Диссертация (1137577), страница 17
Текст из файла (страница 17)
Единственное средствоизбежать этого — сочетать принцип разделения властей с сохранениемвсевозможных традиционных парламентов, собраний и т.п., которые в силусвоего консерватизма и природного недоверия к «произвольным и внезапнымпроявлениям государственной воли»140 будут оспаривать любое сомнительноерешение власти в независимых судах и добиваться более компромиссныхпостановлений.Можно лишь предполагать, какое непонимание и фрустрацию подобнаясистема вызывала у тех, чья деятельность была напрямую связана со скоростью иэффективностью принимаемых решений, например у того же Валленштейна.Шмитт цитирует такой фрагмент из его переписки: «Эти, из империи, приходятко мне, много мне говорят о решениях имперского сейма, о Золотой булле и т.п.Не знаю, куда и деваться, когда они заводят эти речи»141.
Схожим образом нанеобходимостьсогласованиясобственныхдействийсполитическимконтролирующим органом реагировал и другой генералиссимус, граф А.В.Суворов, во время своего Итальянского похода 1799 года. «Венский кабинет всетаки желал, чтобы Суворов изложил ему свои предположения о планепредстоящей кампании… Суворов отвечал, что решит дело на месте, потамошним данным. После этого приехали 4 члена гофкригсрата с изготовленнымпланом кампании до р. Адды, прося его именем императора исправить илиизменить проект, в чем он признает нужным.
Суворов зачеркнул крестом запискуи написал снизу, что начнет кампанию переходом через Адду, а кончит где Богубудет угодно»142. Сам Петрушевский, вполне симпатизируя своему герою, тем не139140Там жеДиктатура.— С. 122Диктатура.— С. 114142Петрушевский А.Ф. Генералиссимус князь Суворов. СПб., 1884. Т. 3.— С. 1814185менее описывает механизм имперского контроля за главнокомандующим вполнев духе Монтескье: «Суворов знал, что такое гофкригсрат, и должен был сразуотучить его от всяких поползновений на руководительство. Это удивительноеучреждение… можно объяснить только узким военным методизмом эпохи ипринципиальною недоверчивостью правительства ко всему и ко всем. Только наэтихосновахипонятносуществованиепридворноговоенногосовета,составлявшего планы войн, походов и всякого рода военных действий, стоявшегона точном их исполнении, без изменений до получения на то разрешения, истрого каравшего ослушников.
Заставить командующего генерала ходить напомочах, протянутых из столицы… — значило делать его бессильным прималейшей перемене обстоятельств. Даровитому генералу подобная опека быланевыносима, а обладающему такими особенностями, как Суворов — совсемневозможна»143. Конечно, в случае Монтескье речь идет о противодействииполитическому полновластию, тогда как ни у Валленштейна, ни у Сувороваполитических полномочий не было. Однако здесь мы сталкиваемся с проблемой,которую Шмитт подробно описывает в главе «Диктатуры», посвященнойвоенному положению, а именно: на территории боевых действий полноценноефункционирование гражданских властей невозможно, поэтому армия и еекомандующий выступают в качестве замены прочих государственных органов(прежде всего, судебных).
При этом «правосознание, для которого разделениевластей вообще тождественно состоянию правового государства, воспринимаетзакон о военном положении как отмену разделения властей и его замещениеприказами военачальника»144. Поэтому недоверие опосредующих инстанций кглавнокомандующему должно быть предельно высоким просто в силуобстоятельств, с этим и связано их стремление к повышенному контролю каждогоего шага.143144Op. cit. c. 19Диктатура.— С. 19486Однаконепосредственнаядемократиянуждаетсявпромежуточныхинстанциях не в меньшей степени, чем абсолютная монархия; вмешательстволюбого, в том числе республиканского, государства, осуществляемое со всейполнотой неограниченной власти, ведет к нарушению «баланса», ограничениюгражданских свобод и тирании.
«…Непосредственная демократия сталкивается стем же возражением, что и абсолютная монархия: народу тоже не должнопринадлежать “непосредственное господство”; демократия античных республиктоже была лишена опосредующих, промежуточных инстанций»145. На мой взгляд,это замечание Шмитта — очередное скрытое свидетельство его личной позиции,так как с рассматриваемым сюжетом эта ремарка связана лишь косвенно. Всинхроническом смысле непосредственная демократия для Монтескье — не болеечем теоретическая конструкция (либо столь же идеальный объект из античнойистории либо политического устройства средневековых коммун). Однако, вопервых, эта мысль очень продуктивно предваряет анализ дальнейших событий,происходивших во Франции спустя всего 40 лет после выхода трактата «О духезаконов»; во-вторых, Шмитта очевидным образом не устраивают попыткилиберально-демократических авторов «монополизировать» Монтескье на томосновании, что его учение оказало ключевое влияние на авторов КонституцииСША146. Сама фигура Монтескье — всесторонне образованного интеллектуалаконсерватора, сознательно устранившегося от активного участия в публичнойжизни и практически в одиночку противостоящего набирающему силупопулистскому прогрессивизму — не могла не вызывать симпатий Шмитта.Здесь, таким образом, возникает первая видимая «точка напряжения» внутри«Диктатуры»: до сих пор Шмитт выступает в целом как апологет этого института,в конце предыдущей главы косвенно обвиняя императора в отсутствии145Op.
cit.— С. 124О степени влияния Монтескье на Американскую революцию также говорит Ханна Арендт,уподобляющая его влиянию Руссо на Французскую революцию (Арендт Х. О революции. М., Европа,2011.— С. 205). При этом Арендт не в меньшей степени, чем Шмитт, озабочена слиянием демократии илиберализма и также связывает эту тенденцию с идеологией Просвещения.
Подробнее ее взгляды на даннуюпроблематику разбираются во второй главе настоящей работы.14687решимости для предоставления диктаторских полномочий, когда они былинеобходимы.ЗдесьжеМонтескье,принципиальныйпротивниклюбогонеопосредованного проявления политической воли, удостаивается от Шмиттанеожиданно подробного и тонкого анализа; вероятно, это связано не только с тем,что они разделяют во многом схожие ценности, но и тем, кто именно являетсяпротивниками Монтескье, выведшими диктатуру на принципиально новыйуровень.В творчестве французских физиократов («философов-экономистов»), такихкак Дюпон де Немур, Кене, Бодо и др., диктатура как таковая не рассматривается,однако главным элементом совершенного политического устройства они видятсильного правителя(монарха,воплощающегопринцип«просвещенного»деспотизма, despotisme légal) и централизованный, рационально устроенныйбюрократический аппарат.
Только такая система, по их мнению, способнавоплотить идеалы свободы, справедливого социального и политического порядка.Различные виды промежуточной власти, поддерживаемые Монтескье, выступаютглавным объектом их критики; они видятся пережитками «дикого» прошлого,затрудняющими просвещенное правление центральной власти, их невозможнореорганизовать в соответствии с рациональными принципами, можно лишьупразднить. Уже Вольтер, которого от более радикальных суждений ещесдерживает некоторый скептицизм в отношении абсолютизма и то, что он«слишком хорошо знает положительные стороны демократии»147, «находитпостыдным и гнусным»148 тот порядок аристократической автономии, которыйотстаивает Монтескье (чуть раньше эти же институты, и также с отсылкой кВольтеру, называются «варварской бессмыслицей»).
Однако физиократы идутеще дальше. «Государство должно подчиняться законам экономическогоразвития, в остальном же ему дозволено все. В качестве главной своей задачи оно147148Op. cit. — С. 130Диктатура.— С. 12988должно рассматривать просвещение и воспитание подданных. Если людиоднажды сумеют познать «естественный порядок» (ordre naturel), то вседальнейшее станет ясно само собой. До этих же пор необходимо господствопросвещенного авторитета, который в случае необходимости завершит делонародного воспитания принудительными средствами и чьи насильственные мерыбудут оправданы целью воспитания»149. В качестве идеальных примеров«просвещенной деспотии» приводятся Китай с бюрократией ученых мандаринови Россия Петра I и Екатерины II (которую Вольтер защищал от критики того жеМонтескье)150.
Просвещенный деспотизм существует как на уровне государства,так и в качестве личного деспотизма того, кто знает истину, над тем, кто к нейглухЭту концепцию можно назвать «диктатурой просвещения»: разум непревращает людей в рабов (как традиционный деспотизм), а напротив, имеетцелью их освобождение и приобщение к культуре; однако при этом разумобъявляется всевластным, а все, что может ограничить его полномочия, должнобыть упразднено. Легальный деспотизм как вывод из всеобщих принципов разума— главная идея книги Мерсье де ла Ривьера «Естественный и необходимыйпорядок политических обществ» (1767). Разумный взгляд на вещи и знаниеистины позволяют их носителю выступать деспотом по отношению к тому, ктоими не обладает.
Так деспотизм разума дополняется личным деспотизмом; обаони направлены на подавление человеческих страстей, которые остаютсяпоследним препятствием к господству разума. Система разделения властеймешает этой задачи, следовательно, необходимо соединение законодательной иисполнительной властей. «Учение о противовесах, contre-forces, — это химера.Диктовать позитивные законы — значит командовать (Dicter les lois positives,149150Диктатура.— С.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
