Л.Г. Лойцянский - Из моих воспоминаний записки профессора-политехника (1124032), страница 10
Текст из файла (страница 10)
Параллельно с лекциями по общему курсу физики в Физическом институте университета проводился физический практикум, состоявший из двадцати лабораторных работ, выполняемых в течение всего учебного года на первом курсе. Работы эти были разнообразны, но имели общую цель— научить студента основным физическим измерениям. В программу практикума входили точное взвешивание, определение длин при помощи компаратора, объема тел на специальных объемомерах, плотности твердых тел и жид- Математическое отделение физико-математического факультета 45 Петроградского университета в тэ! 7/тэ учебном году костей, влажности воздуха, теплового расширения тел и др.
Программа практикума была несколько шире общего курса: в нее входили еще оптические и электрические измерения. Перед каждой работой преподаватель проводил со студентом коллоквиум по рекомендованной литературе. Сдав успешно коллоквиум, студент собирал самостоятельно установку, используя для этой цели имеющиеся измерительные приборы, и после проверки преподавателем приступал к проведению опытов, Результаты измерений заносились в специальные формуляры, оценки погрешностей опытных измерений и суммарной точности проведенной экспериментальной работы не проводились. Курс общей неорганической химии читал известный своими исследованиями по теории изотопов и другим новым областям химии профессор Лев Александрович Чугаев. Большая химическая аудитория во время его лекций была переполнена слушателями, высоко ценившими мастерство лектора и новизну излагаемых идей.
Особо привлекала демонстрация химических опытов, сопровождавшая лекции Чугаева. Они артистически выполнялись его ассистентами. Злые языки утверждали, что это удавалось только с помощью подсобных катализаторов. Не могу не вспомнить «опыт», который в конце лекции осуществил сам Чугаев. Прочитав лекцию о диффузии в газах, он накапал на промокашку несколько капель какой-то жидкости, помахал ею, поклонился и как-то особенно быстро ушел. Сразу же исчез первый ряд аудитории, потом второй, и аудитория опустела. Причиной был отвратительный запах, который распространился почти мгновенно.
Это был опыт, наглядно иллюстрирующий быструю диффузию в газах. Я всегда вспоминаю этот .опыт Чугаева», когда излагаю теорию диффузии в курсе гидродинамики. Наглядность лекции всегда мне представлялась свидетельством ее высокого качества. Не все предметы учебного плана привлекали в одинаковой степени внимание студентов, Некоторые курсы никто не слушал, хотя сдавать экзамены по ним студенты были обязаны.
К ним относились, например, сферическая тригонометрия, описательный курс астрономии, кристаллография. Сдавали их кое-как, всеми правдами и неправдами. К примеру, вспомню экзамен по сферической тригонометрии у известного астронома Сергея Павловича Глазенапа (он был также известным ученым-пчеловодомК Существовало восемь групп формул, необходимых для решения задач расчета сферических треугольников. По их числу в аудитории было расположено восемь столиков. 46 и, г, пойцянский Иэ моих воспоминаний Студент заранее договаривался с товарищами, какой столик он займет, и аыучиеел вывод только одной формулы, соответствующей номеру «своего» столика.
Профессор раздавал листки бумаги с приготовленными заданиями, забирал наши матрикулы и уходил. Больше мы его нв видели. Сторож кабинета собирал наши листки и уходил к профессору, который запечатлевал во всех матрикулах высшую оценку «ауд». На этом экзамен заканчивался, Оговорюсь, что я а этой комедии экзамена не участвовал, выучил вывод всех формул, и это мне а дальнейшем очень пригодилось при изложении а курсе теоретической механики еыводз формул Эйлера кинематики твердого тела.
Постыдным был мой экзамен по описательному курсу астрономии, который читал профессор Александр Александрович Иванов, впоследствии членкорреспондент АН СССР и, как мне помнится, директор Пулковской обсерватории. Я очень путано отвечал на астрономические вопросы и, наверное, провалился бы, если бы профессор, имея опыт экзаменоаания студентов- математиков, не попросил меня сформулировать законы Ньютона.
После этого еще один «вуд» попал в мой матрикул. Что касается курса кристаллографии, то я несколько раз посетил университетский музей кристаллов и кабинет, где были их макеты. Только впоследствии, из докладов профессора Бориса Николаевича Делоне, я узнал о связи кристаллографии с теорией чисел, но а чем там дело, сознаюсь, забыл, Экзамена по кристаллографии профессору П. А. Земятченскому я не сдавал. Пребывание на первом курсе отделения математики Петроградского университета заложило прочный фундамент моего будущегог Мои родители, особенно отец, мечтали, как о более перспективном для меня будущем, о работе инженера. В России люди этой профессии пользовались особым уважением.
Мой школьный друг 3. Е. Черняков осенью 191 б года был студентом второго курса электромеханического факультета Петроградского политехнического института; он восторженно отзывался о постановке преподавания в этом институте и советовал мне к нему присоединиться. Так возник второй зигзаг, отклонивший меня от чисто математического образования. Я дал себя уговорить, а мой перевод а институт при наличии отличного аттестата, полученного при окончании гимназии, не представлял трудностей. Я повез свои бумаги и заявление директору Политехнического института— крупному специалисту по термодинамике и паротурбостроению, профессору Александру Александровичу Радцигу, Он ласково меня принял, с уваже- Математическое отделениефизико-математическогофакультета 47 Петроградского университета в 1917/18 учебном году нием отнесся к моему начальному университетскому образованию, благо и сам был универсантом. Наметив, что мне можно перезачесть, а что придется додать, он написал на моем заявлении положительную резолюцию, и я стал студентом второго курса электромеханического факультета Петроградского политехнического института, Первый экзамен по курсу интегрального исчисления я сдал комиссии из двух профессоров — Ивана Ивановича Иванова, видного специалиста по теории чисел, члена-корреспондента Академии наук, и профессора Виктора Ивановича Станевича.
После краткого опроса они отправили меня к преподавателю С. А. Богомолову, который потребовал решить пятьдесят примеров по известному тогда задачнику «Семи мудрецов»'. установление для меня дополнений к общему курсу физики было отдано всецело на усмотрение профессора Виктора Робертовича Бурсиана. Я сдал ему раздел общего курса физики «электричество» по распространенному тогда капитальному учебнику московского профессора А.
А. Зйхенвальда и, кроме того, выполнил несколько лабораторных работ, отсутствовавших в университетском плане, а главное — научился определять относительную ошибку результатов проведенных мною ранее в университете, а затем и в институте лабораторных работ. Таким же требовательным оказался преподаватель черчения и начертательной геометрии М. А. Торубаев. Я выполнил и сдал первые четыре чертежа: сопряжение кривых, архитектурный чертеж, обозначения (в красках) строительных материалов и единственный, сопровождаемый съемкой с натуры — скицированием, сравнительно простой, но в трех проекциях с «разрезами», подшипник. Всего на первом курсе требовалось выполнить десять листов чертежей, но я успел выполнить только меньшую их часть эа то короткое время, которое, по независящим от меня обстоятельствам, я провел в Политехническом институте, Особо большое значение для меня имели задания по начертательной геометрии, раэвившие во мне пространственное воображение, увы, также только в частном случае ортогональных проекций.
Несмотря на смутное время и разруху, российские профессора не давали ни малейшей поблажки ни себе, ни студентам. Как жаль, что этот духовный «Задачник В. А. Смирнова, А. А. Фридмана и др. 48 л. г, лойцянский Иэ моих воспоминаний капитал затем во многом оказался утерянным. Лишь после сдачи перечисленных четырех экзаменов я приступил к собственно инженерным курсам и прежде всего к курсу .Энциклопедии электротехники».
Читал этот курс моложавый, дышащий энергией и очень подвижный профессор Михаил Андреевич Шателен, университетский физик, который стал блестящим инженером, специалистом по светотехнике, снискавшим широкую известность своим участием в плане ГОЭЛРО электрификации страны, О моем последующем сближении с ним я еще расскажу. Прослушал я в Политехническом институте и несколько начальных инженерных курсов: сопротивления материалов и электрических машин. К этому свелась моя попытка получить инженерное образование.
МАТЕМАТИЧЕСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ ТАВРИЧЕСКОГО УНИВЕРСИТЕТА В ГОДЫ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ Поздней осенью $9$8 года встав вопрос о необходимости срочно помочь моему больному туберкулезом легки» старшему брату и двум сестрам, жившим с ним в Симферополе. Я был единственным, кто мог эту помощь осуществить. В то время уже шла гражданская война.
Никаких средств сообщения между Петроградом и Симферополем на существовало. Примерно от Петрограда и почти до Витебска сохранялась советская власть. Далее располагалась обширная зона, оккупированная германской армией, Украина была в огне стычек между Скоропадским и Петлюрой, «гулял» по ее южным областям Махно и, наконец, на подступах к Крымскому полуострову, примерно к югу от Мелитополя, власть принадлежала «добровольческой» армии генерала Деникина. В этих условиях мое путешествие с тяжело нагруженной корзинкой с моей одеждой и еще «барахлом» на продажу было незавидным.
Сейчас я удивляюсь, как в семнадцатилетнем возрасте я перенес эту поездку, Но после длительного и утомительного путешествия в «теплушках», я наконец прибыл в Симферополь. К этому времени Ялтинский филиал Киевского университета Святого Владимира переехал в Симферополь и стал самостоятельным Таврическим университетом (позже, после прихода советской власти в Крым, он получил наименование Крымского университета им. М. В. Фрунзе).
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
