Мотрошилова Н.В. (ред.) - История философии Запад-Россия-Восток.Книга 1-2000 (1116255), страница 63
Текст из файла (страница 63)
МАТЕРИЯМатерия как крайняя оконечность иерархии целого представляетодну из важнейших философских проблем античности. Что же такоематерия? Платон описывает ее как "восприемницу", "кормилицу", пестующую и вынашивающую в себе чистый идеальный образец-эйдос(«Тимей» 49а-51а; ср. Плотин, «Эннеады» III, 6, 11-13; Плутарх,«Об Изиде и Осирисе» 56, 373). Материя — это то, что все восприемлет и помещает в себе. Материя — это то, что не имеет ничегосвоего — ни положительных свойств, ни определения, но выступаетлишь как чистая отрицательность, как иное, как не то и не это, —ничто.
Там, где форма — свет, материя — тьма, пустота, неисследимая бездна и глубина, образ слабый и бессильный, темный и неясныйи даже — радикальное зло (Плотин, «Эннеады» II, 4, 5; II, 5, 5; ср.Ориген, «Против Цельса» IV, 63). Материя — ни душа, ни ум, нижизнь, ни эйдос, ни логос, ирреальное и нетелесное (ибо тело — всеже нечто определенное), бесформенное, бескачественное и бесколичественное, не имеющее облика и величины.К античному (достаточно позднему) "понятию" о материи (насколько ей вообще может соответствовать понятие) всего ближе платоновско-пифагорейская "неопределенная двоица", представляющая инаковость как "большое и малое", "более или менее", "недостаток иизбыток". Она — не предел, но само беспредельное (oOTEipov): в самомделе, признак беспредельного — возможность принимать как большее, так и меньшее (Платон, «Парменид» 157Ь-16ОЬ; ср.
отрывки изнесохранившегося сочинения Платона «О благе»; «Филеб» 24а-Ь;224Аристотель, «Метафизика» I 6, 987Ы9; Плотин, «Эннеады» II 4, 15;III 6, 7). Материя также — лишенность, нужда разумения, добродетели,красоты, силы, формы, вида. Непричастная форме, материя влекоматуда и сюда и входит в любые формы. В материи нет подлинногоразличия, которое возможно только в свете и в- присутствии чистойформы-эйдоса, но чисто отрицательно она отделена от всего, как-топричастного форме и лику, хотя и не остается сама по себе бесформенной, но оформляется в вещах.Поэтому и всякое определение материи должно быть апофатическим, т.е. отрицательным (и притом оно не может быть строгим): материя — это нечто крайне неопределенное, не то и не это, небытие.
Какговорит Порфирий в «Сентенциях», "согласно древним, свойства материи таковы: она бестелесна, ибо отлична от тел, лишена жизни, ибоона — не ум, не душа и не живое само по себе, безвидна, изменчива,беспредельна, бессильна. И потому она не является сущим, но — абсолютно не-сущим (огж ov). Она — не то сущее, которое есть [постоянное] движение [и изменение], но не-сущее (цт| ov)" (21).В этом смысле материя представляет чистую инаковость. Несмотряна стоящее несколько особняком мнение античных стоиков, полагавших, что материя — это субстрат телесного, близкий субстанции, Аристотель, по-видимому, выражает общеантичное мнение, когда говорит,что "иное" Анаксагора соответствует "неопределенному, которое мы признаем до того, как оно стало определенным и причастным какой-нибудьформе" («Метафизика» I 8, 989 b 17-19).В материи является хаос, а потому также и отсутствие какой-либоцели, в ней все может быть иначе в отличие от подлинного бытия.
Вматерии еще никогда ничего нет, до тех пор, пока чистая прекраснаяидеальная форма не поставит ее под свое иго, не породит из ничегонечто, выступая как образец такого порождения. И здесь следует различать то, что возникает (оформленная сущность), и то, в чем нечтовозникает (материя) (Платон, «Тимей» 50с). И до тех пор, пока материя не оформлена, ее как бы еще нет в проявлении течения вещей(хотя ни материя, ни форма не возникают: первая — потому что ееникогда еще нет, небытия нет, вторая — потому что всегда уже есть,бытие есть). "Еще", как сказано, — важйая характеристика материи, тогда как "уже" относится к форме и эйдосу.Итак, материя никогда не существует в действительности, новсегда только в возможности, еще только как бы собираясь и намереваясь быть, но никогда бытия не достигая. Форма же актуализируетвещь "в" материи и потому предшествует материи, как вечное предшествует временному.
Форма пуста — она есть определенность всякойвещи, а материя — как бы "наполнение" вещи, не существующее само посебе, абстракция, бескачественная и призрачная.Таким образом, материя (в изображении Платона и его последователей) оказывается чем-то неуловимым и нефиксируемым, не удерживаемым познающим разумом, почти не познаваемым, — ведь только сущее познаваемо, не-сущее же не может быть познано, о нем нетзнания — лишь более или менее правдоподобное мнение (Платон,225«Государство» V, 477a-b. Также и Парменид у Платона: „Этого нетникогда и нигде, чтоб не-сущее было;/Ты от такого пути испытанийсдержи свою мысль", «Софист» 258с). Материя потому не познаетсяни чувствами, ни рассудком, ни разумом, но неким, как говорит Платон, "незаконнорожденным", "пустым" или "поддельным" умозаключением («Тимей» 52Ь; ср. Плотин, «Эннеады» II 4, 10), как бы восне, вне логоса, определения и понятия, в одном лишь смутном "неустойчивом образе".Будучи немыслимой, материя не может, тем не менее, быть отмыслена и изъята из цельного мирового целого, т.е., будучи случайной,она также — парадоксальным образом — совершенно необходима.Но это значит, что материя самопротиворечива, не случайно материяописывается во взаимоисключающих терминах как "постоянно иная","неизменно изменчивая", т.е.
неопределяемое ее определение соединяетнесоединимое. Так, Плотин прибегает к противоречивому описаниюматерии как сущностно не-сущее, истинно ложное (!), чья тождественность состоит в том, чтобы быть нетождественным и неопределенным(Плотин, «Эннеады» III б, 7; II 5, 5). Но внутренне противоречивоене может существовать. Однако материи и нет в строгом смысле слова.Она — не "то, из чего", но "то, во что", некий бессубстратный субстрат, WTOKEtuevov, сочетающая несочетаемое и странным образом —немыслимо — принимающая противоречивое.И эта-то самопротиворечивая невозможность рассуждать о материи и вместе с тем необходимость говорить о ней, поскольку иначенельзя понять, составность и текучесть телесных вещей, побуждаетАристотеля говорить о материи не как абсолютном небытии, но как оеще-не-бытии, возможности бытия.
В аристотелевской триаде первых принципэв форма (цорсрт), Хоуос, или гХЬос,) выступает как бытие;лишенность (сттергктц) — как небытие; материя же \v\r\) — как бытие-в-возможности (Аристотель, «Метафизика» XII 2, 1069Ь32—34;VIII 2, 1042Ь9-10). С этой точки зрения материя также не существует: ее еще нет, однако как возможность она выступает все же какнечто положительное. Аристотель различает также первую и вторуюматерию: наряду с первой материей («Метафизика» V 4, 1014Ь26слл.; VIII 4, 1044а19-20; «Физика» II 1, 193а29), выполняющей рольуниверсального субстратного элемента, он признает также и вторуюматерию, конкретный субстрат каждой вещи, близкую, пожалуй, веществу, или определенному материалу, из которого состоит та илииная вещь.
Первая материя неизменна в своей изменчивости и сохраняется, вторая же — не обязательно.И все же, несмотря на различия, платоническая и аристотелевскаятрактовки материи имеют то важное сходство, что говорят о ней как онеясном и не определившемся до акта приложения, воплощения ипроявления формы, неуловимом и текучем, не сущем, но и не исчезающем совсем по возникновении некоего материального оформленногопредмета, поскольку без "отсутствующего присутствия" материи ничтов мире становящегося не оказывается возможным.8 История философии, кн. 1226Двойственность в материиНо можно ли говорить о единстве материи и ее единственности?Как еще-не-осуществленность материя должна быть также и у не воспринимаемого чувственно (Аристотель, «Метафизика» VII 10, 1036а9слл.). Поэтому Аристотель, а в поздней античности также и Плотин, иПрокл выделяют как чувственно воспринимаемую материю телесныхфизических вещей (aio6T|tf|), так и интеллигибельную, постигаемуюумом (voriifi), присутствующую, например, в математических предметах — геометрических фигурах.
"Без вхождения в материю невозможно нахождение теорем, но я, — говорит Прокл в комментарии кпервой книге «Элементов» Евклида, — имею в виду интеллигибельную материю. Поскольку, следовательно, идеи входят в нее и оформляют ее, справедливо говорят, что они уподобляются становящемуся.Ибо деятельность нашего духа и эманацию его идей мы характеризуем как источник фигур в нашей фантазии и процессов, совершающихся с ними." Таким образом, Прокл отождествляет интеллигибельнуюматерию с геометрическим пространством, поскольку идеи, воплощаясь в телесной материи, рождают тела, а в умопостигаемой, или интеллигибельной, материи — геометрические фигуры.Более того, умопостигаемая материя называется афинским неоплатоником фантазией, т.е.
воображением. Фантазия же, как сказано, —единственная познавательная способность, которой дано произвольновоображать (но не мыслить) свой предмет, конструируя его. Проклприводит слова академика Спевсиппа о том, что в геометрической фигуре мы "берем вечно сущее как нечто становящееся". Действительно,геометрический предмет имеет статус промежуточного (а ведь и фантазия — также промежуточна между чувственным и мыслимым),причастен как сфере бытия, так и становления, возникновения.
В такомслучае умопостигаемая материя предстает как та среда, или стихия, вкоторой геометрические объекты существуют, рассматриваются какпротяженные, вечные и наделенные своими точными, умопостигаемымисвойствами. При этом совершенно не-сущее — это материя телесная;"умная материя" же в большей мере причастна действительности, но иона не реальна в подлинном смысле, но мнима. Это и означает, чтоона призрачна, фантастична и связана с воображением и фантазией:точка проявляется в движении в интеллигибельной материи, протягиваясь, простираясь в воображении. При этом точка воплощается посредством течения точки, материализуется в умной материи, являянечто теловидное, а именно геометрическую фигуру, оказывающуюсятаким образом причастной как умному миру (ибо у фигуры и в фигуреприсутствует вечно-сущий ее эйдос, не представимый в воображении,не причастный движению и порождению), так и материи — движениюи делимости.Значит, в геометрическом мире, в стихии воображения вместе состановлением должно также присутствовать движение.
Но как следуетего представлять себе? "...Если бы у кого-нибудь возникли затруднения, — поясняет Прокл, — относительно того, как мы вносим движение227в неподвижный геометрический мир и как мы движем то, что не имеетчастей (а именно точку) — ибо это ведь совершенно немыслимо, томы попросим его не слишком огорчаться... Мы должны представлятьдвижение не телесно, а в воображении; и мы не можем познать, что неимеющее частей (точка) подвержено телесному движению, скорее оноподлежит движениям фантазии, ибо неделимый разум движется, хотяи не способом перемещения; также и фантазия, соответственно своемунеделимому бытию, имеет свое собственное движение". Плотин такжеопределенно учит о двух материях — о материи в умопостигаемомнаряду с телесной: даже "там", в умном мире, есть беспредельность,неопределенность, некая непросвещенность или тьма, но совсем инымобразом — "не так, как здесь" (Плотин, «Эннеады» II 4, 5 слл.).