А.Н. Чанышев - Философия Древнего мира (1999) (1116266), страница 152
Текст из файла (страница 152)
Поленц. Однако существует мнение, что Посидония переоценивают, приписывая ему чужие анонимные фрагменты, что следует принимать во внимание только те тексты, в которых упоминается его имя. Таково мнение американского ученого Л. Эдельстайна (См:. Еа~ейгеи Г,. Тпе РИозор)йса! Бузгеш оГ РозеЫопшз//Агпег. 3оигпа1 оГ РИо1. 57 (1936). Р. 286 — 325) и француженки М. Лафранк (См.: Гафил9ие М.
РозеЫопюз д' Аращее. Рапз, 1964). Она призывает строго ограничиться теми текстами, в которых говорится, что это мнение именно Посидония. Обычный же метод состоит в том, что если фрагмент анонимный и в нем чувствуется влияние какого-то стоика, то этот фрагмент приписывают непременно Посидонию. Американский ученый, историк науки Джордж Сартон, объясняет популярность Посидония тем, что тот сочетал научность и мистическую спекулятивность. Он бы мог как ученый стать на один уровень с Аристотелем и Эратосфеном, если бы ему не мешал платонизм и связанный с ним мистицизм. Посндоний-историк неспособен отличить правду от вымысла. Однако Фредерик Коплстон не видит греха в том, что Посидоний сочетал рационализм и мистицизм.
Он это просто констатирует (См:. Сор)еггол )г. НЫогу оГРИозорпу. Чо1. 1. 1985. Р. 422). Посидоний, как и Панетий, выдвинув плюралистически-эклектический принцип, согласно которому у стоицизма нет монополии на истину, дополнял стоицизм платонизмом. Он второй после Крантора из Сол автор комментария к сочинению Платона «Тимей» (затем комментарии к «Тимею» писали Адраст Афрадисийский, Гален, Прокл Византийский, Асклепиад; первый латинский перевод совершил в первой половине (Ч в. Халкидий, но лишь до 53 С.; до середины ХП в. образованные люди Западной Европы знали из Платона лишь «Тимей»), что не могло не сказаться на представлениях о его мировоззрении, известном нам лишь отрывочно и в общих чертах. Как почти все стоики (исключение составляет разве один Клеанф), Посидоний различал в философии физику, логику и этику, подчеркивая в то же время их органическое единство в своем сравнении философии с живым существом, с организмом. Отказываясь от стоического уподобления философии саду, в котором ограда соответствует логике, растения — физике, а нх плоды — этике, так как там недостает органического единства (плоды могут быть отделены от растений, стены же сами по себе), «Посидоний считал более уместным уподоблять философию живому существу, именно: физическую часть — крови и 55! мясу, логическую — костям и мускулам, этическую — душе» (СЭ.
1. С. 64). Это лучше, чем когда душой оказывается физика, а мясом— этика (см. ЧИ, 40). По сообщению ученика Посидония Фания, Панетий и Посидоний ставили на первое место физику (У1, 4! ). В области физики Посидоний исповедовал непоследовательный монизм. Говорят, что в пятой книге своих «Рассуждений о физике» Посидоний писал, что «мир един, конечен и шарообразен с виду„потому что такой вид удобнее для движения» (ЧИ, 140). Этот единый шарообразный мир окружает пустота, которая бестелесна («бестелесно то, что может быть заполнено телом, но не заполнено». ЧИ, 140).
Посидоний писал о пусуоте во второй книге «Рассуждений о физике». Но так как мы этой книги не имеем, то приходится гадать, считал ли Посидоний эту пустоту беспредельной, или нет. У Диогена Лаэртского говорится о «пустой беспредельности» (ЧИ, 140), по Аэцию же, Посидоний утверждал, что «пустота вне космоса не беспредельна, но ее столько, сколько достаточно для разложения космоса», Внугри же мира как космоса пустоты нет: «Там нет ничего пустого, но все едино в силу единого дыхания и напряжения, связующего небесное с земным» (ЧИ, 140). Таков монизм Посидония. Но он все же не так монолитен, как у греческих стоиков периода Древней Стои. Если они думали, что «Бог, ум, судьба и Зевс — одно и то же» (ЧИ, 135), то у Посидония, согласно свидетельству Аэция, на первом месте бог, на втором — природа и на третьем — судьба.
Таким образом, бог противопоставляется природе, а бог — зто, по-видимому, небо, тогда как природа в данном случае уже не весь мир, а земля, подлунный мир. Правда, информация на этот счет противоречива. Отметив, что 'стоики понимали слово «мир» трояко: 1) «сам бог, то есть обособленная качественность всей сущности; он не гибнет и не возникает» (ЧИ, 137), иначе говоря, творец мироустройства; 2) само мироустройство; 3) совокупность того и другого, — Диоген Лаэртский продолжает, что Посидоний видел в мире «построение, включающее небо и землю с их естествами» (ЧИ, 138).
Но далее у того же доксографа говорится что Посидоний, вместе с Зеноном и Хрисиппом, сущностью бога считал весь мир в небе (см. ЧИ, 148). «Ведущая часть мир໠— именно небо (см. ЧИ, 135), а не Солнце, как у Клеанфа, и не эфир, как у Хрисиппа и стоика 1 в. до н.э., наставника Катона Утического, Антипатра Тирского. Небо, наллунный мир, активно. Природа как подлунный мир пассивна. Небо, Бог, космический разум, разумная огненная пневма, разумная космическая душа (это все одно и то же) «пронизывает все части мира», как «душа все части человека» (ЧИ, ! 38), благодаря чему все «устрояется умом и провидением» ( там же).
Это устроение совершается не извне, а изнутри мира. Исходящий от неба бог создает в природе формы, подчиненные числам и числовой гармонии. Здесь мы видим следы платоновского бога-демиурга. Но у 552 Платона демиург, бог-ремесленник, вне мира, он творит космос из заданного ему материала, существующего вечно, по заданным образцам-идеям, у Посидония же как стоика бог действует на космос изнутри него, как внутренне присущая миру имманентная сила. И этот бог, он же платоновская космическая душа (у Платона она творится до творения космоса богом-демиургом), телесен. Все же у Посидония остается некоторый раскол между небом и землей, между надлунным и подлунным мирами, между миром вечным и миром подверженным гибели. А это требует дополнительного связующего звена.
Должна быть связующая сила, которую Посидоний находит в симпатии. Это некие «природные соответствия». Главное в этом соответствии, в этой взаимосвязи, в этой симпатии — симпатия между небом как ведущей частью и землей как ведомой, что доказывается хотя бы загадочным для тех времен влиянием Луны и Солнца на морские приливы и отливы, так что изучение этого природного явления имело дяя Посидония не только физическое, но и метафизическое, философское, значение. Симпатия между небом и землей легла в основу стоического обоснования астрологии, которая в те времена широко распространилась в Римском государстве.
В умы все более проникала нелепая мысль о том, что вся будущая жизнь человека предопределена положением небесных тел во время его рождения (а надо бьшо бы зачатия, и уже одно то, 'что астрологи составляют гороскопы, т. е. таблицы взимного расположения планет и звезд на момент рождения, говорит о несерьезности астрологии как лженауки). Посидоний представлял себе мир и иначе: как иерархию степеней бытия, начиная с неорганического царства минералов и кончая сверх- органической степенью божественного.
Между тем и другим располагаются снизу вверх растения, животные, человек и демоны. Учение о человеке у Посидония в основном стоическое, но, как и его физика, несет следы платонизма и даже более заметные, чем представление Посидония о мире. Посидоний больше, чем это обычно делали стоики, подчеркивал двойственность человека. Человек находится на границе подлунного, земного, и небесного, надлунного, миров. Как существо телесное, человек — высшее тело, его тело самое сложное.
Но как душевное, человек, хотя он и обладает в отличие от животного логосом, нусом и дианойа, т. е. речью, умом и рассуждением, он все-таки низшее существо. Над ним находятся демоны и бог. В отличие от Хрисиппа, который думал, что человеческие эмоции имеют свою основу в ошибках разума, и тем самым максимально рационализировал эмоциональную, страстную сферу человека, Посидоний, вслед за Платоном, различал в душе три силы: разумную, волевую и чувственную (вожделеющую). Именно последняя иррациональна. От нее помутнение разума.
Она источник жизненных ошибок 553 человека. Несчастье человека в том, что он нередко раб низшей части своей души, что он ведет чисто животное существование, оставляя в пренебрежении высшую силу души — разум, который есть не что иное, как бог в человеке, его внутреннее божество. Как сообщает Гален, Посидоний думах, что внутри человека действуют два демона: добрый и злой. Добрый демон сходен с тем разумом, что правит миром. Но большинство людей увлечены злым демоном, имеющим животную природу. Двойственность человека, его внутренняя трагическая противоречивость выражена Посидонием так «Первейшее искусство человека— это сама добродетель, ей вверена бесполезная и хлипкая плоть, годная лишь на то, чтобы принимать пишу» (Сенека.
Письма к Луцилию. ХС, 25). Сенека сохранил и другие, более мудрые, мысли Посидония: «Один день человека образованного дольше самого долгого века невежды», «богатство — причина бед не потому, что само оно что-нибудь делает, а потому, что подстрекает, сделать», «то, что не дает душе ни величия, ни уверенности, ни безмятежности... не есть благо, а богатство, крепкое здоровье и прочие подобные вещи ничего такого не дают и, значит, не могут быть... благами».