Мотрошилова Н.В. (ред.) - История философии Запад-Россия-Восток.Книга 1-2000 (1116255), страница 49
Текст из файла (страница 49)
Составленное Дамаскием «Жизнеописание Исидора» (его фрагменты сохранены Фотием и уСуды) представляет собой своего рода историю афинской школы платонизма с конца IV века н.э., а также содержит сведения о философиив Александрии, куда Дамаский вновь перебирается и где читает с Аммонием Платона и Птолемея.
«Жизнь Исидора», как и другое сочинение Дамаския, «О невероятном», полна историями о чудесных и фантастических явлениях. Дамаский считает, что уже Платон, говоривший о философском неистовстве ((piXocrocpoi; роск^ет — «Пир», 218Ь),объединил в одно философию и теургию, и сам он, признавая, чтосреди платоников были преимущественно философы (Плотин, Порфирий и многие другие), вместе со своим учителем и ближайшимипредшественниками стремится объединить философию и гиератическое искусство.
Дамаский живет в эпоху все более решительногопреследования язычников христианами и испытывает к последнимвражду и презрение.Дамаский возглавляет школу в Афинах после Зенодота и читаетздесь курсы аристотелевской и платоновской философии. По упоминаниям в сочинениях самого Дамаския, а также по ссылкам и эксцерптам у других авторов можно заключить, что он комментировал«Категории», «О небе» (I книга комментария Симпликия к этомутрактату фактически принадлежит Дамаскию), «Метеорологику» Аристотеля, «Алкивиада I», «Федра», «Софиста», «Тимея», «Государство»и «Законы» Платона, а также «Халдейские Оракулы».До нас дошли также приводимые Симпликием в комментарии на«Физику» выдержки из трактата Дамаския «О числе, месте и времени» , свидетельствующие о его чрезвычайной тонкости и философской.самостоятельности в разработке этих понятий.
В частности, Дамаскийвыделяет два вида времени: одно время постоянно течет, другое жеявляется как бы самим принципом временности, благодаря которомувремя никогда не исчезает: как вечность обеспечивает пребывание вбытии, так этот другой вид времени обеспечивает пребывание в становлении и порядок частей времени, т.е. прошедшего, настоящего ибудущего.Полностью или большей частью сохранились комментарии Дамаския к «Федону» (в двух редакциях), «Филебу», «Пармениду» и трактат «О первых началах». В комментарии к «Федону» чрезвычайноинтересна иерархия добродетелей — наиболее полная разработка этойтрадиционной для платонизма проблематики.
Дамаский выделяет добродетели природные, нравственные, гражданские, катартические, теоретические, парадигматические и гиератические, по поводу последнихспециально замечая, что заслуга в их разработке принадлежит школеПрокла.Комментарий к «Филебу» также позволяет представить разработку этого диалога в утерянном комментарии Прокла, но и здесь Дамаский отличается самостоятельностью. Для Дамаския целью диалога176является не благо, к которому стремится вся сфера умопостигаемого,но благо, которое доступно всем существам, наделенным жизнью: этоблагая жизнь, которая есть смешение знания и удовольствия. Точнотак же в комментарии к «Пармениду» Дамаский в основном следуетПроклу, что не мешает ему критически относиться к нему и подчеркнуто проявлять свои симпатии к Ямвлиху.Уровень философствования Дамаския показывают, что фактическое завершение платонизма афинской школы, связанное с ее закрытием,не было ее завершением принципиальным, связанным с окончательнойисчерпанностью самого данного типа философствования.В конструировании сферы сущего Дамаский в основном следовалПроклу, однако более решительно подчеркивал неадекватность всехнаших представлений о том, как соотносится первоначало с низшимиступенями бытия.
Известную новизну представляет также развиваемое Дамаскием в ходе толкования третьей предпосылки «Парменида»учение о душе. В отличие от Плотина, который признавал субстанциальное единство отдельных душ с мировой душой (точка зрения, принимавшаяся и в афинской школе), и Ямвлиха, учившего о разрядахдуш, по-разному причастных мировой душе, существенно меняющейся при переходе от бытия к становлению, Дамаский считал, что индивидуальная человеческая душа, оставаясь нумерически единой и вэтом смысле тождественной себе, есть единственная сущность, вольная изменить себя самое, т.е.
обладающая не только самодвижностью, но и самоопределением в пределах данного ей вида бытия (ei8oqхщ гжар^еок;). Сходный взгляд развивали также ученики ДамаскияПрискиан и Симпликий.Неполностью дошло до нас монументальное произведение Дамаския «О первых началах». Основная проблема этого сочинения (близкая, как сказано, к основной проблеме комментария к «Пармениду») —как происходит переход от всецело невыразимого первого начала книзшим уровням иерархии универсума.
Трактат построен в традиционной для школьного платонизма форме "затруднений и их разрешений" (aTiopiai m i ХЬагщ, dubitationes et solutiones) и выясняет основныепринципы исхождения из первоначала.Первая часть трактата посвящена проблеме того высшего начала,которое Дамаский называет невыразимым, и единого. С невыразимымможно соотнестись только в "сверхнезнании" (гтеросу voice), поскольку первое не допускает никаких атрибутов и определений. Единое —та первая минимальная определенность начала, которая позволяет намговорить о нем, как о начале той именно иерархической последовательности, которая приводит нас к бытию, уму, душе, природе и томумногообразию обладающих определенными качествами тел, которыеданы нам в чувственном восприятии. В связи с этим рассматриваютсяначала единого-предела, неопределенной множественности и объединенного.Вторая часть посвящена триаде и объединенному.
Триада (заданная во второй предпосылке «Парменида» — "единое есть", предполагающей три момента: единое, бытие и бытие единого) понимается как"единица-неопределенная двоица-троица, конституирующая сферу177умопостигаемого в целом" (пифагорейцы), либо как "предел-беспредельное-смешанное" (Платон), либо как "отец-потенция-ум" («Халдейские оракулы»). Рассмотрение триады по существу является рассмотрением проблемы появления бытия, которое является единым имногим. От невыразимого первого единого Дамаский отличает второеединое (ev TUOCVTCO И третье (rcocvta EV). Дамаский рассматривает егокак смешанное платоновского «Филеба».
"Смешанное" Платона —просто: оно не есть результат сочетания предела и беспредельного.Тем не менее мы можем выделить наряду с ним и в его пределах парумонада-диада, и смешанное оказывается первым объединенным, илибытием, или — первым умопостигаемым. Именно как таковое Дамаский и рассматривает смешанное, и в пределах данной сферы рассматривает триаду пребывание-исхождение-возвращение, каковые суть тривида деятельности в пределах одной и той же реальности. После этогов связи с проблемой умопостигаемого идет речь о проблеме множественности, которая в пределах умопостигаемого рассматривается не кактаковая, а как принцип действительной множественности в низшихсферах.Третья и последняя часть дошедшего до нас текста трактата «Опервых началах» посвящена проблеме исхождения. Дамаский рассматривает, как в умопостигаемом бытии предсуществует множество сущих, живых существ и умов. От принципиального рассмотрения этойпроблемы Дамаский переходит к анализу традиционных теологии: халдейской, орфической, Гомера, Гесиода, Акусилая, Эпименида, Ферекида Сиросского, а также восточных - вавилонской, персидской (магов), сидонян, финикийцев, египтян.Это глобальное возвращение к древнейшим и авторитетнейшим традициям символическим образом завершает дошедший до нас текст Дамаския.
Последний схоларх афинской школы платоников специальнорассматривает проблему возвращения и в чисто концептуальном плане,что представляет безусловный интерес для проводимого здесь подходак истории античной философии, начавшейся с сакрализации текстовГомера и "древнейших теологов" и завершающейся их глобальнымосмыслением. Приведем некоторые размышления Дамаския о возвращении."Познаваемое является предметом стремления для познающего; следовательно, познание есть обращение познающего к познаваемому, авсякое обращение есть соприкосновение. Обусловленное некоторойпричиной соприкасается с самой причиной или на уровне познания,или на уровне жизни, или на уровне самого бытия, причем обращению на уровне познания предшествует обращение на уровне жизни,ему — обращение на уровне бытия, а до названных отдельных обращений существует обращение и прикосновение как таковое, причемоно либо тождественно знанию как таковому, либо вернее — единству, которое ему предшествует, поскольку единое также предшествуети уму, и жизни, и бытию, даже тому, которое всецело объединено.Таким образом, единство — за пределами каждого вида знания.
Вотпочему обращающееся к единому обращается к нему не как познающее и не как к предмету познания, но как единое к единому, причем178посредством единения, а не познания, потому что и следует к первомуобращаться посредством первого обращения, тогда как знание не является первым, а по крайней мере третьим; <а то обращение являетсяпервым,> и оно скорее является общим для первых трех, а вернее —предшествует и ему" (I, 72-73 Westerink)."Ум, претерпев в себе самом разделение, стал целиком и во всехсвоих частях знающим и знаемым, потому что, будучи разделенным ссамим собой и остановившись в таком разделении, он посредствомзнания сохраняет связь с самим собой...