Мотрошилова Н.В. (ред.) - История философии Запад-Россия-Восток.Книга 3-1999 (1116257), страница 102
Текст из файла (страница 102)
Гнет позитивизма и теории социальной среды,давящий кошмар необходимости, бессмысленное подчинение личности целям рода, насилие и надругательство над вечными упованиямииндивидуальности во имя фикции блага грядущих поколений, суетная жажда устроения общей жизни перед лицом смерти и тления каждого человека, всего человечества и всего мира, вера в возможностьокончательного социального устроения человечества и в верховноемогущество науки — все это было ложным: давящим живое человеческое лицо объективизмом, рабством у природного порядка, ложнымуниверсализмом. Человеческий род механически подчинил себе человека, поработил его своим целям, заставил служить его своему благу,10навязал ему свое общее и как бы объективное сознание" .
Таким образом, кризис человечества как кризис истории Бердяев видит в том, чтоложный объективизм подавил человека. Реакцией на это стала эпоха"психологическая, субъективная"1'.Разразился бунт субъективизма, который отрицает все объективное, а всякую иллюзорность и всякую мистику возводит в закон, —такой оказалась плата за ложный объективизм, за философию натурализма и материализма12.
Как выйти из философского тупика? Ответом на этот вопрос и стала заключительная часть бердяевской "Философии свободы", надо сказать, гораздо менее интересной, чем первыеДве, где легко, свободно и даже изящно осуществляется критическийанализ современной философии. В последней же части "Философиисвободы" Бердяев пытается наметить контуры теософского, религиозно-философского выхода из сложившейся ситуации духа.
Выход —338не философия свободы, а новая теология свободы. У Бердяева онасвязана с утверждением идеи некоей Вселенской церкви, о которой онговорит так: "Церковь для нас не есть церковь поместная, национальная;не есть даже церковь православная в истинном понимании этого слова, но есть церковь Вселенская, кафалическая, церковь космическая,хотя и непрерывно связанная со священным преданием, священствоми таинством.
Мировое и национальное церковное возрождение возможно лишь на почве укрепления вселенского церковного сознания ипредполагает обострение вопросов о соединении церквей. Но проблема соединения церквей есть вековечная, всемирно-историческая проблема Востока и Запада. Россия стоит в центре Востока и Запада —она соединяет два мира, в ней — узел Всемирной истории, и растетсознание религиозного признания России. Но соединение Востока иЗапада, соединение церквей есть взаимопроникновение, взаимодействие двух религиозных опытов, двух типов культур"13.Важнейшей книгой Бердяева, одной из самых интересных и в тоже время спорных в его творчестве является "Смысл творчества.
Опытоправдания человека". Она писалась, вероятно, несколько лет и былаопубликована в 1916г., вызвав множество критических откликов идискуссий. Ибо Бердяев, отчаянный спорщик, критик по самой своейнатуре и призванию, нападал в этой книге на многих философов и намногие направления традиционной и современной ему философии. Изматериалов, связанных с работой над этой книгой, видно, насколькошироко Бердяев ознакомился с соответствующей его замыслу литературой.
К каждой главе имеются приложения, содержащие критический обзор литературы. "Смысл творчества..." — программное произведение Бердяева, хотя впоследствии он написал много других книг истатей. «Дух человеческий, — так начинается Введение в книгу, — вплену. Плен этот я называю "миром", мировой данностью, необходимостью. "Мир сей" не есть космос, он есть космическое состояниеразобщенности и вражды, атомизация и распад живых монад космической иерархии. И истинный путь есть путь духовного освобожденияот "мира", освобождения духа человеческого из плена у необходимости. Истинный мир не есть движение направо или влево по плоскости"мира", но движение вверх и вглубь по линии внемирной, движение в14духе, а не в мире» . Космос есть истинно сущее подлинное бытие.
Номир призрачен, призрачны мировая данность и необходимость. Изэтого призрачного мира, с которым человек все-таки связан как с миром необходимости, нужно прорваться в какой-то иной мир, в другуюреальность, в истинно сущее как подлинное бытие.Вовсе неверно, согласно Бердяеву, считать, что как раз этот искомый космос, это обретаемое духом бытие — нечто призрачное, а сиюминутный окружающий нас мир, напротив, — нечто подлинное. Какраз наоборот: мы живем в призрачном мире, а нам следует пробиться в мир подлинный. Это "путь освобождения, — говорит Бердяев, — от греха, преодоление зла, собирание сил духа для жизни15божественной" .
Иными словами, требуется решение подлинно сокровенной религиозной задачи, что одновременно означает прорыв клюбви, к свободе, ибо "свобода есть любовь, а рабство есть вражда"16.При этом человек должен изменить свое отношение к миру.Ведь сейчас ему свойственны некоторая упадочность, расслабленность,339раздвоенность духа. Ужас, боль, расслабленность, гибель должны бытьпобеждены творчеством. Творчество, по Бердяеву, и есть выход, победа. Итак, замысел Бердяева — это прорыв к творчеству, сообщение новой силы человеческому духу.
Нужно, чтобы из мираиллюзий человек вновь вырвался к единству с Богом, но единству, вомногих отношениях необычному. "Доныне религия, — писал русскиймыслитель, — мистика и философия были так нечеловечны и бесчеловечны и с имманентной неизбежностью вели к безбожному позитивизму. В германской мистике были таинственные зачинания исключительного сознания человека, нужды Божией в человеке, антропогонии, как продолжающейся теогонии. Эти глубины приоткрываются уПарацельса, у Якоба Беме, у Ангелиуса Силезиуса. И я чувствую сними живую связь и опору в их зачинающих откровениях. Многописали оправданий Бога — теодицей, но пора писать оправдание человека — антроподицею.
Быть может, антроподицея есть единственный путь к теодицее, единственный неизжитый и неисчерпанный. Книгамоя и есть опыт антроподицеи через творчество. В книге разлагается икончается религия рода, религия материальная. Все материально-родовое, ветхо-органическое имеет футуристически-технический, механический конец. Зарождается религия человека, человеческий родперерождается в человечество"18. Такова, по определению самого Бердяева, общая задача книги "Смысл творчества...".Началом намеченного духовного преобразования является, согласно Бердяеву, превращение философии в творческий акт.
На этом путипревращения философии в творческий акт препятствием служит устаревшее понимание мировой философии как науки, стремление философии стать наукой. "Философия,— повествует Бердяев, — вечнозавидовала и завидует науке"18. Она испытывала и испытывает комплекс неполноценности по поводу того, что не так построена, как наука; она постоянно заискивает перед наукой, стремится применитькакие-то методы ее и формы, как бы выманить у науки одобрение."Аристотель, Фома Аквинский, Декарт, Спиноза, Кант, Гегель, Спенсер, Авенариус, Коген, Гуссерль — все эти столь разнообразные философы превратили философию в наукообразную схоластику"18- Попробуйте, предлагает читателям Бердяев, поразмыслить иным образом. Ведь наука выполняет свою функцию в обществе.
Функция этаважна; никто не сомневается в ценности науки. Но почему предполагается, что другие формы культуры должные непременно уподобитьсебя науке? Почему искусство должно быть похожим на науку? Почему религия должна подражать науке? Впрочем, это не столь уж распространенные претензии. А вот идея, будто философия должна уподобиться науке, просто-таки господствует. На самом деле, пишет Бердяев, "философия первороднее, исконнее науки, она ближе к Софии,она была уже, когда науки еще не было, она из себя выделила науку"19. Почему же философия со своим культурным, софийным первородством непременно подделывается под науку, почему она, собственно, не живет своей функцией, своей гордостью?Бердяев различает науку и научность.
Под научностью он понимает перенесение критериев науки на другие области духовной жизни,чуждые науке. А ведь никакая наука, даже полезная и важная, недает "директив научности для чуждых ей сфер". Наука, рассуждает340далее Бердяев, потому не должна быть идеалом для философии, чтонаука есть не творчество, а послушание. Ее стихия — не свобода, анеобходимость. "Наука никогда не была и не может быть освобождением человеческого духа.20Наука всегда была выражением неволи человека у необходимости" .Высказывая все эти оценки и суждения, Бердяев вместе с тем хорошо видит, сколь противоречиво складывается и будет складыватьсясудьба философии XX в. как раз в отношении науки и научности."Для нашей эпохи, — пишет философ, — характерно обострение сознания и кризис сознания во всех сферах.
Нельзя не видеть серьезного кризиса научной, общеобязательной, объективированной философии. Никогда еще не было такого желания сделать философию доконца научной. Ныне и идеализм, который был прежде метафизическим, стал наукообразным и мнит себя таким. И никогда еще не былотакого разочарования в научности, такой жажды иррационального"21.Это очень точно подмеченное противоречие. Оно, действительно, характеризует философию, и не только двух первых десятилетий, а всего XX столетия.Анализируя классическую европейскую философию, Бердяев пытается ответить на вопрос, в какой степени она годится для пробуждения именно творческо-активного человеческого познания. Казалось бы,о философии творчества следует прежде всего говорить в связи с немецким классическим идеализмом, скажем философией Канта.
Но мыуже знаем, что филосо!фия Канта для Бердяева — "самая, быть может, современная и утонченная философия послушания, философиягреха". "Критическая философия есть послушное сознание необходимости, не природы, а самого сознания, не материи, а разума, естьпослушание необходимости через послушание категориям. Творческая, активная природа человеческого познания чувствовалась в полете гения, но придавлена была общим послушанием необходимости,связанным глубочайшими религиозными причинами.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
