Мотрошилова Н.В. (ред.) - История философии Запад-Россия-Восток.Книга 2-1996 (1116256), страница 49
Текст из файла (страница 49)
Локка,бывшего в доме графов Шефтсбери домашним врачом, секретарем,советником, другом. Но в собственном характере литератора иэстета Шефтсбери была укоренена, скорее, склонность к древнейфилософии, к ренессансному мировосприятию, чем к гносеологически и политически ориентированному мышлению философовнового времени. Главные работы Шефтсбери — «Исследованиесилы» (она без согласия автора в 1699 г.
была опубликована вЛондоне), «Письмо об энтузиазме» (1708), эссе «Моралисты»(1709), «Sensus communis, или Опыт о свободе острого ума и независимого расположения духа в письме к другу» (1709)."Шефтсбери, — пишет один из современных исследователей, —не был систематическим философом типа Декарта или Лейбница,но и не был методическим аналитиком, подобным Локку. Еголюбимым способом писания были рапсодия, диалог... Он искалтакого читателя, который скорее вник бы в его видение вещей, чемтакого, которого следовало бы принуждать к согласию с помощьюполностью развитой аргументации. Его критика установившейсярелигии и ее авторитарных претензий была осторожной, косвенной, даже замаскированной, так что, на первый взгляд, ее едваможно было бы различить, что, однако, не мешало противникам186деизма и свободного мышления полемически воспринимать его2критические статьи" .И Шефтсбери, если судить, например, по Введению к егоработе «Моралисты» (а она построена в виде диалога, полемики),совершенно сознательно творит свой изощренный стиль философствования как способ разговора, оживленной беседы, не подпадающих под диктат политики и противящихся тому, чтобы философию, "бедную госпожу", -"замуровывали в колледжах и кельях".Против притягивания философской беседы к политике и политиканству дня направлены особо страстные возражения Шефтсбери."...У нас стало хорошим тоном разговоры о политике в любом обществе и беседы о государственных делах мешать с разговорами обудовольствии.
Но, правда, если говорить о философии, то мы неодобряем такой свободы. И мы не думаем, что политика относитсяк области философии или хотя бы родственна ей"3. А вот что действительно принадлежит к сердцевине философии, так это мораль(и в силу связи с нею — но только в минимальной степени — иполитика).Почему мы, современные люди, в таком переизбытке "производим" исследования и опыты, но так скупы на живые диалоги?Ответ Шефтсбери: "мы" (он имел в виду людей своей эпохи, нострелы его критики попали не только в них) настолько догматичны, ленивы, изнежены, трусливы, что боимся сомнений и критики, неизбежно порождаемых диалогом.
Светлым идеалом дляШефтсбери остается платоновская Академия. Свободному уму, убежден Шефтсбери, в любую эпоху нужна своя Академия. Хорошо,когда культура питает разные формы "академического" спора."Отсюда этот путь диалога, терпеливость в споре и обсуждении —терпеливость, о которой едва ли воспоминания остались в нашихразговорах в этот век"4.О чем же предпочитает вести спор аристократ, писатель ифилософ Шефтсбери? Возьмем в качестве примера диалог «Моралисты». Автор полемизирует со своего рода мизантропом, перечеркивающим все — красоту и величие природы, дела человеческие,искусство. Спор идет тонкий, остроумный, многослойный; диспутанты как бы меняются местами, так что скептик становится энтузиастом, а восторженный поклонник красоты "внезапно" впадает вскептицизм и мизантропию; веселость уступает место серьезности;любовь к красоте и добру вдруг сменяется унынием из-за царящихв мире зла и безобразия.
Любовь, красота, добродетель, уединение,удовольствие, дружба, самость человека, религия и вера — все этии многие другие сюжеты то "вступают" в диалог, то покидают его,поворачиваясь к собеседникам разными своими сторонами, светлыми и темными, радостными и мучительными.Спор остается незаконченным — и это момент, принципиальный для Шефтсбери. Как и в самой жизни, в философствованииморалистов вновь и вновь встают тревожащие людей бесконечныевопросы. Они касаются вещей простых и сложных, сугубо интимных187и общественно значимых.
"Что такое умеренная удача, достаток идругие степени их, о которых обычно рассуждают? Где останавливаться мне в моем гневе и насколько я могу терпеть, чтобы он разгорелся? И насколько далеко я могу пойти в любви? Какое местопредоставить честолюбию? Какое — всем другим желаниям истремлениям? Или всему дать идти своим чередом?..
Дайте наммеру и правило! — Ну посмотрите же, разве это не философствование? И разве каждый из нас не занимается всем этим —добровольно или против воли, сознательно или бессознательно,прямолинейно или опосредованно?"^.Весьма интересно и по-своему актуально «Письмо об энтузиазме», которое Шефтсбери адресовал своему другу и покровителюлорду Сомерсу, одному из видных политических деятелей в станевигов. "Энтузиазм" — понятие, которому автор письма придаетспецифическое значение. Ближе всего по смыслу к нему стояли быслова одержимость, фанатизм, нетерпимость, своего рода идейныйэкстремизм.
В прошлом, рассуждает Шефтсбери, подобные явления тоже существовали, но они уравновешивались рассудительностью, мягкостью, терпимостью. "Однако новый вид политики,которая распространяет свою власть даже на иной мир и большедумает о будущей жизни и счастье человека, нежели о настоящей,заставила нас перепрыгнуть через рамки естественно-человеческогои научила нас, следуя сверхъестественному милосердию, мучить ипреследовать друг друга с видом благочестия"6. В заботе о "спасении душ" люди, исполненные всяческого энтузиазма, готовы истребить и испепелить друг друга.
Непосредственно имея в виду религиозные споры, перерастающие в настоящие гражданские войны ибойни разных народов (явление, сегодня еще более опасное и массовое, чем во времена Шефтсбери), автор «Письма об энтузиазме»фактически имеет в виду более обширную совокупность идейныхконфликтов и столкновений, обладающих громадной разрушительной силой, иными словами, массу "расстройств духа"', которым невидно конца.Главное лекарство для их излечения граф Шефтсбери видит втом, чтобы англичане и другие народы культивировали в себечувство юмора — вкупе со здравым смыслом. "Я убежден, чтоединственный способ спасти человеческое здравомыслие и сохранить разумность в мире — это дать свободу острому уму.
Однаконикогда не будет острый ум там, где отнята свобода длянасмешек..."8. В народе необходимо воспитывать не "энтузиазм"нетерпимости и ненависти, а окрашенное в тона мягкого и тонкогоюмора "доброе расположение духа"9, которое равно благоприятнодля'религии, политики, повседневного труда и общения, для искусства и литературы. Для духовных занятий, где грань между вдохновением как "ощущением божественного присутствия"и энтузиазмом как "умопомрачением и беснованием"10 особенно подвижна,требуется истинная культура различения того и другого.188Отмежевание от "энтузиазма" тем более важно для Шефтсбери,что на уровне философской метафизики он склоняется ксвоего рода мировоззренческому оптимизму, который сроднилейбницевскому, но, пожалуй, имеет более умеренную и мягкуюформу.
Особый акцент в обосновании существования лучшего измиров английский писатель и философ придает эстетическомуначалу: речь идет о красоте гармонического целого. Все прекрасноев природе и в искусстве Шефтсбери возводит к "изначально прекрасному", "источнику всякой красоты". Эта концепция напоминает платоновское учение о прекрасном. Шефтсбери полагает, чточеловек в принципе наделен чувством, "пред-понятием" красоты,глубокими интуитивными возможностями, подражая изначальнойкрасоте, развить в себе масштабы, стандарты, правила, которыекасаются прежде всего прекрасного, но не только его, а и другихобщих идей, например блага и добра, во многих отношенияхтождественных с прекрасным*!.Другим ярким и влиятельным в свое время философствующимписателем и, кстати, яростным оппонентом Шефтсбери былБернард Мандевиль (1670-1733), автор знаменитой сатирическойпоэмы «Басня о пчелах»-12.
В концепции Шефтсбери Мандевиль неприемлет как раз ясно выраженную попытку решить острые современные проблемы с помощью идейно-интеллектуального возврата кдавно прошедшим временам древности, к якобы нетленным, а насамом деле изменчивым идеям и ценностям красоты, добра. Новедь даже представление о духовном равновесии и чувстве юмораво все времена и у всех народов различны и переменчивы. Нереалистичным Мандевиль считает также и попытку "отвратить" людейот политики и политических страстей. Человека невозможно сделать некоторым бесстрастным и уравновешенным существом. Вотпочему нравственно-философская программа Мандевиля так отличается от аристократической риторики графа Шефтсбери. СогласноМандевилю, Шефтсбери понятия не имеет о тяжести и множественности повседневных человеческих нужд, о несовершенстве, искаженности человеческой природы и потому склоняется к ложнойидее о "лучшем из миров".Но в нужде, слабостях, страстях, пороках людей Мандевиль видит не чисто негативную силу.
Под их влиянием, рассуждает автор«Басни о пчелах», создавалось человеческое общество — не такое,каким его хотелось бы видеть благодушным эстетам и моралистам,а пронизанное многими противоречиями, пороками, конфликтами,но развивающееся и жизнеспособное. Маркс и Энгельс поспешилиусмотреть в «Басне о пчелах» Мандевиля чуть ли не социалистическую тенденцию послелокковского английского материализма,связанную, якобы, с идеей о неизбежности пороков в тогдашнем,т. е.
капиталистическом (по определению марксизма), обществе.Между тем «Басня» Мандевиля и другие его сатирические произведения имеют не менее широкое значение для истории, чемблистательная литературная сатира Свифта. Порожденные своим189временем, эти сатирические изображения человеческой природы иобщественных отношений, институтов не устаревают, как не сходятсо сцены изображенные выдающимися писателями и мыслителямиглубинные противоречия и пороки, свойственные человеческойцивилизации. Вот почему «Басня о пчелах» читается так, как будто она написана сегодня.Знаменитая «Басня о пчелах» Бернарда Мандевиля имела и такое название: «Возроптавший улей, или Мошенники, ставшие честными». Первый раз она появилась в Лондоне летом 1705 г., когдапроходила очередная предвыборная кампания, и распространяласьв списках, "пиратским" образом.
"Если бы Мандевиль... ограничился только публикацией «Возроптавшего улья», то, возможно,в восприятии современников, да и в нашем, он остался бы простоостроумным памфлетистом. Но эта аллегория, эта ироническая поэма, эта маленькая ядовитая брошюрка была только началом работы, которая захватила Мандевиля на всю жизнь. Он вновь и вновьпереиздавал ее, сопровождая текст стихотворения комментариями,философскими трактатами, ответами критикам.
Он возвел содержащиеся в басне мысли на уровень универсальной социальной и философской проблематики. И, обрастая все новыми и новыми дополнениями, его брошюра превратилась в двухтомную книгу, которойсуждено было сыграть значительнуюроль в развитии английскойфилософии и литературы XVIII в."13.Первое расширенное издание было опубликовано в 1714 г., азатем, уже через год, поэма вышла в свет с предисловием и добавлением сочинения под названием «Исследование о происхожденииморальной добродетели». В 1723 г. «Басня» появилась во второмиздании. И снова к ней были прибавлены сочинения Мандевиля —одно было посвящено проблеме благотворительности и (сформированных в Англии под влиянием проекта Локка) благотворительныхшкол для бедных и неимущих, а второе называлось «Исследованиео природе общества».