Диссертация (1137625), страница 44
Текст из файла (страница 44)
Это и имеет в виду Кант, говоря, что наш рассудок сам впервую очередь привносит в природу целесообразность и законосообразность. Эта целе- и законосообразность присуща только миру как явлению, а не миру как воле»4. Эту субъективную законосообразность Шопенгауэр истолковывает в кантовском же духе; при этом он замечает, чточеловеку следует поучиться морали у природы, которая не ставит себе цели, а поступает должно1HN I, 211, Nr.
342; см. также: HN I, 182, Nr. 294; HN I, 198, Nr. 318.HN I, 211-212, Nr. 342. Хюбшер предполагает, что романтические представления о противоположности гениюобывателю в это время скорее связаны с чтением Тика, см.: Hübscher A. Denker gegen den Strom. Schopenhauer:Gestern – Heute – Morgen.
Bonn, 1973. S. 90-92; ср. с: HN I, 108, Nr. 195. Впрочем, уже весной 1813 г. Шопенгауэр обвинял практический разум в том, что тот создаёт обывателей так же, как теоретический разум создаётдогматиков, см.: HN I, 44, Nr. 85. Нам кажется, что констекст всех соответствующих фрагментов однозначноуказывает на Канта.3Например, это относится к состраданию, см.: HN I, 118-119, Nr. 211. Впоследствии, правда, определением генияпо преимуществу Шопенгауэр считал не противоположность обывателю, а позитивную способность познать Платоновские идеи, см.: HN I, 256, Nr.
408.4HN I, 212, Nr. 343. Ср. с отрицанием самой идеи телеологии: HN I, 80, Nr. 129.2141сама по себе1. Эти заимствования из кантовской эстетики составили основообразующую частьэстетического учения Шопенгауэра, и, несмотря на показательное неприятие «Критики способности суждения», он перенёс эти и многие другие её элементы в свою зрелую эстетику2.4.4.2.
«Теоретическое уничтожение мира», «контемпляция» и генийМы видели, что с эстетической стороной лучшего сознания Шопенгауэр связывал «объективность», хотя лучшее сознание и было свободным от субъект-объектных отношений3. Парадоксально, но с заменой «лучшего сознания» на «субъект познания» в шопенгауэровских черновиках появляется идея о невозможности полного уничтожения субъект-объектной схемы, и вэтой связи «объективность» эстетического познания изменяет свой характер. Теперь объективность стала предполагать не столько свободу от априорных форм познания и шеллинговскоетождество субъекта и объекта, сколько способность познать объект в его истинном виде.
Впрочем, даже в этом новом понимании сходство шопенгауэровского субъекта познания и шеллинговского интеллектуального созерцания остаётся разительным: «Какой предмет я созерцаю, темя и являюсь,… и объект является (erscheint), познанный в чистом виде (rein aufgefasst) бесконечно прекрасным …я есмь этот объект, я есмь чистая радость по поводу моего рассудка, которыйделает возможным это схватывание (Apprehension) и сам и является этим схватыванием»4.Именно в этом виде созерцание как «Kontemplation» становится одной из основных категорийшопенгауэровской эстетики.Необходимыми условиями самой возможности познания посредством контемпляции в обход созерцания (Anschauung) Шопенгауэр назвал «незамутнённость» субъекта «волей и желаниями» и независимость, «изолированность» объекта от причин и оснований5. Эта «изоляция»объекта от воли предполагала его освобождение от «груза» тела, ведь тело опосредует всякоедругое познание согласно Закону основания и тождественно с волей6.
Эта «двусторонняя» свобода субъекта и объекта делает возможным не только освобождение от воли, но и положительное истинное познание: «Блаженство созерцания (Kontemplation) проистекает наполовину отпервых указанных условий и состоит, следовательно, в том, что мы, освобождённые от мукижелания (Quaal des Wollens), становимся чистым субъектом познания… наполовину же от по-1HN I, 133, Nr. 230.Подробнее об этом см.: Shapshay, S. Poetic Intuition and the Bounds of Sense: Metaphor and Metonymy in Schopenhauer’s Philosophy // Better Consciousness. Schopenhauer’s Philosophy of Value. Ed.
by Alex Neil and ChristopherJanaway. Wiley-Blsackwell 2009. P. 58-76; Shapshay, S. Schopenhauer's Transformation of the Kantian Sublime// Kantian Review. Vol. 17. Issue 3 (Nov 2012). P. 479-511; Paul Guyer. Back to Truth: Knowledge and Pleasure in theAesthetics of Schopenhauer// European Journal of Philosophy. Volume 16. Issue 2. P. 164–178.3HN I, 151, Nr. 250.4HN I, 126, Nr. 220.5HN I, 112, Nr. 206; HN I, 128, Nr. 221.6HN I, 112, Nr. 206.2142знания истинной сущности мира, т.е. идеи»1. Стало быть, объективность означает не высшуюстепень мимезиса, изображающего всеобщее, а то свойство, которое возникает при уничтожениивсех условий созерцания, кроме базовой схемы субъект-объектных отношений2.Олицетворением так понятой объективности является гений: «Всякая гениальность – этообъективность (Objektivität), а всякая объективность – гениальность»; именно её-то и лишены«субъективные» обыватели, «не способные освободиться от самих себя и пробиться к миру…Ведь всякое искусство должно быть откровением мира в его сокровеннейшей сущности (in ihreminnersten Wesen)»3.
Потому «гений в мире является тем, чем в человеке является чистый субъектпознания. Гений в большей степени, чем другие люди, является чистым субъектом познания; онпредставляет (repräsentirt) человека как субъекта познания»4. Гениальность имеет отчётливо непонятийный (не-разумный) характер, она есть «дыра в покрывале природы, сверхчеловеческое вчеловеке»5.
С другой стороны, гений расплачивается за это большей, чем у обычных людей, степенью страдания – тезис, который Шопенгауэр позаимствовал из «Поэзии и правды» Гёте6.Сам Шопенгауэр отмечал, что свои представления о гении он черпал из дефиниции ЖанПоля7. И действительно, на него могла оказать влияние «Подготовительная школа эстетики», скоторой он познакомился как раз в 1814 г. (в особенности представление о ясном сознании (Besonnenheyt), которым характеризуется гений) 8. С другой стороны, Шопенгауэр на этом этапеотрицал тезисы писателя об активной роли рассудочной деятельности в творчестве и об «универсальности» способностей гения по сравнению с талантом или «художественным инстинктомвиртуоза».
Гений, утверждает Шопенгауэр, – это не личность в целом, а уникальная и присущаятолько ему способность, или «только одна-единственная уловка (Kniff), которая принадлежитему одному, применяется в каждой его работе», «сияет из его глаз как гениальная индивидуаль-1HN I, 129, Nr.
221.Впрочем, в черновиках философа можно найти и противоположное определение, согласно которому объективность заключается в максимальной правдивости изображения по отношению к действительности, как если быона была «незатронута человеческими действиями или настроением»; такая объективность схожа скорее снаивностью в противовес сентиментальности; см.: HN I, 109, Nr. 198; HN I, 92, Nr.
162. При этом первое знакомство Шопенгауэра с Винкельманом можно датировать только летом 1815 г. (D XVI, 121).3HN I, 111-112, Nr. 206.4HN I, 231, Nr. 369.5HN I, 99, Nr. 176. См. также: HN I, 139, Nr. 239. HN I, 158, Nr. 261.6Hübscher A. Denker gegen den Strom. Schopenhauer: Gestern – Heute – Morgen.
Bonn, 1973. S. 88. Ср. с тезисом отом, что гений может увидеть некое «высшее значение» во всём происходящем с ним, в т.ч. в печальном: HN I, 161,Nr. 264.7HN I, 219, Nr. 352.8Ср. с: «Гений отличается тем, что в его душе вселенная человеческих сил и форм — это словно горельеф всвете ясного дня, а у других то же самое лежит в тени и соответствует его картине как барельеф.
В душе поэтацелая сущность человеческого обретает сознание и речь; поэтому ему легко пробудить сознание и речь в других» (Жан-Поль. Подготовительная школа эстетики. М.: Искусство, 1981. С. 218). См. также его высказыванияо том, что поэт – более типичный человек, который изображает не единичное, а свойства всего рода: Там же, с.229-230.2143ность» и «является для его [гения] рефлектирующего сознания (разума)… такой же загадкой, каки для остальных»1.4.4.3. Философия как искусствоШопенгауэровская эстетика 1812-1813 гг.
основывалась на решительном противопоставлении лучшего сознания и эмпирическому сознанию, т.е. всякому понятийному мышлению;несмотря на уже отмеченную реабилитацию интеллектуальной составляющей в эстетическойсфере, недоверие к разуму в ней во многом характерно и для этого этапа. Так, Шопенгауэрутверждает, что торжество понятийного мышления сделало бы невозможным не только гения,но и философию вообще, поскольку последняя противопоставлена тому, что он назвал «нищетой наук» (Dürftigkeit der Wissenschaft, vanitas scientarum)2.
Тем не менее, он больше не отождествляет философию (как спасение от иррациональной воли) с мистическими «откровениями»лучшего сознания и, напротив, привносит в её понятие некоторые интеллектуальные элементы.Напряжение между этими противонаправленными тенденциями является ключевым для новогопонимания сущности и задач философии.Однако это не единственный конфликт в шопенгауэровском учении. С одной стороны,науки занимаются поверхностным исследованием явлений, не касаясь их сущности, они – заложники Закона основания; такова, например, натурфилософия Шеллинга, и Шопенгауэр дистанцируется от неё3. С другой стороны, он и сам уже называет свою диссертацию, запрещающую метафизические претензии на познание оснований природы, односторонней, поскольку онаисходила только из субъекта познания; Шопенгауэр намеревается исправить её другой односторонностью – натурфилософией4.
Несмотря на то, что аналогия воли, которая бы оправдала подобный проект перед критикой разума, возникнет только через год, уже в 1814 г. он делает подступы к толкованию явлений природы с точки зрения чего-то «внутреннего», «близкого»: «Искали Почему, вместо того, чтобы изучать Что. Стремились к Далёкому, вместо того, чтобы постигать во всём Близкое.
Выходили вовне во всех направлениях, вместо того, чтобы идти в себя,где можно решить любую загадку. В теоретическом были столь безумны, каковы мы попрежнему остаёмся в практическом, где мы спешим от желания к удовлетворению и снова кдругому желанию и таким образом надеемся, в конце концов, достичь счастья – вместо того,1HN I, 98-99, Nr. 176. Лишь позже Шопенгауэр отказался от такого понимания гения и, наряду с концептуальнымразличением гения и таланта, перенял и тезис Жан-Поля об универсальности его характера, в чём Хюбшер видиточевидное влияние писателя на его эстетику, см.: Hübscher A.