Диссертация (1137608), страница 25
Текст из файла (страница 25)
2006. Vol. 6. P. 443–463; Rulof B. Wine, friends and royalist popular politics:legitimist associations in mid-nineteenth-century France // French History. 2009. Vol. 23. P. 360–382.42488позицию по отношению к этому документу. Для работы над проектом назначили комиссию изсеми сенаторов – Ш.
Абриала, Ф. Вимара, Ш. Гарета, А. Грегуара, Э. Корне, П. Ланжюне и Ж.Фабра. Это представители так называемой либеральной группы Сената. Интересно, что междуними были республиканцы Грегуар и Гарет, но они занимали периферийное положение иобладали наименьшим количеством контактов в этой сети. Первый, будучи членом Конвента,прислал свое письменное согласие на казнь Людовика XVI. Второй исполнял функцииминистра юстиции и в качестве такового зачитал в Тампле смертный приговор королю. Проект,получивший по инициативе Талейрана название «Конституционная Хартия», был принятСенатом единогласно. Символичной стала и подпись под ним аббата Сиейса. Сетевой анализпоказывает связь этих сенаторов с партиями фельянов и жирондистов, а также контакт слиберальнымиинтеллектуаламисвоеговремени.Однакоименносетеваясвязьспредшественниками сделала возможной столь быструю выработку Хартии, включившей в себямногие положения конституции 1791 г.Теоретической основой работы этих сенаторов была идея синтеза учений Монтескьё иРуссо, т.е.
объединение принципа индивидуальной свободы с идеей народовластия, принципаразделения властей с суверенитетом нации. Их предшественниками выступали так называемые«патриоты» (Э.-Ж. Сийес, Ж. Лафайет, И.Р. Ле Шапелье, Ф. Ларошфуко, А. Туре, Ш. Тарже, А.Грегуар, Ж. Бальи, П. Ланжюине, А. Барнав, А. Дюпор, А. Ламет и др.) и фельяны428 (Ф. Рамон,В.-М. Воблан, А. Жирарден и др.), которые воплотили свою политическую программу вконституции 1791 г. Не доверяя королевской власти, они ограничили ее полномочия и лишилисамостоятельной политической роли: «Король (…) приносит присягу на верность нации изакону», «если король не принесет присяги (…), то он признается отрекшимся от королевскойвласти»429; «ни один приказ короля не подлежит исполнению, если он (…) не скрепленминистром»430 и т.д.
Гарантиям прав личности они предпочли народный суверенитет, который«принадлежит нации», «един, неделим, неотчуждаем и неотъемлем; ни одна часть народа,никакое лицо не может присвоить себе его осуществление»431. Общественные интересы былипоставлены под защиту многочисленных вновь созданных выборных властей432. «Дляторжества свободы они видели опасность только с одной стороны, со стороны королевскойвласти, и принимали поэтому все возможные меры для ее ограничения, создавалиПартия конституционных монархистов Учредительного собрания.Конституция 3 сентября 1791 г. // Документы истории Великой французской революции, т.
1, М., 1990. С. 122.430Там же. С. 126.431Там же. С. 116.432Смотрите отдел I первой главы третьего раздела конституции 1791 г.42842989республиканскую конституцию при внешне монархической форме»433. В годы господстватермидорианцев «патриоты» собирались в салоне госпожи Сталь, которая сумела сблизить их снекоторыми роялистами (П. Дюпоном де Немуром, аббатом А. Морелле, Ш. Лакретелем и др.)и стала тем самым центром интеллектуальной сети и медиатором между различнымиполитическими силами. Конституционалисты 1791 г.
стали предшественниками, а вернееродоначальниками, партии «независимых», которых В.А. Бутенко назвал «либералами в узкомсмысле слова»434. Сетевой анализ показывает, как представители этой группы (Лафайет,Ларошфуко, Ланжюине, Ламет, Жирарден) вновь появляются в политическом пространствеэпохи Реставрации с программой первых лет революции, следы которой можно найти в Хартии1814 г.Как видно из рисунка 2435, существовала тесная личная связь между членами партиифельянов (1789–1790), либеральными сенаторами периода Реставрации и посетителями салонамадам де Сталь436. Организационным лидером и медиатором выступает хозяйка салона, она же,Бутенко В.
А. Указ. соч. С. 59.Там же. С. 59.435Схема построена на основе следующих источников: Philippe A. Op. cit.; Barant P. La vie politique de RoyerCollard...; Calmon A. Histoire parlementaire des finances de la Restauration...; Thureau-Dangin P. Le Parti liberal...;Rémusat J. P. Correspondance...; Mémoires et correspondance de compte de Villèle. Paris, 1887–1890.436Thureau-Dangin P. Op. cit. P.
34–40.43343490наряду с Констаном, и в меньшей степени Руайе-Колларом, признается интеллектуальнымлидером437. Связующим звеном между фельянами и салоном Сталь является Лафайет, которыйобладает в этом контексте двойной идентичностью. Реконструкция интеллектуальной сетипозволяет установить существование преемственной связи между партией фельянов (1791) илиберальной группой сената (1814). Причем связь эта не была неким идейным наследованием, авозникла в результате контакта «лицом к лицу».Впоследствии правоведы замечали, что способ происхождения сенатской конституциивесьма негативно отразился на ее содержании, сетовали на недоговоренность и неполнотудокумента, связывая эти проблемы с поспешностью составления.
В частности, индивидуальныеправа граждан формулируются крайне поверхностно и даже не перечисляются исчерпывающимобразом. Например, совершенно не упоминается право на личную неприкосновенность438.Однако сетевая схема, в которую были включены составители конституции, дает ответ навопрос об истоках руководящих принципов и отсылает к людям, идеям и контексту,объясняющим отмеченные правоведами недостатки.
Хартия, несмотря на отказ разработчиковиспользовать текст первой французской конституции, стала поворотом к принципам 1791 г.,которые она воспроизвела в смягченной форме. Текстологический анализ двух нормативноправовых актов в данном случае скажет нам меньше, чем реконструкция сети их авторов.Отношение к Хартии позволяет маркировать не только политическое, но иинтеллектуальное пространство посленаполеоновской Франции. Талейран в записках отметил,что лишь внешне «Франция казалась разделенной на ультрароялистов и либералов»439. Вдействительности политическое пространство оказалось раздробленным на множество групп итечений.
И если идея, объединявшая монархистов, всегда была персонифицирована личностьюмонарха или претендента на престол, то немонархические партии группировались по принципупринадлежности к «чистой идее», будь то республика или сохранение статус-кво.Интеллектуальными лидерами традиционалистов стали политические мыслители, чьевлияние выходило за пределы страны и лишь до определенной степени могло быть связано сполитическими партиями и группами, это Жозеф де Местр, Луи де Бональд и Рене деШатобриан. Их активность убедила некоторых исследователей в том, что эпоха Реставрациипроходила под знаком разработки и обоснования правоконсервативной идеологии, становленияее основных принципов в ответ на вызов просветительских и революционных идей 440.437Barant P.
La vie politique de Royer-Collard... P. 71.См.: Бутенко В. А. Указ. соч. С. 107; Алексеев А. С. Указ. соч. С. 12.439Талейран Ш.-М. Записки… С. 19.440См.: Французский консерватизм XIX–XX вв. (критика зарубежной историографии). М., 1989. С.
9.43891Подобное клише стало возможным вследствие редкой общности идей, которую отмечали самитрадиционалисты. В частности, Местр писал Бональду: «Часто, читая Вас, я не могу удержатьсяот смеха, ибо обнаруживаю в Ваших сочинениях те же самые мысли и даже те же самые слова,которые содержатся в моих рукописях». Бональд, инициатор переписки, разделял эти чувства:«Господин граф, хотя нам и не дано узреть друг друга материальными очами, нам дано узнать,а главное, понять друг друга самым сокровенным и исчерпывающим образом, и обстоятельствоэто, давно уже мною замеченное, преисполняет меня гордости и доставляет великоеудовлетворение моему писательскому честолюбию, ибо сходство наше означает для меня нечто иное, как неоспоримое доказательство истинности моих мыслей»441.
Трудно найти болееподходящий пример, иллюстрирующий слова Коллинза о том, что в непосредственных личныхконтактах повышается «интенсивность эмоций», а внимание концентрируется на вполнеопределенных общих проблемах442. Взгляды Местра и Бональда после 1812 г. приобретают всеболее характерные черты взаимовлияния. По поводу будущего они испытывали сходныеопасения, которые укрепились в первые годы Реставрации.Источником недоверия выступала Хартия, по поводу которой Местр писал: «Вы никогдане говорили мне, господин виконт, верите ли Вы в Хартию; что до меня, я верю в нее ничуть небольше, чем в гиппогрифа или рыбу-прилипалу. Мало того, что ей не суждено долгой жизни, –ей не суждено жизни вообще, ибо нынешнее ее существование жизнью не является.
ГосподьБог не имел никакого касательства к ее принятию (…) над ней с самого начала тяготеетпроклятие»443. Ответ Бональда был пропитан не меньшим скептицизмом и говорил осолидарности виконта: «Вы спрашиваете, что я думаю о Хартии… Мое мнение насчет этогобезрассудства, сударь, пожалуй, не слишком отличается от Вашего: Хартия есть порождениебезумия и тьмы», «это ящик Пандоры, на дне которого нет и проблеска надежды»444.Цит. по: Глод П.