Диссертация (1137577), страница 21
Текст из файла (страница 21)
В качестве примера приводится ситуация, когда жилой дом,принадлежащий гражданам собственной страны, разрушают в целях улучшенияобороноспособности позиции. Это действие не является правовым решением оботчуждении собственности; Шмитт называет его «всего лишь фактическоймерой», принципиально недоступной правовой формулировке.Наиболее подробно проблематика,связанная с введениемвоенногоположения, рассматривается применительно к событиям Великой французской166Диктатура.— С.
192105революции. На первом ее этапе армия рассматривалась исключительно какинструмент политической власти; принятые законодательные акты былинаправлены на то, чтобы свести к минимуму участие армейских подразделений вовнутренних делах страны и исключить возможность самостоятельного принятиярешений офицерами (во всех случаях, лежащих за пределами их техническойкомпетенции).
Привлечение армии происходило только по запросу гражданскойадминистрации, если та не могла самостоятельно предотвратить волнения ибеспорядки. Знаком перехода к военному положению и вводу армии служилокрасное знамя, вывешенное представителями местной власти в окне городскойратуши.
Важно, что командир армейского подразделения в случае ихпривлечения не наделялся полномочиями комиссара; солдат сопровождалгражданский чиновник, который принимал основные решения, вел переговоры с«незаконными сборищами» граждан и предлагал им разойтись. В обязанностиофицера входило лишь непосредственное руководство солдатами и принятиерешений технического свойства.В случае если троекратное предупреждение не имело действия, солдатыдолжны были применить силу. Произошедшая конфронтация не рассматриваласьв качестве юридического факта, ответственности за нее никто не нес. Внекоторых случаях (при массовых грабежах и разбое, например) военная силаприменялась без запроса гражданской администрации.Ключевое событие для дальнейшего развития понятия военного положенияпроизошло в 1791 году, когда был введен закон о статусе полутора сотенкрепостей, обладающих особо важным стратегическим значением.
В немпредусматривалось три возможных состояния этих укрепленных пунктов: мирное(état de paix), в котором полицейский надзор и административное управлениенаходятся в компетенции гражданских властей, а военное командование имеетвластные полномочия только в отношении гарнизона; состояние войны (état deguerre), в котором комендант может запрашивать у властей меры по повышению106обороноспособности и поддержанию общественного порядка, и состояние осады(état de siège), при котором все полномочия гражданских властей по поддержаниювнутреннего порядка переходят к коменданту.
В законе строго оговариваютсяобстоятельства, при которых происходит переход от одного состояния к другому.В некоторых случаях (например, при перерезанных противником коммуникацияхс другими частями страны) осадное положение наступает автоматически — здесьуместно отследить отличие от прежнего военного положения, объявлявшегосяволевым решением местной власти, с соблюдением регламентированнойсимволики.Пришедшие к власти якобинцы выступили категорически против военногоположения, так как его введение сильно ограничивало перемещение и активностьнародных масс, на которые якобинцы и опирались. 23 июня 1793 года Конвентодной фразой отменяет военное положение как режим функционирования властив стране.
Однако осадное положение, которое в качестве реакции на фактическуюлокальную ситуацию оставалось в силе, не только не было упразднено, но иполучило дальнейшее развитие. Отныне допускается возможность введенияосадного положения не в отдельных укрепленных пунктах, но в целых областях.Позднее издается закон, согласно которому Конвент может вводить осадноеположение как правовое состояние всей страны.
Таким образом, из локальнойвоенной меры, имеющей чисто инструментальное значение, понятие осадногоположения кардинально трансформируется. Оно обретает политическое значениеи становится важнейшим фактором (и инструментом) внутренней политики — вмасштабах целого государства.Однако в прежней трактовке осадного положения военный командующийлишь объединял полномочия гражданских органов власти и следовательно, еговласть в отношении граждан не простиралась дальше, чем это было возможно длярегулярной администрации.
Для расширения этих полномочий был введен новыйрежим — «состояние гражданских волнений», который вводился центральной107властьювотдельнойобластиилидепартаменте.Составлялисьсписки«ненадежных» граждан (куда входили представители аристократии, буржуазии илица, подозреваемые в контрреволюционных настроениях), из их числанабирались заложники. Арестованных «злодеев и главарей банд» судили поупрощенной процедуре военные суды и немедленно приводили в действиевынесенные приговоры — во многих случаях смертные. Эту процедуру Шмиттвыключает из области права, называя это «правосудием только по формальномупонятию, называющему правосудием все, что делает суд»167. На самом деле эторазновидность революционного действия, направленного на политическое ифизическое устранение противников революции. Фактически на определенныхтерриториях (например, в Вандее в 1793 году) ведутся боевые действия противграждан собственной страны; причем это было не просто фактическим действием,связанным с текущей необходимостью, но законодательно обоснованнымсостоянием, близким к состоянию оккупированных территорий во время войны свнешним противником.
Военное командование совмещало функции как военной,так и гражданской власти; военные суды полностью разбирали дела обычныхграждан, причем по упрощенной процедуре; логика всех принимаемых решенийподчинялась исключительно целесообразности военной операции. «Охваченнаявосстанием область оценивается здесь как театр военных действий, хотя попрежнему остается внутренней областью, а населяющие ее жители — гражданамигосударства»168.Возможность введения этого положения была отменена только послеприхода к власти Наполеона.
Однако в 1799 году им был издан закон, покоторому правительство получило возможность приостанавливать действиеКонституции во всей стране или в некоторых ее регионах до тех пор, пока167Диктатура.— С. 196168Op. cit. р. 212108безопасностьгосударстванебудетвосстановлена.Относительномер,распространяющихся на целую территорию, Шмитт высказывается как опротиворечащих нормам права. Традиционные санкции, такие как объявление внезакона (опала), уголовное преследование и т.п.
всегда применяются к конкретнымлицам, тогда как введение особого правового и административного положения потерриториальному признаку касается всех живущих на ней людей — каквиновных, так и невиновных. Цель и действие здесь становятся смысловымцентром не только политической структуры революционной «сувереннойдиктатуры», но и всего повествования Шмитта. Препятствия, которые не давали всвое время Валленштейну действовать максимально эффективно и привелиимператора к малодушной «капитуляции», наконец преодолены.
Революционноегосударство, подлинный суверен, выносит главное (в трактовке позднего Шмитта)политическое решение — определяет своих врагов, подлежащих уничтожению, итребует безусловного подчинения ото всех, кто не желает попасть в этукатегорию. Выбор здесь до предела прост — повиноваться и принимать решения«всеобщей воли» как свои собственные или же оказывать сопротивление,руководствуясь словами Гоббса о том, что «человек охотнее выбирает меньшеезло, которое в данном случае состоит в опасности смерти при сопротивлении, чембольшее зло, а именно верную и неминуемую смерть при отказе отсопротивления»169 — и сложно себе представить, чтобы Шмитт нашел в самойситуации такого выбора хоть что-то привлекательное.Важно отметить, что в этом описании Шмитт совершенно не предстаетпротивником демократической процедуры или республиканизма. Напротив, онпоказывает,чтореволюционныйтеррорвозможениприболее-менеедецентрализованной структуре комиссаров на местах, и при жесткой вертикалиуправления, и при уже устоявшемся политико-правовом порядке, из которогоделаются исключения (как временные, так и территориальные).
Суверенная169Гоббс Т. Левиафан. Глава XIV // Гоббс. Сочинения в 2 томах. М.: Мысль, 1991. Т. 2.— С. 106109диктатура делает именно то, что и должен делать суверен, — назначает врагов истремится к их уничтожению, и само по себе это не может вызвать возраженийШмитта. Однако тот факт, что этими врагами оказываются случайные гражданетого же государства, расставляет акценты в этой проблематике совершенноопределеннымобразом.Такаяситуациясталавозможнапопричинесвершившейся революции — и Шмитта определенно можно назвать противникомреволюции хотя бы потому, что установление нового суверена сопровождаетсясостоянием правового нигилизма и чрезвычайного положения, возведенного внорму. Критерием отнесения целых групп граждан к категории врагов служит их«неразумность» и «испорченность» — и Шмитт выступает против, во-первых,установления таких зыбких и неясных критериев в качестве основы новогоправового порядка, а во-вторых — против идеологии Просвещения (и еенедобросовестных интерпретаторов), открывшей дорогу к такому различению.Наконец, явно подозрительно он относится к прогрессистским лозунгам, которыев максимально абстрактной форме декларируют наступление «новых эпох» и подэтим предлогом устраняют «устаревшие» нормы и институты, которые могли быскорректировать или замедлить проведение революционной политики.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
