Л.Г. Лойцянский - Из моих воспоминаний записки профессора-политехника (1124032), страница 13
Текст из файла (страница 13)
Встретил я в те страшные дни своего профессора Н. С. Кошлякова, единственным слушателем которого я был, и сообщил ему, что я присоединяюсь к общему протесту. Профессор ответил мне, что он к забастовке не присоединяется, выйдет завтра демонстративно в аудитоРию и, в случае моего отсутствия, уйдет, Не знаю, выполнил он этот жест или нет, меня в аудитории не было. Справедливость требует сказать, что Н.
С, Кошляков, не взирая на мои <левые» убеждения, известные ему, поручил мне после окончания мною университета вести упражнения по курсу, который он читал. Помню, как однажды город проснулся, отданный «на поток и разгромление» махновцам. Они разъезжали по городу а пролетках. Это означало, что очередная власть объединилась с ними в борьбе то ли с белыми, то ли с кРасными. В городе началось организованное ограбление населения.
Турецкую улицу, на которой мы жили, заперли заставами у концов квартала, и отдельные группы махновцев занялись обыском и грабежом квартир. Быт в Симферополе был очень шаток. К Турецкой улице была ближе всего печальной славы .Цыганская Слободка», где убийства и грабежи были Добтааольчаская армия. 57 Красные курсанты Крыма обычными явлениями. Отряду охраны города, в котором находился и я, был дан приказ расстреливать грабителей на месте преступления, без суда и следствия. Мне не было еще полных девятнадцати лет, когда однажды ночью наш отряд направили в дальний конец Кантарной улицы, где находилась пресловутая «Слободка».
И, как на зло, мы сразу же наткнулись на взломщика двери в какую-то продовольственную лавку. Вопрос был ясен, мы должны были вго расстрелять. Вор бросился перед нами на колени и что-то кричал на непонятном языке. Наш вооруженный винтовками отряд состоял из таких же студентов, как я сам, и выполнить жестокий приказ был не в состоянии. Мы удовлетворились тем, что препроводили грабителя в штаб охраны; что с ним далее произошло, не знаю. Надо сказать, что сменявшие время от времени «белых» большевистские власти то ли не успевали, то ли не хотели брать в армию студентов, Белый же военный патруль забрал меня на улице и препроводил к воинскому начальнику г.
Симферополя, во дворе комендатуры которого за колючей проволокой я просидел несколько дней. Потом нас погрузили в теплушку» вместе с другими новобранцами и отправили служить на Кавказ в г. Ставрополь. Путешествие из Крыма на Кавказ было очень сложным. В Керчи нас погрузили на пароход, совершавший плаванье до г. Ейска, от которого до Ставрополя уже было железнодорожное сообщение. В Ставрополе нас направили в помещение бывшей духовной семинарии. Батальон возглавил молоденький «капелевский» офицер с «черепом и костями» на рукаве. Никаких особенно издевательств с его стороны по отношению к нам не было, только обычное строевое обучение.
Не таково было высшее начальство. Никогда не забуду, как командир полка, поднявшись на стременах, кричал на всю площадь: «Жидам обмундирование не дадим, они все равно побегут к своему Троцкому!» Я провел два месяца на грязном, никогда не мытом полу, подстелив под себя откуда-то взятую газету. Во всей казарме стояла лишь одна железная кровать, на ней возлежал наш батальонный командир.
Самым страшным были вши, которыми казарма кишела. Почему не было «сыпняка», непонятно. Видно зто были «свои» вши, а не посторонние, приносившие заразу. Мы не голодали. На обед полагалась «шайка» супа на шестерых, иногда попадались кусочки мяса и клецки, которые каждый из участников этой общей трапезы норовил выловить, бывала и каша. Утром и вечером наливали в кружку чай и давали кусок хлеба.
Не помню, чтобы нас водили 58 л. г, лойцянский Иэ моих Воспоминаний е баню. Как мы ухитрялись поддерживать какой-то гигиенический минимум, уму не постижимо. Должен сказать, что не все офицеры белой армии были одинаковы. Были среди них и простые, благожелательные люди, Большой радостью было для нас направление в лагеря, находившиеся в двадцати пяти километрах от Ставрополя. Несмотря на тяжелую нагрузку. шли и пели солдатские веселые и грустные песни, нисколько не думая о ближайшем будущем, ради которого существовали лагеря, стрельбища и ася военная муштра, Радовались перемене а окружающей нас обстановке, свежему воздуху, лесам и полям, Близ стрельбища находилось село с церковкой и священником, который оказался добрым приветливым человеком, приглашавшим нас к себе и угощавшим алычой и совершенно «нейтральной», задушевной беседой.
Близилось направление на фронт. Нас начали психологически обрабатывать, сообщая разные небылицы о жестокостях «башибузуков», с которыми нам предстояло воевать, Говорили, например, что взятых в плен большевики сжигают на кострах, Пропаганда зта не имела успеха. Мы были хорошо осведомлены, что там, эа линией фронта стоит «своя» Красная Армия и во главе ее уже а то время широко известный Сергей Миронович Киров. Решение перейти на ту сторону фронта и восстать против «беляков» было всеобщим, во всяком случае в нашем батальоне. Медлить было нельзя.
Я как раз заболел, н фельдшер направил меня а лазарет, во главе которого стоял военврач, как было известно, вовсе не сочуастаовавший белой армии. По выздоровлении меня направили в медицинскую комиссию, а так как в лазарете кормили только черными сухарями и какой-то бурдой, то выглядел я ужасно. Не знаю, какой диагноз поставил мне военврач, но комиссия полностью освободила меня от военной службы, Я получил свободу от того кошмара, который навис надо мной. Оформив в лазарете соответствующие документы, я на следующий же день уехал в Симферополь. Мой шеф Н. М, Крылов, чтобы спасти меня от службы у белых, дал мне рекомендательное письмо к начальнику военного авиационного завода «Анатра», бывшей бельгийской концессии, куда меня приняли сначала в ученики слесаря, а затем сотрудником конструкторского бюро, Мне приятно вспомнить, что в этом бюро я, со своим отвлеченным университетским математическим образованием, оказался полезным.
Справочников под руками Аобровольчесхел армия. 59 Красные курсанты Крыма у инженеров, работавших в бюро, не было, а им для расчета прочности строившегося на заводе — под руководством главного конструктора Дмитриевав самолета надо было знать моменты инерции сечений стоек.
Мне было поручено составить таблицы этих моментов для разных форм сечений. Ради курьеза вспомню одно, характерное для слабой подготовленности инженерной службы по существу захолустного завода, событие. Вызвал меня начальник завода, генерал, и обратился ко мне с вопросом, как рассчитать встретившийся им интеграл. Я показал это в общей форме и был с благодарностью отпущен. Через некоторое время меня вновь вызвал начальник и сказал: «Голубчик, сделайте одолжение, досчитайте его в требуемых наыи условиях». Даже этот совершенный пустяк они были не в силах выполнить. Но и моих знаний не всегда хватало. Поручили мне сконструировать рубашку водяного охлаждения для предназначенного к использованию на строящемся самолете авиационного мотора «Пума» фирмы Кливленд».
Я с этим заданием справиться не смог. Спас меня от позора приход в Крым Красной Армии. Руководство завода вместе с инженерньве составом эвакуировалось в Севастополь, а оттуда за рубеж. С приходом советской власти завод превратился в подсобные мастерские, и на этом закончилась моя инженерная практика. У меня осталось впечатление о ничем не оправданном разрыве между «универсантами», не разбирающимися в технических вопросах, и инженерами, совершенно недостаточно подготовленными в математике, Этот недостаток сейчас изживается, повышается внимание к фундаментальным наукам, в частности, к математике в ее современном аспекте, с учетом кибернетики и машинных компьютерных методов расчета. Все большее значение приобретает теперь подготовка нового поколения инженеров — инженеров-физиков, способных решать сложные задачи, встающие перед наукоемкой промышленностью, осваивающей новые производства и высокие технологии.
Это требует от инженеров не только твердо усвоенных знаний, но и творческой инициативы, Становление инженера, достойного эпохи новой технической революции, не менее престижно, чем ученого, закладывающего основы новой техники, Гюследнее, очень опасное приключение ожидало меня в ноябре 1920 г. в ночь, когда врангелевцы уходили, в этот раз навсегда, из Симферополя. Я возвращался домой поздно вечером и на бульваре хан-Гирея был задержан патрулем и вместе с другими приведен в контрразведку. У выхода из здания 60 л.г.лойцянский Из мои» воспоминаний стояли телеги, на которые грузили мешки с бумагами, Белые спешно уходили из города. Нас построили перед зданием в два ряда, и нами занялся какойто размахивающий револьвером казачий есаул. Я скромно стоял во втором ряду, когда услышал, как стоявшего в первом ряду какого-то бледного парня поволокли во двор, раздался выстрел.
Тут я действительно испугался, ощутив всю остроту своего положения. Но, видно, суждено мне было еще жить, и долго жить. Что делать? у меня мелькнул в голове спасительный план: не бежать из контрразведки, чтобы получить вдогонку пулю, а, наоборот, отступить во внутреннее помещение, войти в комнату, где упаковывали мешки с документами, и взвалить на спину мешок. Я так и сделал. Отнес мешок на телегу и, воспользовавшись темнотой ночи, скрылся. Вместе с Красной Армией вошла в Симферополь Главная инспекция Военно-учебных заведений Крыма (Крымгивуэ), которая должна была организовать командные курсы разного рода войск: пехотные — в Симферополе, Ялте, Феодосии, Евпатории, Керчи; кавалерийские — в Симферополе; артиллерийские — в Севастополе.
Начальником Просветотдела Политчасти Крымгивуза оказался мой школьный товарищ 3. Е. Черняков, о котором я уже дважды упоминал, Он познакомил меня с руководством инспекции: В. Н, Могилевкиным — бывшим рабочим, наборщиком, и В, И. Ненастьевым — выходцем из крестьянской семьи. Оба они, только что вернувшиеся с фронта жестокой гражданской войны, оказались милыми, гуманными людьми и сразу предложили мне присоединиться к работе в инспекции в качестве сотрудника Просветотдела под начало моего друга 3. Е Чернякова, который сделал меня заведующим историко-статистического сектора Просветотдела инспекции.