Диссертация (1137577), страница 24
Текст из файла (страница 24)
упомянутое в начале данной работы письмоЭ.Форстхоффу от 18 ноября 1963 года). Арендт не стремится рассуждать на языкеШмитта — к примеру, термин «враг» на протяжении «Банальности зла»употребляется лишь несколько раз, и всегда лишь в сочетании hostis humanigeneris, «враг рода человеческого». Эйхман, таким образом, объявляется неврагом своих жертв или израильского государства, а кем-то лишеннымчеловеческой природы. В дальнейшем Арендт не отказалась от этой своейоценки; более того, именно феномен «безмысленности» Эйхмана, по ее словам,послужилотправнойточкойвисследованиичеловеческогомышления,оставшемся незавершенным183. На это достаточно четко отвечает фрагмент из«Понятия политического»: «Если государство во имя человечества борется сосвоим политическим врагом, то это не война человечества, но война, длякоторой определенное государство пытается в противоположность своемувоенному183противникуоккупироватьСм. Арендт Х.
Жизнь ума. М.: Наука, 2013.— С. 11универсальноепонятие,чтобы120идентифицировать себя с ним (за счет противника), подобно тому как можнозлоупотребитьпонятиями“мир“,“справедливость“,“прогресс“,“цивилизация“, чтобы истребовать их для себя и отказать в них врагу»184, иможно бы было просто отнести Арендт к прочим победителям, которые,используя подобные злоупотребления, возлагают на своих противников всю винуи не дают им возможности оправдаться.
Однако за теорией, связывающейгосударство и безопасность, стоит как минимум еще один автор — Арендт всвоих работах не уделяет ему специального внимания, тогда как Шмитт в 1938году пишет о нем следующее: «С отвагой и интеллектуальной прямотой онвосстановил прежние, вечные взаимосвязи между обеспечением защиты иповиновением, приказанием и принятием риска, властью и ответственностью,выступив против дистинкций и ложных понятий potestas indirecta, котораятребует повиновения, не будучи в состоянии обеспечить защиту, хочетприказывать, не принимая на себя политических рисков, и властвует в обходдругих инстанций, на которых оставляет всю ответственность»185. Речь идет обавторе «Левиафана» Томасе Гоббсе, начинающем свое рассуждение о государствесо следующей мысли: «Цель государства — главным образом обеспечениебезопасности. Конечной причиной, целью или намерением людей (которые отприроды любят свободу и господство над другими) при наложении на себя уз…является забота о самосохранении и при этом о более благоприятной жизни»186.Если государство падет, оно не сможет обеспечить никакого порядка ибезопасности своим гражданам; следовательно, подразумевается, что последниеподдерживают решения власти относительно источников угрозы и необходимыммерам по ее пресечению.Арендт принимает эту логику и пытается разрушить аргумент изнутри: онаоднозначно утверждает, что уничтожение евреев «не было обусловлено какой бы184Шмитт К.
Понятие политического.— С. 65Шмитт К. Левиафан в учении о государстве Томаса Гоббса. СПб.: Владимир Даль, 2006,— С. 238186Гоббс Т. Левиафан // Гоббс Т. Сочинения в 2 томах. Т.2. М.: Мысль, 1991.— С. 128185121то ни было необходимостью» и лишь ускорило поражение режима в войне; затемдобавляет, что единичные (преступные) исключения из права делаются дляподдержания порядка в целом, тогда как в случае Третьего рейха «едва ли имелсяхотя бы один акт… власти, который, согласно привычным нормам, не был быпреступлением»187.Можнообъяснитьрепрессиинацистоввотношениикоммунистов, профсоюзных деятелей и т.д., то есть открыто противостоящих имполитических групп (на эту объяснимость очевидно указывает, например,известная речь Мартина Нимеллера «Когда они пришли…»188 — ее герой могмолчать или протестовать, когда «они приходили» за коммунистами и социалдемократами, но причины происходящего в любом случае были для него вполнеясны). Были открыто преступными, но также понятными еврейские погромывроде «Хрустальной ночи» 1938 года, организаторы и участники которых нескрывали своих антисемитских взглядов (и, соответственно, были готовы видетьв евреях источник угрозы, не нуждающийся в дополнительном обосновании).Была, наконец, беспрецедентная по масштабу иобоюдной жестокостипартизанская война на восточном фронте, и происходившее там также нетребовало особого понимания.
Однако все это — лишь сопутствующиеобстоятельства программы «решения еврейского вопроса», которая как раз неукладывается ни в одну из перечисленных логик. Безусловно, были евреикоммунисты и евреи-партизаны, как были и нацисты-антисемиты; однако случайЭйхмана противоположен всем вариантам (и тем интересует Арендт): человек,который не испытывал к евреям как таковым никакой личной неприязни,организовал переселение, а затем уничтожение евреев, отсутствие враждебнойдеятельности которых и неучастие в политических партиях были ему доподлинно187Арендт Х.
Ответственность и суждение. М., 2012.— С. 72Чаще всего приводится в следующем виде: «Когда они пришли за коммунистами, я молчал — я не былкоммунистом. Когда они пришли за социал-демократами, я молчал — я не был социал-демократом. Когдаони пришли за профсоюзными активистами, я молчал — я не был членом профсоюза. Когда они пришли замной — уже некому было заступиться за меня». Поскольку изначально это высказывание было сделаноНимеллером устно, существуют некоторые вариации текста.
См. James Bentley, Martin Niemöller: 1892-1984.New York: Macmillan Free Press,1984188122известны189. Относительно же мысли Арендт о том, что все акты нацистскойвласти являлись с точки зрения обычной логики преступными, нужно небольшоеотступление.«Преступные акты» власти вовсе не обязательно заключаются в прямомистреблении граждан и экспроприации их имущества.
Приведенное вышеположение о норме и исключении из нее можно прояснить при помощи экскурсав такой частный вопрос, как законодательство в области владения и ношениягражданами оружия. Хотя ни Арендт, ни Шмитт не обращаются к этому сюжету,в уже упомянутом «Левиафане» есть прямое высказывание на этот счет. СогласноГоббсу, «целью повиновения является защита, и тому, в чем человек видит своюзащиту, будет ли это его собственный меч или меч другого, он склонен отприроды повиноваться и стремится это поддержать»190.Бернард Харкурт, профессор права Чикагского университета, в своей статье,посвященной этому вопросу191, развенчивает два современных мифа: во-первых,что режим нацистов, придя к власти, первым делом отобрал у граждан личноеоружие, лишив их возможности активного сопротивления; и во-вторых, что еслибы граждане Германии были вооружены, они не допустили бы того размахатеррора и произвола, который произошел в действительности.
Анализируязаконодательные акты этого периода, Харкурт приходит к выводу, что самыйжесткий порядок в этой области был установлен не Гитлером, а веймарскимправительством в 1919 году, после подписания Версальского договора: гражданеГермании были обязаны в двухмесячный срок сдать властям все имевшееся у нихоружие, включая охотничье, и патроны; неподчинение грозило штрафом итюремным заключением. В частности, этот закон не позволил «Пивному путчу»189Арендт говорит об этом вполне однозначно, потому что борьба с политическими врагами вообще неотносилась к ведомству Эйхмана, задачу которого однозначно сводили к тому, чтобы сделать рейх judenrein,«свободным от евреев». См. Банальность зла.— С.
151—167190Гоббс Т. Левиафан. М., 1991.— С. 171191Harcourt B.E. On Gun Registration, the Nra, Adolf Hitler, and Nazi Gun Laws: Exploding the Gun Culture Wars.Univercity of Chicago, Public Law Working Paper No. 67, 20041231923 года перерасти в полноценное вооруженное восстание. В 1928 году вышелновый закон, допускавший выдачу разрешений на покупку и хранение оружиягражданам, которые имели постоянное жилье и «чья благонадежность невызывала сомнений» («persons of undoubted reliability») 192. Цыгане и прочие лица,не имевшие постоянного места жительства, прямо указывались как неспособныепретендовать на такое разрешение. Гитлеровский же закон 1938 года вносилдвойные изменения: с одной стороны, в категорию «неблагонадежных» попалиеще и евреи, причем им было запрещено не только владеть любым оружием, но изаниматься его продажей или ремонтом; с другой стороны, «благонадежные»граждане получили право не только хранить оружие дома, но и носить его ссобой, каждый человек мог владеть неограниченным количеством стволов, а вбудущем, при стабилизации общества, обещалась свободная продажа оружиявсем совершеннолетним гражданам без необходимости получать разрешение вполиции.
В конце статьи Харкурт резюмирует: абсурдно характеризоватьоружейное законодательство Третьего рейха как «свободное» или, напротив,«контролирующее», так как целая категория граждан была вообще выведена зарамки этого закона193. Однако сам принцип такого ограничения был введен еще вВеймарской республике; а по отношению к «благонадежным» гражданам,которые гарантированно не являются врагами государства, новый закон былявным послаблением. Стоит добавить, что расчет на «благонадежность»оправдался,таккакниодногосколь-нибудьзаметноговооруженноговыступления против нацистов так и не последовало.Был ли этот закон несправедливым, значительно ограничивающим в правахопределенную часть населения? Да.
Являлся ли он развитием терминов ипринципов предыдущих законодательных актов в этой области? Тоже да, причемдля«благонадежной»,192193«нормальной»Harcourt B.E. On Gun Registration, 2004. P. 19Harcourt B.E. On Gun Registration, 2004. P. 27частиобществаонлиберализовал124предшествующее более суровое положение. Когда Арендт говорит, что всерешения нацистского режима были с точки зрения традиционного правапреступными, это не значит, что режим занимался исключительно массовымиубийствами, депортациями и экспроприацией имущества.
Продолжали своюработу гражданские суды, издавались законы, регулирующие торговлю,образование,производство;продолжалидействоватьправиладорожногодвижения. Государство продолжало выполнять свою функцию: защищать себя исвоих граждан от угрозы со стороны «неблагонадежных», только пересмотрелоих состав. Таким образом, правовая «норма» Третьего рейха выглядит вполнесопоставимой с практикой фашистской Италии, большевистской России,авторитарных режимов Центральной Европы, возникших после Первой мировой.Критерий выделения потенциально опасных элементов вполне можно считать темсамым «актом государственной власти»: большевистское государство будетвидетьугрозуводном,фашистское—вдругом,какая-нибудьнационалистическая монархия — в третьем; делает ли это преступникамисотрудников спецслужб, которые исходя из этого делают свою работу? Арендт исама отмечает сложность, связанную с признанием нацистами своей вины: «…Те,кто поступал неправильно, были очень хорошо знакомы и с буквой, и с духомзакона своей страны, а сегодня, когда они привлечены к ответственности, мы, посути, хотим от них, чтобы их «чувство законности» противоречило законам ихстраны и их знанию этих законов»194.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
