А.Н. Чанышев - Философия Древнего мира (1999) (1116266), страница 148

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 148)

Таким образом, собака сделала умозаключение: дичь могла побежать только по одной из трех дорог — по двум из них она не побежала, значит, она побежала по третьей. Итак, животные не уступают человеку ни остротой ошушений, ни разумом, а потому мы не можем ставить наши представления выше представлений животных. Второй способ обоснования скептицизма основан на различии между людьми, когда одно и то же оказывает на разных людей неодинаковое воздействие, ибо тело скифа отличается от тела индийца. В Аттике была одна старуха, которая могла безболезненно для себя выпить большое количество цикуты, малым количеством которой был отравлен Сократ.

Третий способ обоснования скептицизма основывается на различных устройствах органов чувств, вследствие чего один и тот же предмет воспринимается разными органами по-разному. Например, мед на вид неприятен, на вкус же приятен, яблоко для глаза желто, для вкуса сладко, для носа благоуханно, для руки гладко, для уха молчаливо. Что же тогда яблоко само по себе? Четвертый способ обоснования скептицизма основан на различии в условиях восприятия одного и того же предмета одним и тем же органом чувств: голодному приятна та пища, которая сытому покажется отвратительной, влюбленному в урода урод представляется прекрасным. Эти четыре способа обоснования скептицизма называются тропами от судяшего, ибо здесь фиксируется то несомненное явление, что представления о предметах зависят от различиИ внутри самого субъекта и от различий между субъектами.

Пятый способ основывается на разнице в положениях, расстояниях и в местах. В зависимости от положения по отношению к нам предмета, в зависимости от его расстояния от нас, в зависимости от того места, где находится предмет, этот предмет кажется нам разным. Так, например, шея голубя меняет свой цвет в зависимости от своего наклона по отношению к нам (положение). Огонь костра ярок в темноте и тускл при свете дня (место). Корабль вдали мал, а вблизи велик (расстояние). Шестой способ основывается.на роли примесей к предмету — ведь ничто не существует изолированно, а потому и не воспринимается изолированно, не говоря уже о том, что прн восприятии предмета к нему примешивается и разум субъекта.

Седьмой способ обоснования скептицизма основан на соотношениях вещей и устройствах подлежаших предметов: песок и мягок (в целом), и жесток (в своих песчинках), вода в разных количествах имеет 536 разный цвет. Одно и то же в малом количестве полезно, а в большом вредно (ведь лечат ядами). Восьмой способ основан «на том, относительно чего», ведь все существует в отношении к чему-нибудь, в том числе и в отношении к судящему, так что мы не можем сказать, какова каждая вещь по своей природе и в чистом виде (этот троп дублирует шестой). Девятый способ основан на постоянной или редкой встречаемости, когда одни и те же вещи кажутся ценными только потому, что они редко встречаются.

Если бы золото валялось на земле, как обычные камни, то никто и не ценил бы его так высоко. Десятый способ основан на различиях в обычаях, в законах, в баснословных верованиях и в догматических предложениях. Здесь Энесидем пьпается различить закон и обычай: закон — писаный договор между составляющими государство лицами, и нарушитель его непременно наказывается, тогда как обычай — нечто общепризнанное между людьми самими по себе, вне государства, и нарушающий обычай наказывается нечасто.

Закон запрещает, а обычай не позволяет, но и законы и обычаи разные у разных народов, например, у египтян можно жениться на сестрах, а у греков зто запрещено. Особенно интересны наблюдения Энесидема над расхождением между мифологией и философией, например, у Гомера охваченный горем Зевс роняет капли крови, тогда как философия учит, что бог не может страдать. Нетрудно заметить, что седьмой (предметы в разных количествах по-разному воспринимаются и т.

д.) и девятый тропы (редкость предметов) исходят из объекта, а пятый, шестой и восьмой тропы— из субъекта и из объекта, из их отношения. Десятый же троп стоит особо — это как бы социально-моральный способ обоснования скептицизма. К тропам Энесидема можно многое добавить. Мы знаем, что при приближении к нам источника колебаний частота воспринимаемого нами колебания возрастает, а при удалении от нас этого источника частота уменьшается, хотя объективно ничего не меняется, поэтому ~удок паровоза при его приближении к нам кажется более пронзительным, чем при его удалении.

При увеличении скорости приближения к источнику света красный цвет становится зеленым, фиолетовым, ультрафиолетовым, т. е. уже невидимым, а при увеличении скорости удаления от источника зеленого света его цвет становится желтым, оранжевым, красным, инфракрасным, опять-таки невидимым, так что перед ракетой и позади нее возникают черные пятна, и она движется как в черном туннеле. Агриппа. Более младшие скептики, которые не названы Секстом Эмпириком по именам, тогда как Диоген Лаэртский называет нх «последователями Агриппы» (1Х, 88), свели все десять тронов в один третий троп: «относительно чего» вЂ” и дополнили этот троп четгярьмя новыми. 531 В первом из этих пяти тропов говорится о разноречивости во мнениях философов и ученых, во втором тропе — о том, что мы, доказывая, опираемся на то, что само нуждается в доказательстве, и так далее до бесконечности (троп об удалении в бесконечность).

Четвертый троп «о предположении» говорит о том, что если мы хотим избежать такого удаления„то мы должны принять что-то за истинное без обоснования и доказательства. Пятый троп «последователей Агриппы», а может быть, и самого Агриппы говорит о том, что мы не можем выйти из колеса взаимодоказуемости, когда то, что должно служить подтверждением исследуемой веши, нуждается во взаимном от нее подкреплении. О третьем тропе мы уже сказали. Все эти и десять, и пять способов обоснования скептицизма указывают на реальные сложности, противоречия и относительности в сферах и чувственного, и рационального познания. Скептицизм с его антидогматизмом имел большое эвристическое значение в истории философии и, отрицая на первый взгляд возможность истины, служил разработке методологии научного познания. эклектизм Эклектизм — закономерное следствие скептицизма, который сделал антифилософские выводы из философского плюрализма, из различий и даже противоречий между школами философии, которых до Пиррона, Аркесилая и Карнеада было уже немало: и школ, и различий и противоречий.

Об этом прямо говорит первый троп Агриппы — «о разноречивости», тде имеются в виду противоречия и разноречия в мнениях философов по одним и тем же проблемам и вопросам. Отсюда естественное стремление преодолеть этот «грех» философии путем примирения философских систем и учений, путем отбора из их состава лучших их частей.

Слово «эклектизм» поэтому и происходит от древнегреческого глагола «эклего», что означает «выбираю, избираю, отбираю», отчего «эклектикос» — «способный выбирать, выбираюший». Так что эклектик — тот, кто выбирает и отбирает, при этом подразумевается, что отбирается лучшее, а не худшее. Так что ничего предосудительного в исходном значении термина «эклектизм» нет. Однако этот термин принято употреблять в предосудительном смысле, когда говорят, что эклектизм — беспринципное и непоследовательное сочетание учений, которые не могут без противоречия быть обьединены в одном воззрении, а.эклектика — ненаучный методологический прием„стремление соединить несоединимое, создавая лишенное органического единства и жизнеспособности целое (что, конечно, не может быть сознательным намерением эклектика).

Поэтому эклектические философские системы — не системы в полном смысле этого слова, ибо в них нет высшего синтеза, нет высшей точки 53В зрения, которая позволила бы свести в единство разное, представить в качестве моментов одного учения то, что до этого выступало как будто бы непримиримым. Такой высшей точкой зрения для Платона была его теория идей, которая позволяла соединить в одно органическое целое и учение пифагорейцев о числах как сущностях, и учение атомистов о физической пустоте, хотя, конечно, принципиально материалистические и атеистические тезисы отторгались. Древнегреческий философский синтез эпохи позднего эллинизма, когда философия утратила свой творческий дух, не мог иметь такой высшей точки зрения, дающей возможность произвести органический синтез, а потому и оказывался эклектическим в дурном смысле этого слова, хотя необходимо отметить, что этот эклектизм выполнял ту положительную роль, что был преддверием действительно органического синтеза в будущем неоплатонизме.

Вообще же древнегреческий эклектизм — симптом упадка европейской философии во И-1 вв. до н. э. — проникает в большинство тогдашних философских школ: академиков, перипатетиков, стоиков и даже скептиков. Меньше был затронут эклектизмом эпикуреизм — и это благодаря его непримиримости и бескомпромиссности, а также благодаря его замкнугости, отсутствию интереса к другим философским школам, как об этом говорится у Цицерона.

Академический эилекпгзм. История платоновской Академии похожа на миф о Протее, способном менять свой облик. Но Академия меняла не только и не столько внешний облик, сколько свою внутреннюю сущность. Как совместить в единой традиции Академию Платона с Академией Спевсиппа и Ксенократа, у которых возобладал идеалистический пифагореизм, а эту пифагорообразную Академию с Академией плоского практического морализирования пресловутого псевдофилософа Палемона, а все это вместе с Академией скептической? Теперь настало время эклектической Академии, для которой характерно стремление преодолеть глубоко проникший в нее скептицизм и построить учение о возможности достоверного мировоззрения, используя и аристотелизм, и стоицизм, стремясь к консенсусу.

Эклектическую Академию называли четвертой и пятой; «Было, как говорит большинство, три академии. Первая и древнейшая — из приверженцев Платона, вторая и средняя — из приверженцев Аркесилая, слушателя Полемона, третья и новая — нз приверженцев Карнеада и Клитомаха, некоторые же прибавляют и четвертую — из приверженцев Филона и Хармида, иные говорят и о пятой — нз приверженцев Антиоха» (С Э.

2 С. 253). Филон Ларисский. Филон нз Лариссы в Фессалии, ученик Клитомаха (Гасдрубала) Карфагенского. Он сменил его на посту схаларха Академии в 110/109 гг. до н э. и был академическим схолархом втечение 22 лет, пока не бежал из Афин в 88 г. Он был устрашен разразившейся в 89 г. войной Митридата Ч! Евпатора (133 — 63 гг. ) с Римом. Бежал 539 он не зря, потому что римский полководец Сулла, штурмуя неосторожно примкнувшие к царю Понта Афины, сначала разрушил Академию («...не хватало леса, Сулла принялся за священные рощи: он опустошил Академию, самый богатый деревьями пригород, и Лилей») ггйуимук Сулла, ХП), а затем залил кровью Афины (солдаты. «получив от Суллы позволение грабить и убивать, с обнаженными мечами носились по узким улицам.

Убитых не считали...») 1Илувигрт. Сулла, Х)У). Филон оказался в Риме, где он открыл свою школу философии и риторики. Эту школу навещал Цицерон, ставший приверженцем академического скептицизма Филона, Клигомаха. Карнеада. Аркесилая. Однако сам Филон стал отходить от скептицизма именно в Риме. Дело в том, что римлянам не мог импонировать безоглядный скептицизм Аркесилая, Карнеада и Клитомаха Карфагенского. Римляне были деятельными людьми, а деятельность и скептицизм несовместимы.

Характеристики

Список файлов книги