Мотрошилова Н.В. (ред.) - История философии Запад-Россия-Восток.Книга 1-2000 (1116255), страница 65
Текст из файла (страница 65)
Antiochus and the late Academy. Gettingen, 1978.Hadot I. Arts liberaux et philosophie dans la pensee antique. P., 1984.Eadem. Le probleme du neoplatonisme Alexandrin. HierocleS et Simplicius.P., 1978.Hadot P. Porphyre et Victorinus. I—II. P., 1968.Idem. Exercices spirituels et philosophie antique. P., 1978 ( 2 e ed.).Kramer H.J. Platonismus und hellenistische Philosophie. B.-N.Y., 1971.Idem. Der Ursprung der Geistmetaphysik.
Unersuchungen zur Geschichtedes Platonismus zwischen Platon und Plotin, Amsterdam, 1967 (2. Aufl.).232=Lynch J.P. Aristotle's School. A Study of a Greek educational Institution.Berkeley, 1972. 'Pepin J. et Saffrey H.D. (Ed.) Proclus. Lecteur et interprete des anciens.P., 1987.Pohlenz M. Die Stoa. Geschichte einer geistigen Bewegung. T. I. Gottingen,1964 (3.
Aufl.); T. II. Ibid., 1972 (4. Aufl.).Riginos A. Swift. Platonica. The Anecdotes concerning the life and writingsof Plato. Leiden, 1976.Saffrey H.D. et Westerink L.G. (Ed.). Thjjologie platonicienne. Livre I.Inroduction. P., 1968 (Collection Bude).Tardieu M. (Ed.). Les regies de ['interpretation.
P., 1987.Thesleff H.'Studies in Platonic chronology. Helsinki, 1982.Westerink L.G. (Ed.) Prolegomene a la philosophie de Platon. Introduction.Paris, 1990 (Collection Bude).Idem. Texts and Studies in Neoplatonism and Byzantine Literature. Amsterdam, 1980.ЧАСТЬ IIИСТОРИЯ СРЕДНЕВЕКОВОЙФИЛОСОФИИРАЗДЕЛ IПатристикаГлава 1. ПОНЯТИЕ О ПАТРИСТИКЕ И ЕЕ ОСНОВНЫЕОСОБЕННОСТИПатристикой (от греч. тхшр, лат. pater — "отец") обычно называютсовокупность учений отцов христианской церкви II—VII вв. Понятие"отец церкви" формировалось на протяжении нескольких столетий.Первоначально "отцом" именовался духовный наставник, обладавшийпризнанным учительским авторитетом (напр., 1 Кор.
4, 15; КлиментАлександрийский, «Строматы» I 1, 2-2, 1). В дальнейшем развитиехристианской догматики и доктринальные споры побудили уточнитьэто понятие. Но, видимо, лишь ко времени папы Геласия (ум. 496)были окончательно установлены четыре существенные характеристики"отца церкви": 1) святость жизни, 2) древность, 3) ортодоксальностьучения и 4) официальное признание церкви. Все прочие христианскиеавторы (согласно западной традиции) назывались "церковными писателями" (scriptores ecclesiastici — термин предложен Иеронимом).
Совершенно очевидно, что далеко не все значительные (и даже выдающиеся)христианские авторы могли быть признаны "отцами" — как, например,Тертуллиан или Ориген, учения которых не отвечали требованиямортодоксальности. Нужно учитывать к тому же, что западные авторитеты не всегда признавались таковыми в восточной (православной)традиции, например Августин.Но и не все настоящие "отцы церкви" обладали равным авторитетом.
Те, в чьих руках, по мнению церкви, содержалось наиболее глубокое и универсальное разъяснение христианского учения, снискалисебе особое уважение. Список самых значительных отцов также сложился не сразу. В послании императора Юстиниана V Вселенскому собору(553 г.) в качестве величайших наставников христианства перечисляются восемь греческих отцов (Афанасий Александрийский, ВасилийВеликий, Григорий Богослов, Григорий Нисский, Феофил Александрийский, Иоанн Златоуст, Кирилл Александрийский, Прокл Константинопольский) и четыре латинских (Иларий из Пуатье, АмвросийМедиоланский, Августин Гиппонский и папа Лев Великий).
Скореевсего никак не раньше VIII в. на Западе стали почитать четырехзападных "великих отцов церкви": Амвросия, Иеронима, Августинак Григория Великого, которых (вероятно, с еще более позднего времени) называли также "великими учителями церкви". К числу "великихотцов и учителей" Римская церковь относит и четырех греческих писателей: Афанасия, Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна235Златоуста, в то время как Восточная церковь почитает (с IX или X в.)"великими вселенскими учителями" лишь трех последних. С XII в.
наЗападе "учителями церкви" стали называть и других авторов, не стольдревних, но обладавших выдающейся ученостью и особо отмеченныхцерковью.Таким образом, патристика — название собирательное и достаточно условное, ибо в ее границах мы непременно рассматриваем целый ряд выдающихся авторов, которые по тем или иным критериямне подходят под определение "отец церкви". Но когда мы говорим опатристике как цельном духовном явлении, мы всегда имеем в видунорму, а не исключения.
Норма же определяется глубочайшим единством принципов, составляющим важнейшую особенность патристики. Истина в патристике — достояние не индивидуальное, но корпоративное; она принадлежит не тому или иному автору, но всему христианскому сообществу. Авторитет всякого отца церкви объясняетсявовсе не его личной оригинальностью, не тем, что он предложил особую и ни на что не похожую позицию или сверхоригинальное решениепроблемы, но тем, что его мысли находятся в согласии с традицией,освященной апостольским и церковным авторитетом.
Эта традицияпредпочитает для себя максимальную единовидность и, в свою очередь,подкрепляется согласием отцов. Отец церкви более всего велик там,где он согласен с другими авторитетными отцами. "Согласие святыхотцов", таким образом, является важнейшим источником авторитета(после Писания и постановлений Вселенских соборов).Итак, мы должны понимать, что с точки зрения самих отцов патристика — это не "набор" и даже не "совокупность" отдельных учений,но единое учение, раскрываемое и излагаемое различными отцамицеркви с различной полнотой и глубиной.
Если, однако, мы станемрассматривать патристику "извне", отвлекаясь от ее собственных критериев и правил, то мы сможем на фоне внутреннего единства этогоявления увидеть все богатство и разнообразие его составляющих, оценить уникальность каждого представителя патристики и его неповторимый вклад в целокупность учения. Для исследователя, желающегоостаться беспристрастным, патристика может предстать и как разнообразие личных позиций, и как многоплановый духовный феномен.Отсюда следует, что само понятие "патристика" имеет как минимумдва значения: прежде всего, это особая форма построения христианской культуры и одновременно ее саморефлексия; во-вторых, это специальная научная дисциплина (ее можно назвать также "патрологией"),которая изучает патристику в первом ее значении.Взятая в этом значении, патристика есть весьма сложное явление,а потому сочинения отцов церкви могут рассматриваться по крайнеймере с трех точек зрения; догматико-теологической, историко-литературной или (как в данном случае) историко-философской.
С последней точки зрения, патристика есть по преимуществу совокупностьпринципов и методов христианского философствования. При такомподходе различие между отцами и "не вполне отцами" не сто ль, существенно, как при подходе строго-догматическом.236Как историко-философский феномен патристика — это прежде всегосинтез религиозных ценностей христианства и эллинского философского наследия. Но такое определение имеет слишком общий характер, а потому нуждается в ряде уточнений. В свое время известныйзнаток патристики А. Гарнак, выражавший взгляды протестантскихкругов, определил культурный синтез как прогрессирующую эллинизацию первоначального христианства. В III в., указывал он, христианство ни идейно, ни тем более организационно не походило на самоесебя при Христе.
Но такова была неизбежная цена победы: за триумфпришлось заплатить "философизацией" учения и созданием всеподавляющей церковной иерархии. Все, что создано после Евангелий, былоплодом эллинского духа и приспособлением религии к понятийномумиру эллинской философии (см. 3, S. 20; 9, с. 141 и ел.). ВозражаяГарнаку, многие авторы (преимущественно католики) впали в противоположную крайность, утверждая, что патристика гораздо меньшезависела от греческой философии, чем может показаться, и что вернееговорить о "христианизации эллинизма, но вряд ли об эллинизациихристианства" (4, р.
187; ср. 1, S. 179-180). Если бы, по словамЭ. Жильсона, христианство "выродилось" в философию уже во II в.,оно перестало бы существовать как религия, а тем самым лишилосьбы смысла самое понятие "христианская философия": „На самом делевовсе не философия поддерживала жизнь христианства на протяжениичетырех веков; скорее, как раз христианство спасло философию отгибели" (2, р.
6). Полярная противоположность оценок лучше всегоговорит о противоречивом характере межкультурного синтеза и о том,как трудно оценить все существенные факторы этого процесса, не абсолютизируя одну из его сторон.Несомненно, христианство нуждалось в средствах, способных выявить в Откровении всеобщее и вечное содержание, сделать его понятным для эллинского мироощущения. Разумеется сама понятийнаяструктура греческой философии конституировала в христианском Откровении те смыслы, которые нельзя было извлечь из него и сделатьдоступными иным путем. Это значит, что рефлексивный, понятийныйэлемент не просто "оформляет" религиозное сознание, но оказываетизвестное воздействие на его содержание.
Однако столь же очевидно,что содержательное ядро христианства как религии никоим образомне может быть выведено из рационального эллинского философствования. Более того, "невыразимое" ядро христианства создавало вокругсебя "агрессивную" среду, и ни одно существенное понятие греческойфилософии, когда-либо попавшее в эту среду, не сохранялось в неизменном виде, не обладало полной свободой в отношении религиознойсреды и не было способно с абсолютной адекватностью выразить реалиирелигиозного сознания.Поэтому великий синтез в принципе не мог быть полным и законченным. Христианское учение, в которое "вживлялись" понятия эллинского мышления, приобрело парадоксальную биполярность в стремлении соединить несоединимые до конца элементы — сокровенный"Иерусалим" и сокровенные "Афины". Между этими полюсами (которые с гениальной глубиной ощутил Тертуллиан) бьются сердце и мысль237христианских отцов.
На одном полюсе — всепоглощающая вера, великая покорность Высшим решениям; она не желает разумного определения своих оснований, не считает его возможным, но не способна совершенно обойтись без него. На другом — потребность познать Творца вЕго творении, представить сущее как гармоническую ясность, увидетьотблеск Высшей Мудрости, света и покоя на всем мироздании, несомневаться в справедливости Высших решений и, наконец, выразитьлюбовь к Богу и Ближнему в четком моральном законе.На первом полюсе концентрируется то, что делает религию религией и схематически может быть представлено как "материя" христианского философствования; второй полюс — средоточие рефлексивно-доктринальных элементов, или "форма" (которую и склонен былабсолютизировать Гарнак).
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
