Мотрошилова Н.В. (ред.) - История философии Запад-Россия-Восток.Книга 1-2000 (1116255), страница 60
Текст из файла (страница 60)
ТЕОРИЯ И ПРАКСИСИтак, если знание имеет дело с тем, что иначе быть не может, тооно выявляет бытие и сущее, а значит, и философия призвана непорождать, но показывать то, что есть само по себе, что подлинно естьи не зависит от наших творческих способностей (прежде всего — отвоображения). В понимании античного мыслителя главная его задача —открывать то, что точно и гармонично установлено (не им), чему онпричастен как член космоса и во что вплетен, — увидеть, как говоритПлотин, то чем каждый, в сущности, уже обладает, то, что ближечеловеку его самого, но не всегда замечается им. Поэтому высшаяцель ума — созерцание, т.е. самоопределение индивидуальной души вустойчивом пребывании чистой энергии всеобщего "нуса", разума, которому причастен познающий.
Поскольку же разум и бытие — одно ито же, то в безвидном, безобразном видении и внимании к прообразамвидимого мира человек переключается, как бы неожиданно впадает всовершенно иной режим существования — от текучей рассеянностипереходит ко всецелой собранности, в длительности времени переживает опыт вечности.Античные мыслители подчеркивают преимущество созерцания перед практической деятельностью, теории — перед праксисом, чтооказывает влияние и на последующую философию.
Когда приговоренному к смерти и ищущему утешения в философии Боэцию в тюрьме является женская ее персонификация, то на верхнем крае одеяния,покрова философии оказывается начертанной буква 6, (теория), нанижнем же — тс (практика), что указывает на верховенство первой иподчиненность второй. В самом деле, созерцание — чистая деятельность,214свою цель имеющая в самой себе, а практика — деятельность незавершенная, к которой неизменно примешана никогда до конца еще нереализованная возможность. Как говорит Платон, высшее и лучшееиз доступного человеку (хотя и весьма трудное; "все прекрасное трудно", по греческой поговорке) —умозрение, теория («Государство» VII,518c-d; IX 582с), т.е.
созерцание, через которое только и можно обрестисмысл и оправдание как отдельной человеческой, так и общественной,полисной жизни. Созерцание — лучшее из доступного человеку, только в нем он утрачивает черты случайного-существа и открывает непреходящее, божественное. Оттого-то созерцание ценно само по себе идоставляет блаженство мыслящему, причастному беспримесному бытийному умозрению-общению идеального космоса (Аристотель, «Метафизика» XII 7, 1072Б24-27; «Никомахова этика» X 8, 1178Ь25 слл.).Но коль скоро созерцание приводит человека к успокоению, избавлению от бессмысленной сутолоки и суеты, оно сродни своего роданедеянию, потому что открывает законченную деятельность и действительность, которая вовсе не нуждается в дополнении и завершениичеловеческим действием.
От человека же зависит лишь совершениеусилия успокоения и удержания себя в этом чистом энергийном состоянии созерцания-недеяния. И тогда становится понятным сообщение Элиана о том, что "Сократ утверждал, что бездеятельность —сестра свободы. В доказательство он приводил мужество и свободолюбие индийцев и персов, и, наоборот, в высшей степени оборотистыхфригийцев и лидийцев, привыкших к игу рабства" («Пестрые рассказы» X, 14).Созерцание, таким образом, предполагает некую совершенную восприимчивость и способность внимания — удержания себя в состояниивидения и ведения того, что не изобретается и не выдумывается, аявляется как абсолютно данное. Иными словами, самобытная и самобытийная истина не нуждается в наших практических усилиях дляее образования или порождения, ибо есть всегда, сама по себе, зависятолько от Блага. Нам же следует лишь не мешать самопроявлениюистины, удерживая себя в состоянии собранного и ответственного недеятельного созерцания (что ни в коем случае не означает бездеятельности: ведь созерцание и есть чистая энергия, т.е.
деятельность и действительность). Философа поэтому не гнетет страх, ибо если мыслитель оставит все как есть, без практических усилий преобразования,он вовсе не придет к краху, к ничто, — ведь мыслящий пребывает вобъективном и самостоятельном, не им порождаемом идеальном мире.Потому античная философия рассматривает теорию, Gecopia — какпребывание (жизнь) ума в полноте и преизбытке общения сущностейидеального космоса, причастность божественному в созерцании.
Созерцание — лучшее и высшее, недаром и добродетель определяетсяименно через созерцание (ср. Платон, «Государство» IX, 580с-583а).Не случайно "созерцание" (Gecopia) и "Бог" (беос;) — одного корня исродни глаголу беаоцса — "зреть", "видеть" — истину (Платон, «Государство» VI, 508Ь-509а; VII 518Ь-519а; 533d; «Тимей» 47а-с; «Пир»219а; «Софист» 254а; Аристотель, «Никомахова этика» I 4, 1096Ь29;VI 13, 1144аЗО). Само высшее умозрение — первая философия, по.215определению Аристотеля, есть строгое умозрение, созерцательно исследующее первые начала и причины («Метафизика» I 2, 982Ь9-10).Подобное понимание истины неизбежно должно быть связано спредставлением о том, что новое хуже бывшего, нынешний век хужепрежнего, золотого века человечества.
Древние, как говорит Сократ, "были лучше и обитали ближе к богам" (Платон, «Филеб» 16с).И в самом деле, если истина не изобретается, но только открывается,она есть сразу вся целиком и неизменно, — быть может, меняютсялишь способы ее представления, лики истины. В таком случае, каксчитается, истину не нужно придумывать, но только хранить, передавать (например, в неизменности текста). Однако вопреки этому самаантичная культура отличается от предшествовавших ей великих культур прежде всего своим динамизмом, т.е. умением и способностьюобновляться, ибо стоит на представлении о доказательности знания;доказательство же, доказывая одно, неизменно вызывает множествоновых проблем и вопросов, потому именно, что в мысли имеет дело сидеальным космосом, где каждое связано с каждым.
И все же лучшими более важным считается не оригинальность стиля (хотя и она, конечно, высоко ценится), но умение избавиться от случайных, привходящих черт и изобразить, воплотить в чистой бытийной форме бессмертное, божественное, а не индивидуальное, частное и отдельное.Это значит, что не надо изо всех сил стремиться быть оригинальным,но надо стараться сказать правду, просто и безыскусно, и если этоудастся, то и будешь неизбежно оригинальным (скорее, это даже некое досадное обстоятельство), как неизбежно оригинален почерк истиль каждого, переписывающего один и тот же текст.Наконец, созерцаемость — не порождаемость — истины подразумевает специфическое понимание того, что позднее подпало под "эксперимент" — это прежде всего наблюдение, созерцательное проникновениев идеальную неизменную структуру космоса.
И первая "экспериментальная наука" античности — астрономия — принимает наблюдаемоекак данное, в котором ничего изменить нельзя (и поэтому созерцаниезвезд, а также нравственного закона справедливости приводит в такоевосхищение древних — Еврипида, Аристотеля и Плотина, а вслед заними, уже в Новое время — Канта) (Еврипид, «Меланиппа». Ф р .486; Аристотель, «Никомахова этика» V 3, J129Ь28—29; Плотин, «Эннеады» I, 6, 4). В этом смысле эксперимент-наблюдение есть своегорода общение, общность с природой как равноправным партнеромсобеседником, который поведает внимательному уму нечто о себе, если только соблаговолит, т.е. откроет, — подобно тому, как один человек, если захочет, рассказывает о себе, о своем сокровенном другому.Такое представление об эксперименте разительно отличается опятьтаки от нововременного, рассматривающего эксперимент почти какпытку природы, насильственное выведывание ее тайн (так ведь и говорится: „пытливый ум", "естествоиспытатель"), стремление поставитьее в небывалые условия и посмотреть: а что будет? Античное отношение к природе более сдержанно и, пожалуй, мудро, — не пытая, незадавая нескромных вопросов, не стремясь за грань возможного, ученый-философ достигает подлинного знания, всегда проявляющегося в216мире становления и природы, но не смешанного с ним, ведения-пребывания в мире идеальных вечно-сущих прообразов всего видимого.11.
ПРИРОДА, ИСКУССТВО И ТЕХНИКАИскусство и техника — совершенно разные, с точки зрения современного мышления, области человеческой деятельности. На взглядантичный это — одно и то же, ie%vr\. "Всякое искусство, — говоритАристотель, — имеет дело с возникновением, и быть искусным —значит разуметь, как возникает нечто из вещей, могущих быть и небыть и чье начало в творце, а не в творимом. Искусство ведь не относится к тому, что существует или возникает с необходимостью, ни ктому, что существует или возникает естественно, ибо это имеет началов себе самом" («Никомахова этика» VI 4, 1140а11-17). Раздельнымсферам бытия и становления соответствуют и различные способы обращения к ним: сущему — нерушимое знание-эпистеме, текучему же —искусство имитации, мнимого уподобления, лишенного всякой непреложности, воспроизведения того, что могло бы быть, но чего в действительности нет.
Поэтому философия и наука, имеющие дело сподлинным знанием, лучше, выше и ценнее техники — производстваприспособлений и орудий. И хотя Сократ многих своих собеседниковотыскивал в среде афинских ремесленников ("демиургов"), человекдля греческой культуры — прежде всего существо разумное, способное к познанию вечного умопостигаемого, а не к производству текучегои обреченного смерти.
Подобное отношение к науке иллюстрирует известный анекдот, рассказываемый Витрувием: „Аристипп, сократический философ, будучи выброшен после кораблекрушения на берег Родоса и увидев начерченные геометрические фигуры, как передают,сказал громко своим спутникам: будем надеяться на лучшее, ибо явижу следы людей" («Об архитектуре».
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
