Мотрошилова Н.В. (ред.) - История философии Запад-Россия-Восток.Книга 2-1996 (1116256), страница 66

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 66)

Здесь возникают две трудности, решить которые до концаРуссо не удается. Первая связана с реальным проведением плебисцита, необходимого для принятия законов. И Руссо, не жалея сил,совершая многочисленные исторические экскурсы, доказывает, что,как некогда в Риме, весь народ вполне может реально собиратьсяна форумы с целью осуществления законодательной деятельности.Для государств с большим числом граждан это было бы, конечно,делом чрезвычайно сложным, но Руссо (в эпоху, когда не было нителевидения, ни массовой печати, ни современной системы референдумов) был уверен в том, что "собрать народ в одно собраньевозможно". Конечно, это легче сделать в небольших государствах.Другая трудность возникает в связи с тем, что законы предлагаетнароду не он сам (хотя только народ их принимает или отвергает),а законодатель, фигура которого близка фигуре просвещенногомонарха и, более того, имеет почти божественную природу.

Ведьзаконодатель должен знать все человеческие страсти — и в то жевремя быть свободным от них; он должен обладать почти неограниченной властью — и не должен желать воспользоваться ею. В этомпункте ясно видна не только демократическая, но и элитарная направленность взглядов Руссо.Правда, Руссо вновь и вновь подчеркивает, что только народ,повинующийся законам, может быть их творцом, что лишь тому,кто вступает в ассоциацию, положено определять условия общежития.

Причем соглашение между членами общества — это не соглашение высшего с низшим, но соглашение Целого с каждым из егочленов, "соглашение законное, ибо оно имеет основою Общественный*договор; справедливое, ибо оно общее для всех; полезное, так28как оно не может иметь иной цели, кроме общего блага" .В этом месте Руссо возвращается к исходной точке своей социологической концепции — к общественному договору, рассмотренному, однако, под новым углом зрения, а именно, как гражданскоеобщество, или гражданское состояние. Руссо ясно увидал факт252несовпадения государства и гражданского общества. Государствовыступает как органы управления, властные структуры; гражданскоесостояние — всего только структура общественного договора, ноэто "всего только" имеет решающее значение для построения демократического общества.

Дело в том, что власть всегда принадлежиткакой-либо правящей социальной группировке или правящейпартии, выражающей интересы одного определенного слоя, новыступающей от лица всего народа, всего общества. И в качестветаковой она стремится подчинить себе индивида. Если "левиафанские" устремления государства не будут ограничены, государствостанет тоталитарным, и, следовательно, индивид будет им поглощен. Единственное средство против этого — создание гражданского общества, основанного на договоре между всеми его членами.Очень важно уяснить, что общественный договор есть не чтоиное, как согласие всех его участников соблюдать некоторые общиеправила: преследуя собственные интересы, каждый должен считаться с интересами других, следовательно, требуется ограничитьсобственную свободу ради свободы остальных; надо признать, чточастная собственность — необходимое условие общежития, а праваличности священны и неотчуждаемы и т.

д. В основе всех этих убеждений лежит понятие суверенной личности, — все они должныстать реалиями повседневной жизни, воспроизводящимися в каждый момент существования гражданского общества, а вовсе неушедшими в историческое прошлое исходными условиями первоначального договора. "В гражданском обществе исходное право (и —смысл всех остальных прав — свободы слова, собраний, митингов,передвижения...) — это право суверенного индивида — в общественном договоре с другими, столь же суверенными индивидами —Йормировать, образовывать... общество, экономику, государство,звечно и демократично только то современное общество, котороесохраняет в своих корнях демократическое право своих гражданзаново, исходно, изначально порождать и договорно закреплятьсвои собственные правовые структуры. Только тогда оказываетсяненужным путь революции. Договор, а не свержение; делегирование (добровольное) своих прав, но не получение их в дар, — воткорни правового государства, постоянно сохраняемые и оживляемые в гражданском обществе"29.Отсюда становится понятным, что реального индивида и реальные отношения индивидов сохраняет лишь общественный договор.В нашей стране "социально-экономические формы общения, незакрепленные в "связках" гражданского общества (индивид —коллектив — государство), теряли и свой реальный экономическийхарактер, могли функционировать только по партийно-приказнойвертикали, т.

е. не могли функционировать вообще"30. Концепцияобщественного договора в течение долгого времени подвергаласькритике за то, что она якобы извращала историческую реальность,поскольку не было в истории такого состояния, когда жившие изолированно друг от друга индивиды вдруг решили бы объединиться.253И все же такая ситуация была. Она знаменовала собой возникновение промышленной цивилизации и демократического общества, ибочем иным, как не Договорами стали Декларации прав человека илиКонституции демократических государств?Представление об атомизированном индивиде во французскомПросвещении стало как бы предпосылкой формирования концепции общественного договора: ведь для того, чтобы у людейвозникло желание объединиться и чтобы они могли осуществитьэто без принуждения, т. е.

совершенно свободно, они должны бытьнезависимыми — а в понимании просветителей это означало бытьизолированными (свободными) друг от друга. За атомизированностъго индивида фактически скрывается его суверенность,его способность принимать собственное и ответственноерешение.

Отделяя индивида от общества, противопоставляя егогосударству, французские просветители апеллировали к природе —и как раз потому, что в их глазах именно природность как нечтоне совпадающее с социальностью оказывалась тождественной индивидуальности.Подобная интерпретация покоится не на культурном, ана натуралистическом фундаменте, и все же в признанииза каждым индивидом прав автономной личности — огромная заслуга французских просветителей перед историей;для них индивид и социум — два равным образом неустранимых полюса жизни человека.

Трудно переоценить значение этихидей, оставленных нам в наследство просветителями и в первуюочередь Руссо. Наша страна, в частности, и до сих пор не решиладля себя проблему построения гражданского общества. До настоящего времени ведутся дебаты по поводу авторитарной или демократической власти. И философское осмысление прошлого в данномслучае — предпосылка решения многих сегодняшних проблем.Что касается частной собственности, то по отношению к нейРуссо занял своеобразную позицию: в своем втором трактате «Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми» (1755) он объявил частную собственность причинойвсех социальных бед и несчастий.

Широко известны его слова:«От скольких преступлений, войн, убийств, несчастий и ужасовуберег бы род человеческий тот, кто, выдернув колья и засыпавров, крикнул бы себе подобным: "Остерегитесь слушать этого обманщика; вы погибли, если забудете, что плоды земли для всех, асама она — ничья!"» 31 . И однако в том же 1755 г. в статье «О политической экономии», написанной для Энциклопедии, Руссоутверждает прямо противоположное: "Несомненно, что право собственности — это самое священное из прав граждан и даже более32важное в некоторых отношениях, чем свобода" .

Более того,"собственность — это истинное основание гражданского общества иистинная наука в обязательствах граждан, ибо если бы имуществоне было залогом за людей, то не было бы ничего легче, как уклониться от своих обязанностей и насмеяться над законом"33.254Речь идет вовсе не о том, что Руссо изменил точку зрения,просто он понял: так же, как нельзя вернуться к естественномусостоянию, несмотря на то что оно — "золотой век" человечества,на новом этапе человеческой истории невозможно отказаться от права частной собственности, несмотря на точто она была источником многих бед.

Теперь же она сталастержнем гражданского общества, и только на ее основе возможнопостроить экономические и правовые отношения между людьми.В этой связи нельзя не признать, что Руссо глубоко осмыслилреальные основания цивилизованного состояния. Его стремление доказать, что идеальное общество должно быть ориентированона мелкую частную собственность, также вписывается в контекстдемократических преобразований, хотя многие исследователитрактуют эти взгляды как консервативный утопизм.

Подобные элементы в воззрениях Руссо, конечно, имеются (таковы, например,картины патриархального хозяйства Кларанса, нарисованные в«Новой Элоизе»), но в данном случае речь идет о равных экономических предпосылках деятельности всех граждан.Только при условии исходного равенстваматериальных(шире — социальных) возможностей каждый человек может показать, на что способен он лично, т. е.

доказать, что его жизнь зависит не столько от внешних обстоятельств (они для всех должныбыть одинаковы), сколько от его собственного умения, трудолюбия, аккуратности, инициативы. Руссо защищает здесь правакаждого независимого собственника, и такая позициянаиболее адекватна направлению развития промышленнойцивилизации и потому наиболее демократична. И Гольбах, иГельвеции, и даже Дидро уступают ему в этом так же, как в решении вопроса о наилучшей форме государственного правления.Так, Гольбах и Гельвеции возлагали надежды на просвещенногомонарха, критикуя деспотические режимы и рассчитывая на то, чтопросвещенное правление даст народам хорошие законы и хорошиенравы. Полагая, что человек — продукт обстоятельств, просветители думали, что, изменяя обстоятельства, прежде всего законыгосударства, укрепляя просвещенность, монарх послужит своимподданным.

По словам Гольбаха, "народы будут счастливы лишьтогда, когда философы станут королями, или когда короли будутфилософами "34. В этих словах обнажается элитарная суть Просвещения, обусловленная делением граждан на просвещенных воспитателей и пассивных воспитанников; надежды просветителей напросвещенность монарха объяснялись тем, что, по их мнению, весьнарод сразу просветить не удастся. Согласно Гольбаху, просвещенная монархия объединяет лучшие черты аристократии и демократии и способна правильно распределить общественные силы.

Пороки и добродетели народа, уверяет в свою очередь Гельвеции, всегданеизбежное следствие его законодательства. Потому очищениенравов следует начинать с формы законов, что зависит отпросвещенного монарха: "Философ предвидит в более или менее255отдаленном будущем тот момент, когда власть усвоит план воспи35тания, начертанный мудростью" . Пожалуй, кроме Руссо, одинДидро, да и тот после тесного и длительного общения с Екатериной II (придя к выводу, что эта "Северная Семирамида", несомненно, остается деспотом), отказался от надежд на просвещенногомонарха.В связи со сказанным имеет смысл заметить, что просвещенныйправитель имеет некоторые преимущества перед непросвещенным;на этом основываются многие сегодняшние надежды на просвещенное авторитарное правление. И все же предпочитать авторитаризмне стоит: демократии нельзя научиться, изолируя массы от управления государством.

Характеристики

Список файлов книги