Диссертация (1137589), страница 33
Текст из файла (страница 33)
Фоушин.Репрессалии, как правило, оправдываются утилитаристскимисоображениями об обязанности государства дать симметричный ответсвоему противнику, нанести ему соразмеренный урон в живой силеили уничтожить собственность. П. Кристофер, однако, отвергаетподобную аргументацию, предполагая недопустимой ситуацию, когда«весьнародразделяетвинузапреступления,совершѐнныенесколькими людьми»270.
Законность репрессалий нацеленных накомбатантов не может вызывать сомнение, поскольку, как ужеговорилось выше, сама суть военной профессии предполагаетстолкновение с опасностью и принятие рисков. Но поскольку обычнорепрессалии предполагают нападение в том число и на гражданскоенаселение, то единственный возможный вариант признания подобныхмер допустимыми видится Кристоферу в необходимости оборонысобственных мирных граждан, что, однако, потребует верификации насоответствие требованием принципов jus ad bellum271.
То есть, перед269Ibid. P. 180.Ibid. P. 184.271Ibid. P. 186.270189государствомдолжнабытьпоставленазадачапрохожденияпроцедуры, подобной той, что требуется для оправдания военнойнеобходимости. Такая позиция делает концепцию П. Кристофера,безусловно,болеежѐсткой,нежелисуществующеесейчасвмеждународном праве положение о репрессалиях. Однако она явноуступает уолцеровской доктрине абсолютного запрета атаки мирногонаселения.Напомним,чтоМ.Уолцерпредполагает,чтоединственный приемлемый вариант поведения в случае, когда войскас неизбежностью должны напасть на некомбатантов, состоит впризнании собственного поражения и отказе от проведения операцииили даже от продолжения войны.ПодводяитогианализатеориисправедливойвойныП.Кристофера необходимо отметить, что в стремлении переложитьответственность за принятие решений с военного на политическоеруководство видится, с одной стороны, понимание того, что войнанеотъемлемо связана с политикой и начинается для решенияполитических целей.
Но с другой стороны, в этом можно увидетьстремление П. Кристофера, профессионального военного, некимобразом снять ответственность с самих военнослужащих, оправдатьих не только за принятие решения о войне, которое они, естественно,не принимают, но и за совершѐнные действия.Концепция П. Кристофера позволяет получить представление отех трудностях, с которыми сталкиваются теоретики bellum justum, итех методах, которые они применяют для преодоления этихтрудностей. Кроме того, весьма значимым представляется указание П.Кристофера на необходимость адаптации теории справедливой войнык политическим и социальным реалиям современности. Изменения вполитической и социальной структуре, а также развитие технологий и190приводит к тому, что теории рассмотренных нами авторов становятсяуже своего рода классикой, с которой следует соотноситься,разрабатывая новые направления в нормативной концепции войны.Исследованию возможности практического применения и выработкиновых решений для осмысления конфликтов наших дней будетпосвящена следующая глава нашей работы.191Глава 3 Актуальные проблемы и перспективы развития теориисправедливой войны§ 1.
Трансформация справедливой войны и характер конфликтовсовременностиТеория справедливой войны представляет собой во многомуникальный пример научной концепции, которая хотя и меняла напротяжении нескольких веков степень своей значимости и свойстатус, но осталась востребованной. Подходы к разработке идеиbellum justum обнаруживаются в сочинениях античных авторов,получают развитие в трудах отцов церкви и схоластов, впервыеобретают международно-правовой статус благодаря Г.
Гроцию и к XXвеку как будто бы сходят на нет. Однако теория справедливой войнысмогла вернуть себе утраченные позиции, превратившись послеВьетнамскойвойныдисциплину.Политическиммеждународномувправуведущуюакадемическуюфилософампотребоваласьиэтическуюспециалистамкритическаяпоконцепция,каковой и была теория справедливой войны. Как замечает М. Уолцерв статье «Триумф теории справедливой войны (и опасностьуспеха)»272, риторика bellum justum достаточно быстро стала широкоупотребляться, образовав необходимый элемент демократическогомеждународно-политического дискурса. Теория справедливой войныпревратилась в своего рода тест, пройти проверку которым обязанополитическое и военное руководство страны до начала примененияоружия.
Постепенно нравственная теория войны встраивается в272Walzer M. The Triumph of. Just War Theory. (and the Dangers of Success). /Arguing about War. P. 8-12.192систему международных отношений как значимый, хотя и ненепреодолимый ограничитель и сдерживатель.Теория справедливой войны с момента своего возрождения всередине XX века вынуждена была считаться с масштабнымиизменениямивмеждународнойполитике,трансформациейгосударства и появлениями новых видов вооружѐнных конфликтов.МартинванКревельд,рассуждаяопроцессахэволюциигосударственной власти, замечает, что одной из важнейших функцийгосударства, в том виде, в каком его «изобрѐл» Т. Гоббс, «быловедение войны против себе подобных»273.
В рамках политическогоединстваевропейскихнародоввыстраивалисьособогородаотношения, которые находили свое проявление в регулярномхарактере войны, оберегаемой межгосударственным правом. Войну,которая представляла собой столкновение суверенных носителей jusbelli и предполагала борьбу с justus hostis, вели регулярные,государственные армии274.Война, как бы странно это не звучало, была основой жизнигосударства, оказывая непосредственное влияние на его развитие,прогресс промышленности и экономики и способствуя унификациинации. М. Кревельд приходит к любопытному выводу о том, чточеловеку всегда нравилась война, следовательно она не можетисчезнуть из отношений на самых разных уровнях. Необходимоотметить, что государство на протяжении долгого времени обладаломонополией на войну, обусловленной узурпацией права на насилиеверховной властью, однако в прошлом столетии государство стало273Creveld M.
The Rise and Decline of the State. Cambridge University Press, 2004. P.336.274Шмитт К. Номос земли в праве народов jus publicum Europaeum. – СПб.:Владимир Даль, 2008.193стремительно утрачивать это уникальное право. Кроме того, многиегосударства утратили и само желание участвовать в активнойполитической жизни и вооружѐнных конфликтах.Изменение характера войны имеет двойственную причину. Содной стороны, новые силы претендуют на полноправное участие вконфликтах.Сдругойтехническиесредства,стороны,чтопостоянносказываетсянасовершенствуютсяростестепениинтенсивности конфликтов и расширении возможностей пораженияживой силы противника. Доцент философии Высшей морской школыБредли Дж. Стравсер в колонке гостевого редактора Журнала военнойэтики замечает на это следующее: «средства ведения войныизменились подобным образом – вновь появляющиеся военныетехнологии трансформировали вид современной войны и структурувооружѐнных сил наших дней»275.Впрочем, как верно замечает Т.
А. Дмитриев, рассуждая офеномене «новых войн», новыми они могут считаться не потому, чтов них стали принимать участие негосударственные субъекты икоммерческие организации – всѐ это в том или ином виде имело местои ранее. Новыми эти войны оказываются при сравнении склассической межгосударственной войной276. В настоящее времямасштабные межгосударственные войны практически не ведутся, чтообусловлено, вероятно, развитием оружия массового поражения, впервую очередь, ядерного.
Основой военной доктрины мировыхдержав стало сдерживание, а не наступательные действия. Вместорегулярной войны появляются новые виды войны, которые нарушаютстройную систему К. Клаузевица – война иррегулярная: партизанская,275Strawser B. J. Guest Editor‘s Introduction the Ethical Debate over Cyberwar //Journal of Military Ethics.
Vol. 12. № 1. 2013. P. 1.276Дмитриев Т. А. Войны XXI века. // Сократ. – 2010. – № 2. С. 30.194повстанческая или террористическая. А вместе с новыми типамивойны в мир являются и новые виды врага. Повстанец или террористборются в новом политическом пространстве и потому отрицаютсвоими действиями само классическое понятие войны. В конфликте,где одна из воющих сторон в высшей степени упорядочена ирегулярна, отношение к иррегулярному субъекту неизбежно будеткрайне жестоким, а методы борьбы с ним в высшей степенибескомпромиссными. Его не будут считать классическим врагом, апотому с ним можно будет вести войну на уничтожение. Признаниетакого врага в качестве равного с политической точки зрения субъектапотребовалобыокончательногорешениявопросаоегосуществовании, а значит потребовалась бы война, которая дала быотпор этому врагу и загнала бы его в прежние границы илиуничтожила бы его. Но у иррегулярных субъектов нет границ, то естьконфликт с ними не может решаться за столом переговоров.
Итак,этого врага не признают, но борьбу с ним ведут. Борьба осложняетсятакженеобходимостьюотстаиванияпостулируемыхэтическихидеалов, что заставляет «гуманно» вести войну с врагом, которыйотказался от гуманности. Вражда должна находить свое снятие ввойне, на деле же оказывается, что этого снятия не происходит.Итогом этой крайне рационалистичной, но крайне негуманнойтотальнойвойныдолжнастатьбезоговорочнаякапитуляция,утверждающая тотальность поражения противника. В результате мыприходим к тому, что уже не видим однозначного различия междувойной и миром.В то же время сам боец иррегулярной армии ставит себя внекакого-либо ограничения войны, так как он являет собой примерабсолютной, исключающей мир вражды, и не ожидает от своего195регулярного противника ни правового решения конфликта, нипощады.
Террорист, как и повстанец, нуждается во враге какконституирующей основе своего существования. Но отношениепартизана к врагу означает войну на уничтожение другого и непредполагает иных решений. Всякий вступающий в асимметричныйконфликт сталкивается с опасностью попадания в порочный кругтеррора и контртеррора, к чему пришѐл в своих рассуждениях ещѐНаполеон.Иррегулярная война, таким образом, содержит в себе постояннуюугрозу превратиться в последнюю войну человечества, во всемирнуюреволюцию – новый для XX века способ ведения войны, состоящий вразрушении наличествующего социального и политического порядка,что стало особенно актуальным с появлением нового типа терроризма– гипертерроризма.