А.Н. Чанышев - Философия Древнего мира (1999) (1116266), страница 147
Текст из файла (страница 147)
Но рабовладельческая созерцательность, когда все материальные блага мыслящая часть общества получала от немыслящей так же естественно, 53! как воздух, воду и свет с теплом от природы, когда немысляпшя часть общества представлялась просто частью природы (огонь жжет, а ремесленник шьет сапоги, писал Аристотель), мепшаа осознанию роли практики в познании. Как бы ни был сомнителен скептицизм в позитивном отношении, он всегда силен в своем критическом аспекте, так как он как кислота разьедает всякий догматизм, в том числе и религиозный — догматизм в квадрате, поскольку в религии догматизированы не только мысль, но и слово.
Впрочем, Карнеад боролся не против религии как заковой, до этого философская мысль античности просто не нисходила, ведь обыденное религиозное мировоззрение находится на ином уровне, чем философское, а против теологии как части философии, против теологии все тех же стоиков, показывая противоречивость их философского учения о боге. Отводя довод в пользу религии от асогласия всех~, Карнеад правильно обращает внимание на то, что такого согласия никогда не было, что всегда были люди, которые не верили в существование богов.
Карнеад не приемлет и умозаключения от наличия у человека разума к наличию бога. Разум человека вовсе не божествен. Зто доказывается тем, что человеческий разум, и это особенно актуально звучит сейчас, — источник чудовищных преступлений. Карнеад обратил внимание на внутреннюю противоречивость понятия о боге. Телесен или бестелесен бог? Конечен он или же бесконечен? Обладает ли он жизнью или лишен ее? Всякий-ответ на эти вопросы несостоятелен.
Если бог — живое существо, то он должен испытывать не толъко блакенство, нв и скорбь, не только положительные, но и отрицательные эмоции„ибо без отрицателъных эмоций и без скорби жизнь невозможна. А если бог нечто неживое, то какой же это бог? Неживому не может быль присущ разум, а ведь когда думают о боге, то первым делом представляют его разумным. Если бог конечен, то он ограничен, но бог не может быль ограниченным. Но, с другой стороны, если бог бесконечен, то он неподвижен и он нигде. Комментируя эти апории Карнезща, Плотин позднее скажет, что бог (Единое) и везде, и нигде, он выше мышления и жизни, но при этом сам Плотин впадет в еще большие противоречия, чем стоики, с которыми и полемизировал непосредственно Карнеад.
Если, далее, бог телесен, то он преходящ, но бог должен быль согласно своему понятию вечным. А если он бестелесен, то он не может никак влиять на телесное, на космос. Критикуя персонально стоика Клеанфа, Карнеад правильно заметил, что Клеанф подменил вопрос о том, существует ли бог, вопросом о том, почему люди веруют в существование богов. Таким образом, Карнеад разделил вопрос о происхождении религии и вопрос о ее истинности. 5Э2 Последукицие схолархи Академии: родственник Карнеада Киренского Карнеад Младший, сын Полемарха (он сменил Карнеада Старшего в 137 г.
до н.э., когда Карнеад Старший ослеп), Кратет из Тарса (131 — 127 гг.), которого не следует путать ни с Кратетом-киником„ нн с более ранним Кратетом-академиком, Кюггомах из Карфагена. Кантемир Карфагенский. Клитомах (187/6 — ПО/9) был карфагенянином.
Жизнь его была трагична: его родной город был снесен с лица земли, его сограждане быля или убиты, или проданы в рабспю. Настоящее имя его было Га~грубал. В Карфагене он был философом. Гашпзубал каким-то образом уцелел. Возможно, он покинул Карфаген еще до его падения. «Только в сорок лет он приехал в Афины и стал слушать Карнеада» (1У, 67).
Считается, что Клитомах родился в Карфагене в 187/6 г. до н.э., так что сорок лет ему было в 147/6. Это год гибели Карфагена. «Приметив и одобрив его (Клитомаха. — А. Ч.) прилежание, Карнеад побудил его изучить греческую словесность и сам занимался с ним», — сказано у Диогена Лаэртского. В связи с этим Плутарх замечает: «Мы удивляемся убедительной силе Карнеада, который побудил Клитомаха, карфагеняннна по происхождению, носившего прежде имя Гасдрубала, усвоить зллинство» 1/йутарх О судьбе и доблести Александра.
Речь первая, 5). Диоген же Лаэртский продолжает так: «Усердие его (Гасдрубала-Клитомаха. — А.Ч.) дошло до того, что он написал 400 книг. И, сзвв преемником Карнеада, он своими сочинениями более всего пролия света на его учение» ($У,67). Именно Клитомах (Гасдрубал) записал мысли Карнеада. Учеником Клитомаха Карфагенского был Филон Ларисский, или Фессалнйский (его не следует пуппь с Филоном Александрийским). Из всех вышеназванных академиков афинянами были лишь Платон, Спевсипп, Полемон и Кратег.
Сиемгийивм Эиесидема и Агриииаг После Клитомаха академический скептицизм начал сходить со сцены. Но зато второе рождение получил крайний скептицизм, который связывают с Энесидемом и Агриппой. Мы ничего, правда, не знаем о времени жизней Энесидема и Агриппы, да у нас и нет полной уверенности в том, что именно эти люди выдвинули те аргументы в пользу скептической традиции после Пиррона, Аркесилая и Карнеада, которые связывают с их именами.
Нет также уверенности, что центром того скептицизма была Александрия, но, применяя принцип пробабнлизма, мы будем считать наиболее вероятным, что зти аргументы были выдвинуты именно Энесидемом и Агриппой, и что жили они в Александрии, и потому этот зтац в развитии скептицизма можно называть, как зто и делается, александрийским, и что все зто было во времена еще эллинистические, а не где-то в период Ранней Римской 533 империи. Однако есть мнение, что Энесидем жил в Риме во времена Цицерона. Источниками наших знаний об этом скептицизме являются книги Секста Эмпирика и Диогена Лаэртского.
Эти два источника соприкасаются. Здесь мы имеем элемент полемики совершенно неизвестного нам Диогена Лаэртского против также совершенно неизвестного нам Секста Эмпирика, из чего следует, что первый неизвестный жил позднее второго, а так как первый — Диоген— так же не имеет никакого представления о неоплатонизме, то из этого и делают вывод, что Диоген жил не позднее П! в., а Секст Эмпирик тем более не позднее. Полемика вызвана незначительным фактом: Диоген упрекает Секста в том, что тот разошелся в нумерации «десяти тронов» с ритором Фаворином Арелатским, который жил в первой половине П в., из чего следует, что и Секст Эмпирик, и тем более Диоген Лаэртский жили не ранее этой самой первой половины П в. н.э.
Если мы все же точно не знаем, когда и где жил Энесидем, то подлинно известно, что он происходил с острова Крит, из того самого Кносса, который был когда-то столицей Критской империи. Энесидем (если это Энесидем) — автор сочинения, само название которого— «Восемь книг пирроновых речей» вЂ” показывает, что в нем развиты исходные принципы скептицизма Пиррона. Содержание этих «книг» известно по Сексту Эмпирику, Диогену Лаэртскому и Фотию— византийскому православному теологу 1Х в. То что этот скептицизм более поздний и более развитый, чем исходный скептицизм Пиррона, видно из того, что исследование начинается с критики того умеренного академического скептицизма, о котором Пиррон ничего еще не мог знать, и как бы вторичного обоснования крайнего скептицизма. Аргументация в защиту крайнего скептицизма состоит в указании на противоречивость таких явлений, как изменение, движение, рождение и гибель, на противоречивость самих понятий об этом, которая не дает возможности считать одно высказывание в равной мере более вероятным, чем противоположное ему.
Таким образом, отрицается пробабилизм. Против пробабилизма и тем более догматизма говорит и учение этого позднего скептицизма о расхождении между чувственной и рациональной картинами мира. Продолжая атеистическую направленность скептицизма, Энесидем писал и о непознаваемости богов. Наиболее интересны рассуждения Энесидема о причинности— рассуждения, в которых он явно предвосхишает и индийца Нагарджуну и араба аль-Газали, и шотландца Юма. Сушествует ли причинность? Причинение? Причинная связь между отдельными явлениями или группами явлений? Энесидем обрашает внимание на противоречивость самого понятия причины.
Единообразие происходя шего говорит о том, что между явлениями есть устойчивые связи, когда одно причинно 534 порождает другое, отчего кошки рожают котят, а не слонят. Но как причина и произведенное ею действие соотносятся между собой во времени? Энесидем правильно говорит о том, что действие не может быть до причины, но он неправ, утверждая, что причина и действие не могут сосуществовать, хотя, конечно, верно, что изменение в действии идет вслед за изменением в причине: так, показания термометра сосушествуют с теплотой в комнате, хотя верно, что изменение степени теплоты в комнате предшествует изменению в термометре.
Энесидем же думает, что причина может быть только до производимого ею действия. Но так или иначе возникает новый вопрос: подобно ли действие своей причине или нет? Если оно подобно, то нет смысла говорить о причине и действии, ведь мы различаем причину и действие лишь в той мере, в какой то и другое объективно различно. Если же это различно, то одно не может породить то, что качественно от него отличается, иначе мы допустили бы чудо.
Кроме того, при познании мы познаем причину по ее действию, а действие — по произведшей его причине. Получается круг в познании, тупик, из которого нет выхода. Более подробно известны нам «десять тронов» («способов»)„которые Секст Эмпирик в одном своем сочинении связывает с именем Энесидема («Против ученых»), а в другом («Три книги Пирроновых положений») — излагает анонимно. Первый «способ» обоснования скептицизма основывается на разнообразии живых существ, каждый вид которых по-своему воспринимает мир, имеет о нем свои представления, например, пчелы видят не те цвета, что видим мы, поэтому если те же самые предметы кажутся неодинаковыми смотря по различию между живыми существами, то мы можем сказать только, каким нпм кажется этот предмет, но воздержимся от утверждения, каков он по природе.
Конечно, могут возразить, что человек имеет превосходство перед животными, что его представления истиннее представлений животных, но это не совсем так, потому что животные превосходят человека в тонкости чувственного восприятия — например, собака превосходит человека в обонянии.
В связи с этим мы находим у Энесидема своего рода апологию собаки, в которой тонко высмеивается все тот же стоицизм: собака мало в чем уступает стоическому мудрецу, она, как и стоик, отыскивая еду, выбирает надлежашее и избегает ненадлежашего (кнута). Отведав раз кнута, она, как и стоик, научается надлежашему. Она добродетельна, так как воздает каждому по заслугам: машет хвостом перед теми, кто ее кормит, и кусает чужих и обидчиков. Собака понятлива — ведь в «Одиссее» только пес Аргос узнал Одиссея. Собака обладает и способностями к диалектике. Это должен был признать и сам стоик Хрисипп. Ведь сам Хрисипп рассказывал о том, что преследуюшая дичь 535 собака, достигнув места, где дорога расходится на три стороны, обнюхивает только две из этих новых дорог, и, если там она не находит запаха дичи, то бежит по третьей, уже не обнюхав ее.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
