Диссертация (1137577), страница 15
Текст из файла (страница 15)
Государство не можетсовершать неправовых поступков, так как тот или иной факт наделяется статусомправа именно в силу государственного повеления, а не на основании соответствиянекоему идеалу справедливости. Шмитт приводит знаменитую формулу Autoritas,non Veritas facit Legem («Законы создаются не истиной, а авторитетом») из 26главы «Левиафана». Развитие этого тезиса можно проследить в трактате «Огражданине»: «…Так как все столкновения рождаются из противоречивыхпредставлений людей о моем и твоем, справедливом и несправедливом, полезноми вредном, добром и дурном, достойном и недостойном и тому подобном, чтокаждый оценивает, исходя из собственного суждения, поэтому обязанностью той126Диктатура.— С.
4174же верховной власти является установление и обнародование правил или мерок,благодаря которым каждый бы знал, что следует называть своим, а что чужим,что справедливым, а что — несправедливым, что достойным, а что —недостойным, что добрым, а что — дурным, то есть, одним словом, что следуетделать и чего следует избегать в повседневной жизни»127. Государство формируетпо всем вопросам некое общее мнение, которое находится выше частныхпредставленийипозволяетизбегатьконфликтов,неизбежныхприихстолкновениях.
Шмитт говорит 128 о том, что в сущности гоббсовское государствокактаковоеявляетсядиктатурой,таккакобладаетнеограниченнымиполномочиями для реализации конкретной цели (недопущения войны всех противвсех, bellum omnium contra omnes). При этом у самого Гоббса термин диктатуры,естественно, применяется в другом значении. Говоря о проблеме передачиполитической власти, он различает монарха и диктатора.
Монархия возникает втех случаях, когда populus (народ, а точнее — оформленная и действующая вкачестве государственно-правового субъекта совокупность граждан) навсегдапередает власть одному лицу. Если же власть передается на время, то решающимфактором в определении правового статуса правителя является наличие илиотсутствие у populus права устраивать собрания. Если возможность собиратьсябез согласия правителя сохраняется, то он является primus populi minister,«первым слугой народа». Такими, по Гоббсу, были римские диктаторы, т.к. навремя их избрания народ оставался сувереном, и народное собрание могло влюбой момент снять диктатора с должности. Такой взгляд присущ Гоббсупериода работы «О гражданине» (1642), тогда как в «Левиафане» (1651),написанном под впечатлением от английской революции, диктатор уженазывается «временным монархом», что доказывает сближение республиканскойи монархической форм правления в чрезвычайных обстоятельствах.
Выводом из127Гоббс Т. «О гражданине» VI, 9128Диктатура.— С. 4175этого является преимущество монархии, т.к. во-первых единоличная формаправления более эффективна в условиях войны (а это естественное состояниесуществования государств), а во-вторых, регент при недееспособном правителе вмонархиях реже захватывает власть, чем диктатор в республиках. Ключевое жеразличие между монархом и диктатором — в том, что первый может выбиратьсебе наследника; однако если наследник диктатора признан и получает властьпосле его смерти, то диктатор автоматически превращается в монарха.Следующая ступень — творчество Бодена, впервые разработавшего понятиекомиссарской диктатуры.
Методологически Боден занимает промежуточнуюпозицию между техницизмом Макиавелли с теорией политических арканов иконцепцией правового государства монархомахов. В его работах именно черезпонятие диктатуры раскрывается проблема публичного права (связи высшегоправа с высшей властью, т.е. суверенитета). Определение суверенитета дается в«Шести книгах о республике» (кн.
I, гл. VIII): «Суверенитет есть полная ипостоянная республиканская власть, которую латиняне называют величием».Суверен может передать часть своих полномочий для решения какой-либо задачидиктатору, однако сохранит свое верховенство, сколь бы не были велики этиполномочия. Римский диктатор, избранный на время войны, децемвиры,имеющие полномочия для написания новой конституции, как и «какой-либодругой комиссар или магистрат, недолгое время обладавший абсолютной властьюраспоряжаться в республике», не являются сувереном.Здесь впервые вводится понятие комиссара как диктатора, имеющегонекоторое поручение и наделенного полномочиями для его исполнения (поэтому,например, власть Суллы для Бодена — не диктатура, а «свирепая тирания», и тотфакт, что сам тиран по окончании гражданской войны от нее отказался, ничего неменяет).
Настоящий суверен всегда может отобрать у комиссара полномочия;власть суверена, в отличие от власти диктатора, носит постоянный, а невременный характер. При монархии сувереном является государь, при76демократии — народ. «Боден не делает различия между суверенитетомгосударства и суверенитетомносителя государственной власти.Он непротивопоставляет государство высшему государственному органу в качествесамостоятельного субъекта. Кто обладает абсолютной властью, тот и суверенен, акто именно ей обладает, должно устанавливаться в каждом отдельном случае,хотя и не на основании всего лишь фактической констатации политическойдействительности»129.
Именно поэтому для Бодена, перед глазами которого былимонархии XVI и XVII веков, диктатор никогда не может быть сувереном, так какне обладает абсолютной властью.Последний важный пункт работы Бодена — сравнение ординарныхчиновников (officier, лат. officialis) и комиссаров (commissaire, лат. curator),результаты которого Шмитт выносит в отдельную схему. В ней присутствуютследующиепризнакисравнения:во-первых,основаниедеятельности(учиновника — общий закон, у комиссара — распоряжение, ordonnance). Вовторых,характерслужбы(непрерывныйхарактерслужбычиновника,постоянство самого поста, даже если часто сменяются занимающие его лица; укомиссара — непостоянный характер деятельности, оканчивающейся сразу повыполнении задачи).
В-третьих, чиновник обладает своего рода правом на пост ине может быть его произвольно лишен; в то же время никакого права на пост укомиссара нет, в любой момент он может быть отозван тем, кто дал емупоручение. Наконец, в-четвертых, в содержательном плане деятельностьчиновника регламентирована законом лишь в общих чертах, и пространство егособственного мнения и толкования законов достаточно велико. Деятельность жекомиссара жестко определена инструкцией и волей заказчика, хотя в некоторыхслучаях ему может быть предоставлена несколько большая свобода действий.129Диктатура.— С.
4677Шмитт отмечает, что Боден хотя и был первым, кто подверг институткомиссаров политическому осмыслению, не увидел их значения в формированииновой организации государственной власти. Он обозначает противоположностьмежду комиссарами и регулярными чиновниками («магистратами» в терминахМакиавелли), видит разницу между формальным законом и распоряжением,однако не делает из этого дальнейших выводов. Тогда как тот же Макиавеллирекомендовал государю для расширения собственной власти не передаватьреализацию собственных решений магистратам, а лично следить за ихисполнением. Разницу же между законом и распоряжением Гоббс (и вслед за нимШмитт) обозначил бы как различие между законом в формальном и законом вматериальном смысле — что более наглядно подчеркнуло бы обязательностьисполнения каждого из них.
Причину такого подхода Бодена Шмитт видит вотсутствии у него реального опыта знакомства с абсолютным государством,которое к концу XVI века еще только складывалось, и, следовательно, он не могучитывать роли комиссаров в этом процессе. В следующем столетии самапрактика политической жизни (прежде всего, опыт Тридцатилетней войны) даламногое к осмыслению теоретических понятий, разработанных Боденом; присохранении заданного им проблемного поля роль диктатуры и функциикомиссаров в ее осуществлении были оценены по-новому.Уже Гуго Гроций, заставший революцию в Нидерландах и диктатуру принцаМорица Оранского, иначе смотрел на проблему диктатуры и суверенитета.
Вработе «О праве войны и мира» (De jure belli ac pacis, 1625) Гроций утверждает:диктатор на время исполнения своих полномочий является сувереном, так какглавное в предоставленной ему власти — неограниченность средств длядостижения поставленной цели, а не временный характер власти. Как и Боден,Гроцийиспользуетсравнениессобственностью:еслисуверенитет—полноценное обладание властью, то прочие виды государственного управления— «несобственное владение». Гроций ставит вопрос следующим образом:78обладает ли диктатор каким-либо правом на занимаемый пост (хотя бы в силуимеющихся полномочий)? Если ответ утвердительный, то диктатор можетрассматриваться в качестве суверена (пусть и временного) и его уже нельзяотозвать простым волевым решением, как обычного комиссара.
Во всехостальных случаях дискуссия о сходстве диктатора и суверена не имеет смысла.Подробнее следует остановиться на «Экскурсе о Валленштейне-диктаторе»,которым Шмитт заканчивает посвященную XVII веку главу. История герцогаАльбрехтафонТридцатилетнейВалленштейна,войны,имперскогопредоставляетгенералиссимусабогатыйматериалдлявременсамыхразнообразных романтических (в широком понимании) трактовок. Личность вистории, честолюбие против верности долгу, коварная судьба, возвышающаясвоих любимцев, чтобы затем сокрушить их, — все эти темы вполне однозначноотсылают нас к романтической литературной традиции, и показательно, чтосамое известное художественное произведение, посвященное этим событиям, —трилогия «Лагерь Валленштейна» — «Пикколомини» — «Смерть Валленштейна»— принадлежит не кому-нибудь, а Шиллеру, одной из наиболее значимых фигурдля немецкого романтизма XIX века.