пытаясьрешить проблему, состоящую в том, что законы права нельзя рассматривать ни как категорические, никак гипотетические императивы (об этой проблеме см.
изложение взглядов В. Керстинга в гл. 1). В«Учении о праве», говорит Виллашек, обязательность каждого закона преподносится как оборотнаясторона права принуждать к определенным поступкам. Таким образом, необходимость законов праваявляется следствием их принудительного характера.Однако интерпретация Виллашека сталкивается с серьезной трудностью: получается, что законыправа распространяется лишь на тех, кого право способно принудить, а само понятие правонарушениястановится немыслимым. Ведь если кто-то поступает вопреки юридическому закону, значит, он поопределению не принуждаем.
Пытаясь преодолеть эту трудность, Виллашек пишет, что «Кант, похоже,рассматривает не-прескриптивную концепцию права как всего лишь абстракцию или идеализацию,которая в реальной жизни всегда “смешана” с этическими соображениями» (Op. cit. p. 67). Однако врамках кантианской логики такой ход представляется сомнительным, т.к. он предполагает некантовский, а скорее платонический подход, для которого вещь – несовершенное подобие идеи.Из интерпретации Виллашека вытекает и еще одна интересная проблема, которой он, похоже, незамечает: становится невозможно вывести из самого права обязательность правового принуждения.Ведь если принуждать силой в определенных случаях дозволено, это подразумевает, что можно и непринуждать.
Тем самым, из самого права следует лишь возможность правового принуждения, но неследует его обязательность.На мой взгляд, оба затруднения решаются, если трактовать право как нравственную возможностьпринуждения. Поскольку право это только возможность принуждения, оно сохраняет силу даже тогда,когда принуждение не состоялось, и распространяется, в том числе, на преступника.
Более того, оноимеет силу даже тогда, когда фактических механизмов принуждения не существует (т.е. в естественномсостоянии). Это позволяет понять, в каком смысле право является нормативным, не будучипрескриптивным: оно не предписывает, т.е. не означает нравственной необходимости тех или иныхпоступков, однако оно санкционирует, т.е. правом называется нравственная возможность принужденияк определенным поступкам.Что касается невозможности вывести из права безусловную необходимость применять правовыесанкции (т.е. собственно, необходимость учредить публичные законы), это представляется мне нестолько затруднением, сколько особенностью учения о праве.
Из него не следует нравственнаянеобходимость существования внешних законов. Однако из учения о праве следует, что принуждение кучреждению публичных законов, не противоречит праву. Тем самым из понятия права следуетвозможность (нравственная) условной (патологической) необходимости публичного законодательства.310Вообще, мысль о том, что воля может быть принуждена только волей, вполне естественна дляхристианской интеллектуальной традиции.
Так, Августин, один из первых теоретиков свободной воли,писал по этому поводу: «Душа приказывает телу, и оно тотчас же повинуется; душа приказывает себе – ивстречает отпор» (Августин Аврелий. Исповедь. — М.: Гендальф. 1992, кн. VIII, гл. 8.).309109резервирует слово Zwang для правового принуждения и определяет его как«понуждение (Nötigung) свободного произволения посредством закона». 311Это рассуждение объясняет, почему право существует только в отношениях междулицами, а не в о тно шениях людей с кем и чем уго дно , включая живо тных и вещи.Казалось бы, нам хорошо известны случаи, когда вовсе не чей-то произвол, астихийные обстоятельства ограничивают нашу свободу.
Однако с точки зренияпонятия внешней свободы такие обстоятельства не ограничивают нас, пусть дажеэмпирически они могут оказаться непреодолимыми. Тем самым, становится понятно,на каком основании право выводится из понятия свободы во внешних отношенияхисключительно между людьми. А вместе с тем, обосновывается и то, почему право какучение обобъективнопрактическивозможномкасаетсятолько«отношениядвустороннего произволения, поскольку оно рассматривается исключительно каксвободное». 312 Поскольку нравственная возможность поступков есть возможность их сточки зрения чистого практического разума, при их конструировании в качествеограничивающих их условий можно рассматривать исключительно поступки другихсуществ, обладающих разумом.Принуждение – это воздействие, которое имеет необходимый эффект и точноопределенные условия: а именно, «[п]ринуждающие [патологические] основания сутьте, противостоять которым недостаточно человеческих сил».
313 Когда другойприкладывает силу в той же точке пространства, что и я, причем его приложение силыбольше по величине и отличается по вектору от моего, он патологически принуждаетменя. Таким образом, хотя принуждение и является каузальным отношением (каксправедливо отмечает Гайер), оно редуцируемо к движениям материи во внешнемчувстве. Поэтому отношения патологического принуждения, как и физическиевзаимодействия, можно моделировать с помощью математического конструирования.Хотя из всеобщего закона действительно права не следует логически, «чтоиспользование принуждения против принуждения может <…> предохранить свободу всоответствии с некоторым всеобщим законом» (на чем основывает свою критикуГайер), это знание может быть получено путем конструирования отношений311AA 06: 379Метафизические первоначала учения о праве.
С. 87.313Лекции по этике. С. 57. Перевод изменен. В указанном издании для перевода кантовского словаNötigung (понуждение) использован неологизм «необходимление». Это оправдано тем, что у Кант словоNötigung обозначает такой акт, посредством которого поступок становится необходимым(существительному Nötigung у него соответствует глагол necessitieren). Говоря о правовом принуждении(а также о практическом и патологическом принуждении), Кант использует слово Zwang, однако Zwangопределяется как «понуждение (Nötigung) свободного произволения посредством закона». (AA 06: 379)Тем самым, само понятие понуждения, в том числе правового, подразумевает, что оно делает поступокнеобходимым.312110принуждения в созерцании.
И действительно, Кант утверждает, что «[з]акон взаимногопринуждения <…> есть как бы конструкция упомянутого понятия чистого права, т.е.показ этого понятия в чистом созерцании a priori, по аналогии с возможностьюсвободныхдвиженийтел,подчиненныхзаконуравенствадействияипротиводействия». 314В одной из последующих глав Кант пишет, между прочим, что тот, ктовоздействует на [вещь, которую я держу,] вопреки моему согласию <…> в своеймаксиме находится в прямом противоречии с аксиомой права. Проделанный в этойглаве анализ показывает, что слово «аксиома» используется здесь в прямом значении:закон взаимного принуждения нельзя вывести логически из правовых понятий, но онсовершенно достоверен при конструировании правоотношений в созерцании.
Темсамым, он является такой же аксиомой, как аксиомы геометрии.Лейбниц и его последователи понимали под ius naturale некую совокупностьоснованных на разуме правовых аксиом, на которых можно было бы построить«рациональную юриспруденцию». 315 Кант в своем понимании естественного праваявно находится под влиянием этой традиции (которую он усвоил через Вольфа иБаумгартена) и, похоже, претендует, что смог в буквальном смысле выстроить учение оправе аксиоматически. Такое аксиоматическое учение о праве способно обеспечить,чтобы «Свое было (с математической точностью) определено для каждого, чего нельзяожидать от учения о добродетели». 316 Дело в том, что учение о добродетели имеет делос внутренней свободой, понятие которой, как мы видели из предыдущей главы,сверхчувственно, а значит, не может быть сконструировано. Поэтому в учении одобродетели, в отличие от учения о праве, нет аксиом в математическом смысле.
В неместь только метафизические основоположения, которые, в отличие от аксиом, неМетафизические первоначала учения о праве. С. 95. Таким образом, то, что убивший, чтобы выжить,не подлежит наказанию, - это не логическое следствие всеобщего закона права, а результат познаваемойаприори (путем конструирования) невозможности принуждения в данном конкретном случае. Если быКант считал иначе, он подписался бы под выражением «право крайней необходимости», но он, наоборот,утверждает, что тот, кто убивает, чтобы не умереть, тоже совершает преступление, т.е.