Мотрошилова Н.В. (ред.) - История философии Запад-Россия-Восток.Книга 1-2000 (1116255), страница 45
Текст из файла (страница 45)
"Материя — глубина всякой вещи, поэтомувсякая материя — темна..." (12, II 4, 5, 6-7).Однако эта глубинная темнота — странного свойства: ведь материя не тело, и она — как и все бестелесное — не подвержена аффектам. Материя более всего подобна зеркалу, создающему мнимые образы, но не пропускающему, а отражающему свет. "Если сказать, чтозеркала и вообще прозрачные предметы ничего не испытывают от видимых в них отражений, это будет подходящим примером: потому чтои то, что в материи, — отражения, а сама она испытывает еще меньше, чем зеркала" (26, III 6, 9, 17—20).Но точно так же невещественна и душа: она — материя ума иотражает его, но она способна обращаться также и к этому отражению.
Обратившись к нему, она начинает опекать его: так душа входитв тело космоса и в отдельное человеческое тело. Но при этом онаничего не испытывает от своего союза с телом, хотя одушевленноетело и подвержено аффектам. В отличие от материи собственно, которая не может обратиться к бытию, повернуться к свету, душа обращена не только к подобиям в этом чувственном мире, который она пронизывает, словно солнечные лучи, осветившие темное облако и позолотившие его (10, VI 1, 2, 20-22), но и к светлому умопостигаемомумиру, — к этому прозрачному светящемуся шару, переливающемусявсеми цветами радуги (31, V 8, 9, 3 слл.).Внезапно вспыхивающий свет, внезапно возникающее отражение —эти образы постоянно встречаются у Плотина,, и может показаться,что его мир, как и мир позднего платонизма в целом, "становится6 История философии, кн.
1162иллюзорным и в этой своей зазеркальности не знает изменения иразвития.Всякая низшая ступень в нем вечно рождается от высшей, причемвысшая вечно остается неизменной и, порождая, не терпит ущерба.Единое вечно сияет в своей сверхпрекрасной благости, вечно прекрасен созерцающий себя ум, вечно душа устремляется к уму и единомуи оглядывается на чувственный космос, тем самым вечно одушевляяего. Космос же вечно вращается круговым движением, и в подлуннойчасти его вечно чередуются возникновение и гибель.Вечны взаимное истребление животных, вечны войны и убийствасреди людей. Но ничто не властно над благой душой, даже рок, которому подвластна вся сфера времени.
Здешний мир подобен игре натеатре. Из того, что в мире есть зло, не следует, будто божество незаботится о мире, будто мир лишен разумного плана: ведь и в драмене все герои, но есть и рабы. Разнообразие, вносимое злом, толькоукрашает пьесу, а наша истинная отчизна — всегда рядом с нами.Но это осознанное переживание вечности сочетается у Плотина стаким же острым чувством времени. С Аристотеля античность не знала столь отчетливой рефлексии времени, какое мы находим у Плотина. Однако мы не поймем характера этого нового плотиновского опыта времени, если не учтем еще одной важной интуиции Плотина: речьидет об его интуиции жизни.- Плотин безусловно исходит из Платона, у которого в «Тимее» речьидет об умопостигаемом космосе как о совершенном живом существе,которому подражает здешний видимый космос, а также о том, чтовечности в тамошнем мире подражает время в мире здешнем: время,согласно Платону («Тимей» 37d-38b), есть подвижной образ вечности.
Плотин трактует вечность как жизнь ума, и тогда время естественным образом оказывается жизнью души. Именно этим объясняется то,что мы — не всегда умея определить, что это такое, — тем не менееобладаем опытом как вечности, так и времени.И умопостигаемый космос, и вечность охватывают все умопостигаемое, но это не значит, что они тождественны. Вечность Платонопределяет как "пребывание в одном" («Тимей» 37d6) всего того, чтомы усматриваем в умопостигаемом космосе. " И устремивший взор кэтой множественной мощи назовет то, что там наподобие подлежащего, с у щ н о с т ь ю , и назовет д в и ж е н и е м то, в чем — как он видит —пребывает жизнь, п о к о е м — постоянное пребывание в одном и томже состоянии, а также иное и т о ж д е с т в е н н о е , благодаря которомувсе это совокупно одно.И сочетав это вновь в совокупно одно бытие единой жизнью, исняв в этом инородность, и видя непрерывность и тождественностьдеятельности, которая никогда не становится иной, а также видя мышление и жизнь, не переходящие от одного к другому, но непрерывнонаходящиеся в одном" и том же состоянии, итак, увидев все это, онувидел вечность, поскольку увидел жизнь, пребывающую в тождественном, вечно обладающую присутствием всего, а не так, что теперь —этим, а затем иным, нр сразу всем, и не так, что теперь одним, а затемдругим, но неделимым совершенством..." (45, III 7, 3, 8-18).163В отличие от ума, жизнь которого такова, душа, будучи "некоейбеспокойной силой, всегда стремящейся перенести в иное то, что оназрит там, не захотела, чтобы перед ней присутствовало все в совокупности" (там же, 11, 19-22): „создавая чувственно воспринимаемыйкосмос, в подражании тому, умопостигаемому, движущийся, и желая,чтобы у него было хотя и не тамошнее движение, однако же сходное стамошним и его подобие, она прежде всего ввергла во время себя,создав его вместо вечности, а затем определила и возникшему служить времени, охватив в нем все движения возникшего: двигаясь вней (поскольку у этого нашего мира нет другого места, кроме души)он стал двигаться и в ее времени.Проявляя свою деятельность последовательно, а вслед за тем переходя к другой, она породила вместе с такой деятельностью само это"вслед за тем" и стала проводить вместе с другой мыслью после прежней то, чего прежде не существовало, поскольку ни мысль ее не сталадействительностью, ни теперешняя жизнь не подобна предшествующей" (27-40).Эта констатация относительного несовершенства души и ее здешнего бытия, связанного со временем, не приводит Плотина к нервозности, беспокойству, тревоге, томительной заботе или истерике потому,что здешнее бытие души он твердо соотносит с ее прикосновенностьюк вечному — нашему подлинному отечеству.
Он скорее недоумевает,почему происходит это ее падение; но он твердо знает о том, что возможность возвращения — всегда рядом.И рассуждая о- времени, и рассматривая проблему категорий, ивыстраивая концепцию бессмертия души, Плотин спорит с Аристотелем. Между тем, именно Плотин ввел в платонизм аристотелевскуюконцепцию двух материй, стал активно использовать аристотелевскиепонятия возможности и действительности (потенции и энергии), и вчастности, — использовать аристотелевские представления об уме каксозерцании* Платонизм с его учением о примате созерцательной жизни естественным образом вбирает Аристотеля как свое достояние ипомещает его мыслящий себя ум на определенной ступени, выше которой уже нет места созерцанию, но есть место странному опыту прикосновения к единому-Благу и любви к нему."Видимый образ — только след того, что не имеет образа, и именно оно рождает видимый образ, а не образ — его, причем рождает его,когда подступит материя.
А материя оказывается самым удаленнымот него, поскольку она от себя самой не обладает ни одним даже изсамых низших образов.Если же то, что вызывает любовь, — не материя, но оформленноеблагодаря виду, а вид в материи — от души, а душа — еще в большейстепени вид и еще в большей степени вызывает любовь, а ум — еще вбольшей степени вид, чем она, и еще в большей степени вызываетбольшую любовь, — то первую природу прекрасного следует считатьлишенной вида.Поэтому не будем более удивляться, ежели то, что вызывает стольтомительную страсть, свободно даже от умопостигаемого образа..."(38, VI 7, 33, 30-34, 2).164Так мы обретаем у Плотина еще один вертикальный срез бытия:иерархию того, что вызывает любовь. Ее платоновская основа очевидна, однако у Плотина совершенно отсутствует несомненно знакомаяПлатону реальная плотская страсть, лежащая в основе этой образности, как отсутствует у него реальное любование непосредственнымизримыми красотами этого мира.
При всем том плотиновское остроечувство и непосредственное переживание стихии жизни и двух ееформ — вечности и времени — обеспечивает его спиритуализму тузавораживающую реалистичность, которая дается человеку стояниемв бытии, открытом для него целиком и сразу.6. АМЕЛИЙ И ПОРФИРИЙАмелий Гентилиан, родом из Этрурии, был одним из первыхпостоянных учеников Плотина: он начал посещать его занятия с 246года, то есть через два года после прибытия Плотина в Рим.