Диссертация (1137636), страница 46
Текст из файла (страница 46)
Очевидно, что это будет ложным, если прямолинейное движение рано или поздно наткнется награницы физического мира.215те гипотезы об устройстве мира, на которых она строится. Чтобы сформулировать принцип инерции, требуется увидеть мир по-новому, но принятие принципа инерции принуждает принять и новую концепцию мира, которая делает егоосмысленным.Именно с этим связана «трагичность» истории Научной революции в глазахКойре: невозможно сделать выбор и принять новую физику, отвергнув при ееонтологические и космологические импликации.
Невозможно строить самолеты и верить при этом в «хрустальные небеса». Но последствия этой новой космологии оказываются драматическими, поскольку признание бесконечностиВселенной порождает серию серьезных философских и теологических проблем,как показывает Койре в своем классическом труде. В частности, новоевропейским мыслителям приходится пересмотреть не только ключевые онтологические концепты, но и теологические идеи. Бесконечность – это традиционныйатрибут Божественного. Бесконечное (реально существующее, а не абстрактноебесконечное математики) способно на самосуществование и не требует внешней причины, обуславливающей его бытие.
Но тогда бесконечный мир присваивает себе качество, ранее присущее только Богу – и это необратимо меняетвесь дискурс теологии творения, способы осмысления и описания отношениймежду Творцом и тварной Вселенной. Теология в Новое время не может оставаться прежней.Таким образом, описание научной и духовной революции XVII века как перехода от представлений о мире как конечном, упорядоченном и антропоцентричном к представлению о бесконечной и однородной Вселенной показываетнам особый аспект происходящей трансформации, который не только меняетсамовосприятие человека, но и приводит к радикальному пересмотру вненаучных теорий и построений, к разрушению традиционной системы философскойи теологической мысли.216IV.2 Причины Научной революцииНа предыдущих страницах мы показали, что Койре описывает Научную революцию XVII века как процесс исключительно теоретический, в который вовлечены научные теории, теоретические принципы и концепты, ментальные установки, образы мира.
Это во многом определяет то, что может быть считатьсяпричиной Научной революции. Ведь естественным образом возникает вопрос:почему такой переворот в мышлении стал возможен в XVII веке? Почему он непроизошел в другое время или в другом контексте?Однако мы не найдем подробного анализа причин Научной революции XVIIвека в работах Койре. Он больше внимания уделяет описанию происходящихизменений, но не выявлению предпосылок, которые способствовали их появлению. Его рассуждения о причинах Научной революции сводится, скорее, к опровержению тех гипотез и предположений, которые основаны на ином понимании этого исторического события.Мы уже упоминали, что он последовательно отвергал те объяснения, которые бóльший акцент делали на эмпирическом и практическом характере новоевропейской науки.
Во-первых, он полагал, что открытие новых фактов не приводит само по себе к пересмотру теории. Более того, сами факты могут бытьувидены и восприняты как новые лишь в некотором теоретическом контексте.Койре подчеркивает: «мы редко видим те вещи, на которые не смотрим, и стольже редко мы смотрим куда-либо, если мы не знаем, что там есть на что смотреть»483.
Именно теория направляет наш взгляд и помогает проинтерпретировать увиденное. Поэтому даже новые астрономические открытия имели значение лишь тогда, когда они могли быть по-разному оценены и осмыслены – т.е.когда теоретический базис науки уже пошатнулся. Прекрасным примером этому служит история опытов с падением тяжелых тел: Иоанн Филопон наблюдалпадение тяжелых тел разного веса, но не сделал из этого выводов, разрушив483Koyré A. Histoire de la magie et de la science expérimentale // Revue philosophique de la Franceet de l’étranger.
1947. V. 137, № 1-3. P. 95.217ших аристотелевскую теорию, а для Галилея было достаточно мысленных экспериментов, чтобы указать на недостоверность аристотелевской модели.Во-вторых, Койре подчеркивал, что и развитие техники не является той причиной, которая стимулировала развитие математического естествознания. Какмы показали чуть ранее, это не техника обращалась к науке за решениями, анаука повернулась к технике, когда увидела возможность эффективного воздействия на реальность при помощи расчета и проекта, что было не причиной, аследствием развития научной мысли. Койре указывает, что «появление пушекне спровоцировало рождения современной динамики: наоборот, об опыт артиллеристов разбились усилия Леонардо да Винчи, Тартальи и Бенедетти.
Нуждымореплавания, церковного календаря, астрологии могли и должны были спровоцировать пересмотр астрономических таблиц (которого не произошло) – ноони не могли побудить Коперника перевернуть порядок небесных сфер и поместить Солнце в центр Вселенной. Потребности коммерции, развитие банковских обменов и отношений, несомненно, способствовали распространениюэлементарных математических навыков. Но они не могут объяснить невиданный прогресс в математике, осуществленный итальянскими алгебраистами впервой половине XVI века…»484. Все эти моменты являются «внешними» поотношению к науке и не могут объяснить реальные причины научного прогресса.К другим «внешним» причинам, отвергаемым Койре, относятся политические и экономические факторы.
Он, впрочем, не отрицает, что социальный,экономический и культурный контексты должны быть приняты во вниманиепри изучении истории научной мысли. «Наука не развивается в пустоте»485 –для нормального функционирования науки требуются определенные условия, окоторых говорил уже Аристотель: в обществе должны существовать люди,484Koyré A. Les sciences exactes // R. Taton (ed.) Histoire générale des sciences. Vol. II. Paris,1958. P.
11.485Koyré A. Les philosophes et la machine // A. Koyré. Etudes d'histoire de la penséephilosophique. Paris, 1971. P. 324.218имеющее свободное время; среди этих людей, представителей leisured classes,должны найтись те, кто имеет склонность к теоретическому познанию, не направленному на решение насущных практических задач; и общество должнорасценивать такую деятельность как имеющую ценность.
«Только при этих условиях могут возникнуть научные школы, без которых развитие науки немыслимо,… может возникнуть понимающее и дружелюбное окружение, котороеоказывает поддержку ученому в его работе»486.Но условия – это не причины. Окно служит условием освещенности комнаты, но причина света – Солнце, а не окно. Отсутствие необходимых условийили наличие значительных препятствий (к которым Койре относит, в частности, китайскую бюрократию), могут объяснить, почему наука в данном обществе находилась в состоянии стагнации.
Но даже благоприятные социальные условия или политическая структура, способствующая развитию свободноймысли, не могут однозначно повлиять на реальное состояние науки или породить творческий порыв гения. «Мне кажется бесплодной, – писал Койре, – попытка вывести греческую науку из социальной структуры полиса или даже изагоры. Афины не объясняют Евдокса – не более, чем Сиракузы Архимеда илиФлоренция Галилея… Социальная структура Англии XVII века не может объяснить Ньютона, точно также как Россия Николая I не проливает свет на творчество Лобачевского»487.Все эти элементы Койре воспринимал как внешние, не определяющие реальный ход развития научной мысли: «влияние внешних факторов, к которым порой обращаются историки, полностью иллюзорно»488.
Впрочем, любое открытие сложно предсказать и дедуцировать – в нем есть доля случая, везения илигениального прозрения. Но если история научной мысли и может быть как-тоосмыслена, то лишь через рассмотрение ее внутренней логики. Показателен в486Там же.Koyré A Perspectives sur l’histoire des sciences // A. Koyré. Etudes d’histoire de la penséescientifique. Paris, 1966. P.
360.488Koyré A. Les sciences exactes… P. 11487219этом смысле пример Лобачевского, упомянутый Койре. Очевидно, что Лобачевский смог состояться как ученый лишь благодаря определенному устройству образовательной системы Российской империи. Он получил образование засчет государства. Во время своей работы в Казани он имел возможность поддерживать контакты с ведущими математиками Европы. Его обязанности какректора Университета оставляли ему время для занятий наукой и преподаванием. И все же, конкретные результаты, полученные Лобачевским, никак не следуют из этого. Его работы обретают значение, лишь будучи вписанными в контекст математических проблем его времени: перед математикой XIX векавстала задача выработать альтернативную геометрию, основанную на иной системе аксиом – и решению этой проблемы, которая не была связана ни с какимсоциальным или экономическим запросом, но приобретала значение лишь видеальном пространстве математической мысли, посвятил себя Лобачевский.Мы полагаем, что Койре, оценивая роль «внешних» и «внутренних» факторов, берет за модель научного развития именно математические науки, в которых наиболее ясно и отчетливо проявляется зазор между проблемами и противоречиями, обусловленными актуальным теоретическим содержанием инаправлением исследований, и внешними факторами, например, социокультурной или политической обстановкой, создающими общественный запрос илитребования эффективного результата.
Подобное разделение и концентрация на«внутренней логике» сделало Койре в глазах последующих поколений основным представителем так называемого «интернализма», т.е. направления в историко-научных исследованиях отрицающих влияние на развитие науки внешнихфакторов и описывающих прогресс науки исключительно в терминах внутренней логики489.Однако, мы хотим подчеркнуть, что интернализм Койре имел несколько специфический характер. «Внутренняя логика», о которой он говорит, проявляется489См. Маркова Л.А. «Интернализм – экстернализм» // Энциклопедия эпистемологии и философии науки / ред.
И.Т. Касавин. М., 2009.220и тогда, когда мы рассматриваем некоторую науку в более широком пространстве интеллектуальной мысли490. Например, когда мы анализируем развитиефизики через призму проблем астрономии, или когда интерпретируем научныеспоры как выражение философских или теологических разногласий.