Л.Г. Лойцянский - Из моих воспоминаний записки профессора-политехника (1124032), страница 6
Текст из файла (страница 6)
Это потрясающее событие действительно произошло, свидетелями были мои родители, оказавшиеся на этом спектакле. Рассказывали, что у Шаляпина был настолько тонкий слух, что он, пощелкав пальцем по графинчику из-под водки, попадал своим мощным голосом настолько в унисон с частотой колебаний стенок графинчика, что тот лопался.
Вероятно, зто относилось к области легенд, Сцена Мариинского театра в те дни моей юности славилась не только Шаляпиным. На ней пел знаменитый тенор Л. Собинов, которого я слышал в вагнеровском «Лоэнгрине» и в известной его роли Ленского в «Евгении Онегине» П. И. Чайковского. Большой заслуженной славой пользовался в то время Иоаким Викторович Тартаков, Он был талантливым артистом и обладал редким баритоном.
Я слышал его много раз в роли отца Альфреда в «Травиате» и шута в «Риголетто» Дж. Верди. Особо Тартаков был поэтичен в роли Демона а одноименной опере А. Г. Рубинштейна. В Мариинском театре выдвинулся талантливый драматический тенор Иван Васильевич Ершов, которого я видел а роли Гришки Кутерьмы в грандиозной опере «Сказание о граде Китеже и деве Февронии» Н. А.
РимскогоКорсакоеа. Знаменит он был и как исполнитель ролей в вагнеровских операх. Я слышал его в «Валькирии». Особо сильное увлечение балетом Мариинского театра отвлекало меня от оперы. Первое десятилетие ХХ века было эпохой расцвета танцевального искусства в России. Я уже не застал Анну Павлову, но видел М. Кшесинскую в Эсмеральде» Пуни с живой козочкой. Поражали своим талантом балерины Т.
Корсавина, Е. А. Смирнова, Герот, Люком, Спесивцева, Кожухова. Танцовщики Обухов, Сеченов, Лопу- Увлечение театром 29 хов, Романов, Владимиров, а в «характерных» ролях — Кшесинский (брат Кшесинской), Чекрыгин, Солянников и др. Ставились в мое время «Спящая Красавица» и «Лебединое озеро» П. И. Чайковского, «Эсмеральда» и «Конек Горбунок» Пуни, «Раймонда» Глазунова, «Копелия» и «Баядерка» Минкуса, Арлекинада» Р.
Е. Дриго, «Корсар» Адама и Пуни и многие другие балеты. Теперь я понимаю, что смотреть балет, да и оперу, с «галерки» нельзя, что многое теряется от вертикального проектирования сцены, но юношеская фантазия вносила свои коррективы, и я не помню, чтобы очень страдал от этого. Главное значение для нас имел энтузиазм, настоящая глубокая увлеченность искусством, которая вместе с особой, характерной для юных лет остротой восприятия, осветила всю мою дальнейшую, далеко не простую жизнь. Мне почему-то особенно запомнился весенний вечер, когда мы с приятелями возвращались с балетного спектакля, поставленного силами Мариинского театра на летней сцене на Офицерской улице. Ставили Тщетную предосторожность», на авансцене танцевали наши «кумиры».
Впечатление было потрясающим, и мне никогда не забыть наше общее возбужденное состояние, когда мы «белой ночью» возвращались пешком домой. Интересной попыткой проявления новой, свежей струи в театральном искусстве стало открытие в Большом Зале консерватории на площади Глинки, напротив Мариинского театра, театра «Музыкальной драмы». Как показывало само наименование, «Музыкальная драма» должна была создать единство музыки оперы и словесного текста, сделать спектакль близким к действительному содержанию оперы. Оперы Вагнера в то время уже стремились к этой цели, а в тогдашней России этому принципу отвечали оперы Мусоргского «Борис Годунов» и «Хованщина».
Но новый театр пошел дальше, Он смело ввел в партитуру речитатив, расширив тем самым дэаматические возможности роли. Великолепным оркестром дирижировал молодой тогда дирижер и пианист М. А. Бихтер. Незабываемо впечатление о первой постановке театра — опере Даргомыжского «Каменный гость», а затем совершенно по-новому поставленной оперы «Аида» Верди. Восторгу зрителей вызвало сценическое оформление ночи на берегу Нила.
Постановка оперы «Севильский цирюльник» Россини меня особенно поразила. Благадаря хорошей музыкальной памяти я знал ее почти наизусть. Партию Розины исполняла молодая артистка Л. Я. Липковская. Обаяние ее внешности, легкое порхание» по сцене и, самое главное, 30 л.
г. лойцянский Иэ моих воспоминаний совершенно поразившее нас по силе и красоте колоратурное сопрано, сразу же сделало ее кумиром, зто было волшебство. В то время был принят обмен гастролями артистов в разных театрах. Я слышал Липковскую в оперном театре Народного Дома в заглавной роли оперы «Лакме» Делиба, в которой Шаляпин исполнял роль Нилакананты, и в «Севильском цирюльнике» в роли Розины, с Шаляпиным в роли Дона Базилио. Остается пожалеть о кратковременности существования этого театра, как самостоятельного оперного театра. Он слился с труппой Народного Дома и растворился в ней. Впоследствии Л, Я.
Липковская эмигрировала во Францию, пела а Парижской опере и как-то приезжала на гастроли в Ленинград. В драматическом театре Народного Дома гастролировали знаменитые «Братья Адельгеймы» — младший — Роберт и старший — Рафаил. Они ставили многие классические и более современные драмы, главным образом, зарубежные. Одну из них — «уриель Акоста» Гудцова я особенно хорошо запомнил.
Вероотступника Акосту играл Роберт, а мудрого раввина — Бен Акиву †Рафа. Большую роль в моем эстетическом воспитании играло посещение петербургских музеев, Как ни странно, особо ярких воспоминаний об экспозициях этих музеев у меня — будущего поклонника русского и зарубежного импрессионизма — не сохранилось. Это пришло гораздо позже, Покаюсь, наибольшее впечатление на меня в то далекое время произвела красота женского тела.
Из всей, как я сейчас понимаю, совершенно замечательной экспозиции Русского музея (картины Репина, Серова, Врубеля и других) меня больше всего поразила далеко не первостепенная по живописи «Фрина» Семирадского, а в Эрмитаже — «Даная», одно из многих полотен художников эпохи Возрождения. Из скульптур запомнились творения Антокольского. у меня а то время был кое-какой голос и умение «бренчать» на рояле. Не без удовольствия для себя и окружающих исполнял я романсы Вертинского «Ваши пальцы пахнут ладаном», «Маленькая балерина» и другие, конечно, очень манерные, но бравшие «за душу». Было еще в моей юности кино, но оно не вызывало того интереса, как в настоящее время.
Сейчас, на склоне лет, я поражаюсь, как наши юношеские головы справлялись с такими двумя бешеными потоками информации, как школьная наука и петербургская художественная атмосфера. Выработавшаяся у нас, Три «4 профессора Б. ЬГ. Бехтерева з~ учащейся молодежи, енугренняя дисциплина позволяла с успехом сочетать учебный труд со страстным увлечением оперой, балетом и другими сторонами искусства ТРИ»А» ПРОФЕССОРА В. М. БЕХТЕРЕВА Настоящий отрывок моих воспоминаний относится к раннему периоду Февральской революции, столь несправедливо позабытой нашими современными писателями и публицистами ', а ведь она «бескровно» освободила нашу страну от царской власти, обеспечила атмосферу свободы, хотя и не добилась радикальных изменений а общественной жизни, и — самое главное — продолжала вести непопулярную в народе империалистическую войну.
Весной 1917 года, я, еще не достигший семнадцатилетнего возраста юноша, окрыленный духом свободы и радужными мечтами о продолжении своего образования, начало которого я только что завершил, окончив с золотой медалью гимназию, шел по залитой солнцем площади перед Мариинским театром. В это угро двери театра были широко раскрыты, в нем проводился митинг — один иэ тех многочисленных митингов, которые в то время проходили в разных районах города и как-то помогали широким слоям населения разобраться а происходящих изменениях в их жизни.
Я с захватывающим интересом поспешил на митинг, зная, что там увижу и услышу выступления замечательных людей, а суждениях которых я, еще незрелый в политических вопросах молодой человек, очень нуждался. Митинг полностью оправдал мои ожидания, В этом центральном районе города митинги имели политически умеренную окраску и не отличались слишком радикальными идеями, как зто было, например, на митингах в цирке «Модерн» на Петроградской стороне, где выступали ораторы крайне левого толка, громившие Временное правительство и возвещавшие победу «мировой революции».
Все же и на этом митинге можно было ожидать каких-то новых веяний и выступлений, если и не претендующих на сенсацию, то просто важных в воспитательном смысле для народа, завоевавшего свободу. ' Роман-хроника Ю. А. Помпеева «Февральский вихрь» (Звезда, 1985, Ы«2 — 4) довольствуется изложением этапа свержения царизма. 32 л. г, лойцянский Из моих воспоминаний Когда после яркого уличного света я вошел в показавшийся мне полутемным партер Мариинского театра, в котором ниже «галерки я раньше никогда не бывал, со сцены раздавался какой-то хриплый визг, мало похожий на полюбившуюся мне по гимназическим урокам французскую речь.
Мой сосед, пришедший раньше меня, объяснил мне, что это выступает французский министр оборонной промышленности, социалист Альбер Тома, член кабинета Клемансо. Имя этого социалиста», восхвалявшего империалистическую войну, мне было известно по газетным сообщениям; он уже несколько раэ приезжал, чтобы выполнить наказ своего правительства русскому народу продолжать войну, не оставлять своих союзников.
Антивоенные настроения в России после Февральской революции особенно обострились и были известны за рубежом. На митинге в Мариинском театре министр придерживался той же темы, взывал к развитию у нас производства вооружения и продолжению войны до победного конца. Я попал на митинг к концу его выступления и могу только засвидетельствовать, что министр покинул сцену, сопровождаемый жиденькими аплодисментами «патриотически» настроенной части аудитории. Его сменил мало кому известный социал-демократ М. И, Скобелев, с мая 1917 г. министр труда во Временном правительстве. Его выступление на митинге содержало восхваление деятельности Временного правительства, с самого начала своего образования разочаровавшего бедные слои населения.
Оно состояло в первые месяцы после Февральской революции из членов «конституционно-демократической партии» (кадетов) и возглавлялось близким к кадетам князем Г. Е, Львовым. В состав этого правительства входили несколько представителей правой партии «октябристов» и один «эсер» — А. Ф. Керенский. Выступление М. И. Скобелева не произвело на меня сколько-нибудь заметного впечатления, и о нем можно было вообще не вспоминать, если бы не сопутствовавшие выступавшему скандальные обстоятельства, которые в своей совокупности с вызвавшим их общественным осуждением заслуживают внимания. Дело в том, что министр труда проворовался, Я не знал обстоятельств этого события, а гласности оно не предавалось. Однако незадолго до митинга я был свидетелем крупного скандала, имевшего место на сцене Мариин- Три «Л» профессора Б. М.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
