А.Н. Чанышев - Философия Древнего мира (1999) (1116266), страница 145
Текст из файла (страница 145)
Тимон был близок к киникам. Его антифшюсофские силлы — пародия в киническом духе. От зтмх «Силл» сохранились толъко фрапаенпа. Но известно, что в целом «Силлы» Тимона сосюяяи из трех «кнмг» (т.е. папирусных свитков). В первом свитке Тимон пародирует «Илиаду» и рассказывает о логомахии — «битве на словах» между философами. Из этой бипзысловопрения, застрелыциком которой был подстрекаемый богиней раздора Эрндой Прошгор, победителем выходит Пиррон — учитель Тимона Вторая и трепвг книги «Сила» Тимона написаны в форме диалога Тимона и Ксенофана. Пародируется сошествие в Аид Одиссея («Одиссея»).
В Амде безжизненно реют тени умерших, в том числе и некогда знаменитых, но мнимых философов. Подлинен же и там только один — Пирром. Для Тимона все философы, кроме Пмррона, — жалкие софисты, а их философия — «зараиг пустословия», угодная разве только глупой толпе. Тимон так говорит о философах: Много теперь разасаось в краю мнопвпоаном Египта Кннпнмв писак; меп собою грмзупа онн поспгвюю В квстке у Муз... (так Тимон представляет читателю Мусейон. — А. Ч.). Возму баупдвст неп нпз, пуснпдова, музам на гипибсвь Распри, сестра н подруга Псбпиа, убийствам взеузасй, Бродит, «югам она; гвс прознат, за нею павсюду Гопмм чавнспюм набитм и юинм нааепппо тимтгюй.
Кто п нз а погвбевмюй распре заставив сркквзмп друг с другомт Гоню юумаивой пвпгм. Это оп, нс »замбие нов«синюю, Людам посв»в пусгосаовьа заразу н многав сгубнв он (История греческой литературы. Т. Ш. М., 19бО. С. 372 — 373). Язвительный Тимон называет Сократа «болтуном», «шутником» и «насмешником».
Если Сократ чему и обучая людей, то это «хитрословыо». Киник Антисфен — «болтун на все руки» (Л, 18). А Платон в изобрикении злоязычного скептика всего лишь «самый плоский» и «свадкопшосый болтун». Аристотель — «пышнопустой», его мудрость «нудна». Стоик Зенон представлен в образе подлой и жадной старухи-финикиянки. Она сидмт в темном, полном догмапгческого дыма, месте и пытается выловнп метину, представленную Тимоном в образе рыбы. Но верша старухи (она же Зенон-стоик) мала.
Такой вершей истину не выловишь. Да и есть ли она в этой зловонной реке? Река вырывает вершу из рук старухи-финикиянки и уносит ее. Другой стоик, Клеанф, сравнивается остроумным скептиком с военной стенобитной машиной. Клеанф так же, как зта машина, оглушителен — в своих пустых, бессодержательных речах. 525 Если Тимон Флиунтский и отзывается о ком-то хорошо, так это о Ксенофане Колофонском и, естественно, о Пнрроне. Ксенофан любезен жестокому тимонову сердцу хотя бы тем, что он некогда изрек, что «всем лишь мненье доступно» («только мнение— удел всех», «над всем царит мнение»).
Но мнение — не истина. Истина недоступна людям. Может, конечно, случиться и так, что человек изречет истину. Случайно. Но он ее не узнает в том море лжи и заблуждения, в котором он ежедневно живет. Однако и Ксенофан Колофонский для Тимона Флиунтского догматик. «Догматически... утверждал Ксенофан... что все — едино, и что бог сросся со всем, и что он шарообразен, бесстрашен, неизменен и разумен» . Поэтому Тимон называет Ксенофана «полузатемненным», Полностью он говорит так: «Ксенофан, полузатемненный, насмешник над обманом Гомера, если сотворил себе бога, далекого от людей, повсюду равного, безбоязненного, недосягаемого, или мыслию мысль» (С Э.
2. С. 254) Лишь одного Пиррона Элидского принимает Тимон Флиунтский целиком и полностью, безоговорочно. Тимон так воспевает в своих стихах Пиррона: Пиррон скромен, он не поддается пагубной страсти, которая довлеет над большинством людей, — страсти к славе. Пиррона вовсе не волнует «легковесное племя людское». Он нашел «выход из рабской службы богам», а также «изо всех пустоумных суждений софистов». Пиррон «раскрыл все обманы». Он разорвал цепи мнимых доказательств. Он перестал ломать голову над тшетным вопросом, вопросом «о том, откуда и что происходит».
Этот вопрос некогда задал любознательный беотийский мыслитель- крестьянин Гесиод геликонским музам, т.е. музам, которые якобы обитали на горе Геликон в Средней Греции (на юге Бестии). Неподалеку от атой горы находилась «безрадостная» деревушка Аскра, где и трудился на своем клочке земли Гесиод — автор поэм «Теогония» и «Труды и днн», Эпикура ответ муз не удовлетворил. Пиррона не удовлетворяет не только ответ, но и вопрос. Он праздный. И не имеет ответа. Таков, согласно мнению скептиков, отрицательный итог всей многовековой истории философии в Греции.
Как философы ни старались, они так и не смогли открыть истину. Да ее и нет. Агностицизм скептиков не может быть поставлен им в заслугу. Однако он имел и положительное значение благодаря тому, что остро поставил проблему знания и истины, привлек внимание к философскому плюрализму, который, правда, обратил против философии и философов. Достоинством скептицизма является его антидогматизм. Непосредственно он ведет к агностицизму, учит о непознаваемости мира.
Опосредованно же он толкает философскую мысль на поиск критерия истины, возбуждает интерес к проблеме философского знания, его сходства с научным знанием и его отличия от него. 526 П раб абиливм Средняя Академия. Аркееилай (315/4 — 241/40 гг.). Аркесилай стал схолархом в 265 г. и был им пятнадцать лет — до 240 г. Он происходил из эолидской Питаны (Малая Азия). Правление Полемона и Кратета знаменовало собой теоретический (но не практический) упадок Академии.
При Аркесилае Академия возрождается, но, так сказать, с обратным знаком. Классический платонизм догматичен. Псевдоплатонизм Средней и Новой Академии скептичен. Платон считал неистинным лишь чувственное познание, не подвергая сомнению гносеологическую силу разума. Платон — рационалист.
Аркесилай отрицает достоверность не только чувственной, но и рациональной ступени познания. У Платона и у Сократа (который говорил о трудности познания) были лишь элементы скептицизма. Аркесилай их абсолютизировал. В эллинистическом скептицизме лучше, чем в какой-либо другой философской школе той эпохи, выразился глубокий и все нарастающий упадок гносеологической энергии греческого народа, его усталость. Однако академический скептицизм принципиально отличался от классического, пирроновского, скептицизма тем, что он был умеренным. Сущность академического скептицизма точно выражается термином пробабилизм (от латинского слова «ргобабйлз» вЂ” вероятный, правдоподобный, возможный).
Пробабилизм — учение о том, что нет абсолютных истин, истина всегда более или менее вероятна. Так что Аркесилай и его последователи не отрицали возможность объективного знания, как это делали пирронисты, а до них некоторые софисты (Протагор), они отрицали только возможность полностью достоверного знания. Если крайний, пирроновский, скептицизм учил, что одинаково недостоверны и то, и другое из противоречащих друг другу суждений о предмете, то академический скептицизм (пробабилизм), будучи примером умеренного, а не крайнего скептицизма, угверждал: из двух противоречащих друг другу суждений об одном и том же предмете одно более вероятно, чем другое.
И это имело большие, практически важные жизненные последствия. Если пирроновцы не имели никакого собственного руководства к жизни и были вынуждены, не имея ориентиров, механически следовать обычаям, не размышляя о них, то академические скептики имели такие жизненные ориентиры, и в своей жизни следовали не общепринятому, а наиболее для них самих вероятному. Непосредственно пробабилизм академиков был направлен против догматизма стоиков. Аркесилай полемизировал со стоиком Клеанфом, с которым находился в личной дружбе, но в теоретической вражде. Как умеренный скептик, Аркесилай боролся и против другого, противоположного школе стоиков, направления, а именно против пирронизма. Известно, что Аркесилай слушал лекции Пиррона (Аркеси- 527 лай — младший современник Пиррона, а также и Эпикура и Зенона- стоика).
Однако Аркесилай учился не только у скептика Пиррона, но и у перипатетика Феофраста, и у академика Крантора. Так что его взгляды были своеобразным синтезом крайнего скептицизма, этического практицизма и перипатетического сциентизма. Аркесилай испытал и влияние эпикуреизма. Он стал схолархом в пятидесятилетнем возрасте.
Аркесилай принадлежал к той довольно многочисленной группе древних философов (первый из них Сократ, а возможно, и Пифагор), кто сам ничего не писал, но имел записывающего их изречения ученика. Таким учеником у Аркесилая был Лакид. Влияние вульгарного эпикуреизма сказалось в том, что Аркесилай не был противником простых чувственных наслаждений, он был богатым человеком и любил хорошо поесть. Влияние истинного эпикуреизма состояло в том, что Аркесилай, как и Эпикур, не противопоставлял по-платоновски чувства и разум и даже по-демокритовски не разделял их, а считал, что чувства и разум существуют в единстве. Но в скептицизме такое единство ничего хорошего разуму не сулило.
Псевдоплатоник Аркесилай продолжил платоновскую критику чувственного знания в направлении разумного знания: если чувства обманчивы, то обманчив и разум. Разум, все время и всякий раз обманываемый чувствами, обманывает нас. Нас равно обманывают и чувства, и разум, но первые непосредственно, а второй опосредованно. Феофрастов сциентизм также не прошел для Аркесилая бесследно: у него'не было полного отрицания возможности знания. Он допускал возможность истины, но именно только возможность.