Диссертация (1137577), страница 16
Текст из файла (страница 16)
Центральный сюжет трилогии —обстоятельства, предшествовавшие убийству генералиссимуса. Валленштейн,стремящийся к скорейшему завершению опустошительной войны, начинаеттайные переговоры со шведами. Об этом становится известно другим имперскимвоеначальникам, которые мечтают обвинить Валленштейна в измене и занять егоместо. Сын главного заговорщика, молодой командир кирасирского полка МаксПикколомини, разрывается между верностью императору, личной преданностьюВалленштейну и любовью к его дочери Тэкле. В итоге большая часть офицеровотворачивается от генералиссимуса, Пикколомини, будучи не в силах преодолетьпротиворечий, погибает, Валленштейн бежит в Эгер, где также гибнет от рукзаговорщиков.Функционально«диктатура»Валленштейнаописывается,например, следующим образом (реплика графини Терцки): «…Страшным ты им79всегда являлся; и неправ совсем не ты, который постоянно был верен самомусебе, а те, которые, страшась тебя, однако вручили власть тебе же… Ты восемьлет назад огонь и меч по всей земле германской с собою нес… с презреньемотносился к имперским всем законам, признавал одни права — неумолимой силыи попирал немецких всех владык, чтоб расширять для своего султана [т.е.императора] владычество»130.
Все это вполне соответствует взгляду Шмитта напредставления романтиков о политике — диктаторство Валленштейна является,можносказать,его«личнойчертой»,подчеркивающейвеличиеипротиворечивость его души, при этом реальные полномочия описываютсямаксимально абстрактно и представляют для автора явно второстепенныйинтерес. Можно лишь предполагать, насколько общим местом в европейскойлитературе стала именно такая трактовка этого сюжета.Шмитта, на первый взгляд, кроме вопроса, есть ли формальные основаниядля того, чтобы считать Валленштейна диктатором, не интересует вообще ничего.В первом же абзаце он довольно язвительно упоминает131 о традициииспользования термина «диктатура» в качестве «политического словца»применительно к Валленштейну и затем дает собственный последовательный иподробный анализ проблемы.
Результат оказывается достаточно неожиданным: в10 пунктах сохранившегося договора между Валленштейном и Фердинандом IIоговариваются лишь чисто военные полномочия главнокомандующего, а такжеполагающееся ему вознаграждение за службу; ему прямо запрещается приниматьсамостоятельные политические решения вроде заключения перемирия илизаконодательного ограничения прав имперских сословий. Рассуждения о личныхкачествах генералиссимуса и его амбициях, лежавшие в основе большинствапредыдущих высказываний на эту тему — от Пуфендорфа до Шиллера, —оказываются для Шмитта предметом глубоко второстепенным, поскольку в130Шиллер Ф.
Смерть Валленштейна. Собрание сочинений Шиллера в переводе русских писателей. Под ред.С.А. Венгерова. Том II. СПб., 1901.— С. 303131Диктатура.— С. 9980действительности ни на одном из этапов карьеры Валленштейна речь не шла опредоставлении ему диктаторского полновластия. Следовательно, он и не можетрассматриваться как политический субъект, принимающий политические жерешения (а его субъективные черты обладали бы политическим значением лишь вэтом случае). Четко проговорив фактическую сторону дела, Шмитт все жепозволяетсебехарактеризуяремаркуегоотносительнокак«необычайноличныхкачествспособногоВалленштейна,организатора…руководствующегося только рациональными идеями целесообразности» иявившего«великолепныйпосвоейисторическойуникальностипримермеркантилистского государственного правления», но при этом абсолютночуждого «почтению к действующим уложениям Священной Римской империи и кунаследованным привилегиям сословий»132.
Однако появляется следующийвопрос: если Валленштейн никогда не являлся подлинным политическимсубъектом, то кто им был в этой ситуации?Политическим субъектом, принимающим решение об отмене действующегозаконодательства и введении чрезвычайных полномочий, мог стать толькоимператор, однако он «не решился добыть для себя исключительные права наосновании своего полновластия»133. Шмитт остается верным себе и не даетпрямых оценок этому решению (вернее, нерешительности) Фердинанда II, говорялишь о том, что Священная Римская империя могла бы стать подлинноймонархией и что эта возможность не состоялась.
Косвенную его оценку можновывести хотя бы из того обстоятельства, что империя в описываемый периоднаходилась в самой напряженной стадии Тридцатилетней войны — в конфликтвмешались Швеция и Франция — и Шмитт, хоть и не ссылается на этивнешнеполитические обстоятельства, но на протяжении работы неоднократноговорит о необходимости полновластия в условиях войны. Исключительные132133Диктатура.— С. 114Диктатура.— С.
11681условия, конечно, часто бывали лишь «излюбленным предлогом»134 длянаступлениянатрадиционныеправасословий,новданномслучаеисключительность не была надуманной — имперские земли, пожалуй, впервые всвоей истории столкнулись с внешней агрессией такого масштаба, и борьбапротив полновластия императора, которое он мог бы делегировать своимкомиссарам, явно отрицательно сказалась на эффективности действий еговоеначальников, как и его собственных. Однако, повторюсь, к этой стороневопроса Шмитт не обращается, допуская, тем не менее, одно значительноесловоупотребление.
Говоря о вступлении на престол Фердинанда III в декабре1636 года, он использует термин «капитуляция»135 для обозначения того факта,что отказ нового императора от претензий на полную суверенную власть былзакреплен на государственно-правовом уровне. До окончания войны в этотмомент было еще 12 лет, да и сам Вестфальский мир, пусть и повлекшийнекоторые территориальные и политические потери со стороны империи, сложноназвать капитуляцией (особенно на фоне Версальского договора в результатеПервой мировой войны, который от выхода «Диктатуры» отделяют всего тригода). Почему же Шмитт, вообще-то не склонный своих работах к излишнимэффектам, использует такой сильный термин?Вероятно, здесь Шмитт стремится указать на тот факт, что именно отказ отвозможности объявления чрезвычайной ситуации окончательно превращаетСвященную Римскую империю, civitas christiana, в политический фантом. «…Уимператора была отнята последняя возможность сформировать мощнуюцентральную власть с помощью введения чрезвычайного положения.
При“чрезвычайно настоятельной потребности” императору хотя и не нужнозапрашивать разрешения сословий, но для сбора необходимых налогов он все жедолжен выслушать мнение шести курфюрстов… Также и при явном нарушении134135Диктатура.— С. 116Там же82мира или упорном неповиновении того или иного сословия ему не разрешаетсяобъявлять его вне закона без соизволения курфюрстов, следовательно, даже приочевидных обстоятельствах впредь будет необходим особый процесс, и прежняяточка зрения императора, в соответствии с которой объявление вне закона можетвступать в действие ipso facto, уже не допускается»136. Таким образом, здесьШмитт выражает свою точку зрения в вопросе о роли отдельной личности вистории и отвечает всем, кто связывал поражение дела императора то ли свозвышением Валленштейна, то ли с его убийством, — на самом деле, доказываетШмитт, Валленштейн никогда не имел приписываемой ему власти и значения, аперсональные качества конкретного полководца второстепенны по отношению ктому, даны ли ему полноценные полномочия комиссара-диктатора.
Сама жеситуация показывает, что в критических условиях традиционные права,дискуссия и противоположность интересов затрудняют принятие решения иснижают эффективность любого из выбранных вариантов. С одной стороны,наделить Валленштейна чрезвычайными полномочиями значило бы настроитьпротив себя имперские сословия и попасть в определенную зависимость отгенералиссимуса.
С другой, удовлетворение требований курфюрстов (устранениеВалленштейна и роспуск его наемников) и передача командования их кандидату,Максимилиану Баварскому, не только ослабляло армию, но и ставило императорав такую же зависимость — только в этом случае от рейхстага и баварскогогерцога. Фердинанд II дважды (в 1630-м и в 1634-м) выбрал в этой ситуации«уважение к текущему правовому состоянию» и, соответственно, сторонукурфюрстов — однако вне зависимости от его выбора сама ситуация показывает,что в критических условиях традиционные права, дискуссия несколькихполитических субъектов и противоположность их интересов затрудняютпринятие решения и снижают эффективность любого из выбранных вариантов.То, что Шмитт подробно останавливается на этом сюжете и разбирает его в136Диктатура.— С.
11683первую очередь с точки зрения эффективности политического действия, говорито многом. И если бы историческая часть «Диктатуры» на этом закончилась, былибы все основания считать Шмитта безусловным этатистом и сторонникомпринципа единоначалия власти. Однако в следующих главах появляютсяоснования для других трактовок его взглядов.XVIII век значим для Шмитта в первую очередь тем, что именно в это времябыло теоретически осмыслено учение о суверенной диктатуре.
Конец столетия иВеликая французская революция дали уникальный материал для сопоставлениякомиссарской и суверенной диктатуры.Начало концепции суверенной диктатуры Шмитт видит в споре междусторонникамиконсервативногопринадлежалМонтескье)исословногосамоуправленияпросветителями,(котстаивавшимикоторымидеюцентрализованной бюрократии. Теорию разделения властей, которая являетсянаиболее известной идеей Монтескье, невозможно правильно понять без учетаэтого контекста. Ключевое место в ней отводится «промежуточным инстанциям»,corpsintermédiares,тоестьразличнымаристократическиминститутамсамоуправления, независимым судам, которые опосредуют властные решениягосударства и являются необходимым признаком монархического правления,соблюдающего фундаментальные законы.
Монтескье свойственно недоверие клюбой власти (Шмитт резюмирует его взгляды в достаточно простом принципе:«Всякая чрезмерная политическая власть этим учением расценивается каквраждебная»137), и известный образ весов — символ взаимного контроля,противодействия и сдерживания различных властных институтов. «Одна властьсдерживает другую (О духе законов, XI, 4); «сдерживать», «сковывать»,«связывать», «противодействовать» — вот ключевые выражения знаменитойшестой главы одиннадцатой книги»138. Единство, которое могло бы быть137138Диктатура.— С. 124Диктатура.— С. 12384достигнуто лишь в том случае, когда одна власть уничтожила бы другую,современниками Монтескье было бы названо «деспотизмом», Шмитт в данномслучае уравнивает этот термин с «диктатурой»139.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
