Л.Г. Лойцянский - Из моих воспоминаний записки профессора-политехника (1124032), страница 17
Текст из файла (страница 17)
Возвращаясь с купания собирали грибы и ягоды е Сосновке». На углу Яшумова переулка и Дороги а Сосновку (ныне Политехнической улицы), где помещаются сейчас новые здания ФТИ им. А. Ф. Иоффе, какой-то литовец открылчастную столовую, обслуживающую студентов и научных сотрудников близлежащих институтое. В ней эа полтинник можно было получить «бифштекс по-крестьянски». Это блюдо очень редко входило в наше с сестрой меню. Довольствовались больше вышеупомянуь ми макаронами и пшенной кашей.
Следующее лето ((923 г ) я провел е санатории Дома Ученых» в Детском Селе (ныне г. Пушкин), помещавшемся возле вокзала на Широкой улице. Для меня было подлинным счастьем попасть е «Сандомуч», как мы его с любовью называли, в общество крупных ученых и деятелей искусства, отдыхающих в этом санатории. Я очутился в комнате «на пятерых», где моими соседями 72 л.г.лойцянский Иэ моих воспоминаний оказались замечательные люди. С восторгом вспоминаю очаровательного по своей высокой культуре и общительного по характеру литератора Александра Мефодиевича Редько, ближайшего сотрудника выдающегося русского писателя Владимира Галактионовича Короленко, издателя исключительно либерального журнала Русское Богатство», автора многих повестей и рассказов.
Александр Мефодиевич, инженер по образованию, всецело отдался публицистической деятельности, пронизанной большой внутренней честностью и гуманностью. Несмотря на большую разницу в возрасте, мы сблизились с ним, и на прогулках по парку он много мне рассказывал о своем друге, писателе В. Г. Короленко и своей деятельности еще в царской России. По его приглашению я посетил его и познакомился с его женой, милой, приветливой, уже тоже пожилой женщиной. А М.
Редько был характерным представителем старой русской интеллигенции. Другим моим соседом по комнате был крупнейший экономист, профессор Петроградского университета Виктор Валентинович Новожилов, чьи выдающиеся заслуги в экономике и истории экономических учений были к тому времени общепризнаны. Он не был марксистом, хотя лучше других известных «марксистов» проник в учение Маркса. В то смутное время он подвергался гонениям и принужден был покинуть университет. В последующие, более светлые времена его заслуги в области статистики, экономики промышленности, оптимального математического планирования и др. были заслуженно отмечены присуждением ему Ленинской премии 1в 1965 г.).
Беседы с ним были исключительно полезны для расширения моего кругозора в области экономики и истории философии. Большое наслаждение я получил. слушая его игру на скрипке. Он был виртуозом, исполнение им «Трелей дьявола» Тартийи глубоко меня взволновало. В. В. был коллекционером скрипок, и в его коллекции были ценные старинные скрипки, У В. В. была жена, молодой адвокат интересной внешности, и сын— ЮРий Викторович, ставший видным физиком, профессором Ленинградского Университета.
С ним, уже в 60-х годах, я столкнулся в столовой Массачусетского Технологического института в Бостоне (США), где мы оба находились в научных командировках. Виктор Валентинович не бьш счастлив в первом браке и вскоре женился на чудесной женщине, Марии Тихоновне Ренне, талантливой пианистке, под аккомпанемент которой часто отдавался игре на скрипке. Дваддвтыв годы.
НЭЛ 7Э Третьим соседом по комнате был чрезвычайно общительный и полный юмора профессор медицины, известный тогда физиотерапевт Леонид Иосифович Вейнгеров, возглавлявший соответствующее отделение в институте на Греческой улице. Он рассказывал о чудесах излечения от разных болезней. Мы с В. В. Новожиловым приобщились к лечению, не знаю, помогло ли оно нам, но удовольствие мы получали полное. Как-то уже в конце ЗО-х годов, я встретился с Л. И. в Ессентуках, где он состоял врачом-консультантом.
Очень он мне обрадовался, потащил в ванное отделение, где «угостил» меня настоящей по крепости «кипящей» углекислой ванной, не имевшей ничего общего с обычной, сильно разбавленной. ко мне почему-то очень благоволила заведующая санаторным отделом Петроградского Дома Ученых, величественная, не первой молодости, но очень еще привлекательная дама, жена крупного профессора Военно-Медицинской Академии.
Она мне дала направление на отдых на все лето, иными словами, надва срока. Не помню, сколько стоила тогда путевка в санаторий, но, во всяком случае, зта плата не была затруднительной для ассистента, На второй «заезд» приехало много молодежи и любящий ее, сам вечно молодой, несмотря на уважительный возраст, Давид Осипович Гликман, известный писатель, сотрудник юмористических журн алов, публиковавшийся под таинственным псевдонимом «Дух Банко». Он сразу объединил вокруг себя молодежь и предложил ставить скетчи, пантомимы, шарады и другие сценические номера. Как опытный режиссер, нашел он в нас неутомимых помощников.
Замечу, что он дал санаторию Дома Ученых ходячее наименование «Сандомуч». Был он, как говорится, «большой человек на малые дела». Им же был сочинен гимн «Сандомуча» на мотив популярных неаполитанских песен. Постараюсь по памяти восстановить слова, а мотив доброжелательный читатель моих воспоминаний как-нибудь сообразит сам. У меня же мотив и слова этого гимна зарубцевались на всю жизнь Вот этот гимн: Синьоры, что эа пакостное лето, Что делатыут, что делатыут. имел я вес сто кило нетто, и сбавил пуд, и сбавил пуд; ужели нвм совсем пришел калугу» 74 л.г.лойцянсхий Из мои» воспоминаний К этим словам припев хором: «Тучи, тучи, очень много туч, Скучен, скучен нвш бедный "Сандомуч".
Скули, скули, скули, скули, скули, скули; Эх, сидим синьоры, ахи раки на мели.. Или вот еще пример. Добрейший доктор Файн, забыв о своем возрасте, изображал шарманщика. Две женщины — патофизиолог и биолог С. д. Поворинская и А. К. Элинсон, научная сотрудница Л. И. Вейнгерова, пели смешные куплеты. С тех пор прошло добрых шестьдесят пять лет, а почему-то зги бесхитростные стишки, принадлежавшие «Духу Банко», а может и заи мствованные им у кого-то, и заунывный мотив сохранились в моей сильно загруженной памяти, может быть потому, что шарманку за роялем изображал я. Женщины запевали: «и страдала три года, любя, И, страдая по Вас, померла, Вы смеялись над сердцем моим, так идите ж к другим .
Доктор Файн отвечал: «как жаль, что Вас уже нет, Гляжу на Ваш я портрет, Мне сердце терзает печаль, И теперь мне Ваш труп очень жаль». Женщины радостно пели: «Ах, услышав такие слова, Закружилась моя голова, Для любви я воспрянула вновь, И волнуется кровь . Он невозмутимо отвечает: «Зачем же кровь волноватьч Не стаит Вам воскресать, уж, ежели Вы померли, Так уж Вы и лежите в земли...
двадцатые годы. НЭГт 75 И заключительный куплет: «Ах, какой он ужасный изверг, Во второй Паз мЕня он отВЕрг, и с печалью проклятья во лбу, Я рыдаю в гробу». Я принимал во всех скетчах и шарадах активнейшее участие. Помню еще одну участницу — хорошенькую Елену Борисовну Покровскую, научного сотрудника института Литературы (« Пушкинского дома»). Спектакли наши были «выездные», мы ставили их и во втором специальном санатории Дома Ученых на Московском шоссе. Вот, в трудное тогда время, было только в Детском Селе два санатория для ученых, а сейчас ни одного. Санатории зти имели большое значение, т. к. подкармливали и лечили ученых, объединяли их, Как-то на зимних каникулах в санатории на Широкой улице вместе со мной отдыхал совсем еще юный, ему было тогда шестнадцать лет, Дмитрий Дмитриевич Шостакович, уже в то время прекрасный пианист и автор музыкальных произведений. Он доставлял нам большое удовольствие своей игрой на рояле классических и собственных произведений, блестяще выполнял вариации на предлагаемые ему темы.
Рядом с ним за роялем был знаменитый в то время органист Исай Александрович Брауде. С его отцом, Александром Исаевичем Брауде, крупным библиографом, директором Петроградской публичной библиотеки, я познакомился, когда привез ему письмо иэ Симферополя от профессора Михаила Людвиговича Франка. Оба музыканта были простыми, общительными людьми и, конечно, украшали нашу санаторную жизнь. Мне запомнилось, что И.
А. Брауде исполнял на рояле рассчитанные на орган произведения известного тогда композитора и органиста Макса Регера. Я не пропускал в дальнейшем ни одного концертного выступления И. А. Брауде. В одно из пребываний в санатории я подружился с профессором консерватории Александром Николаевичем Кобылянским, известным автором сборников октавных» и «трельных» этюдов. Зная меня как представителя точных наук, он объяснял мне большое сходство композиции музыки с математическим творчеством и старался меня в этом убедить музыкальными иллюстрациями.