Мотрошилова Н.В. (ред.) - История философии Запад-Россия-Восток.Книга 1-2000 (1116255), страница 42
Текст из файла (страница 42)
физическую,., логическую,., моральную.. " ( 3 ) .Апулей (и та школьная традиция, к которой он примыкал) еще,как видим, смешивает набор дисциплин и общее деление философиина части, что было, впрочем, характерно и для всей античной традиции. При этом, признавая логику в числе изучавшихся и разрабатываемых Платоном дисциплин, Апулей возводит ее к элеатам и не излагает ее. Алкиной дает гораздо более четкую последовательность именно дисциплин: диалектика, математика, физика и теология. Помимотого рассмотрены моральная философия и учение о государе т е .
Содержание каждого раздела Алкиной раскрывает достаточно подробно,и тем самым платоновское учение как набор дисциплин устанавливается здесь достаточно четко. У Алкиноя, принадлежность которого кконкретной школе установить трудно, явственно прослеживаетсястоическое влияние. Несомненно также его сознательное стремлениевключить аристотелевскую логику в число дисциплин, необходимыхдля философа-платоника, — тенденция, оказавшаяся доминирующейв школах позднего платонизма.Необходимо заметить также, что несомненный эклектизм, свойственный платоникам второго века, совмещается у них с тенденциейпродемонстрировать, что Платон безусловно превзошел все прочиешколы. Наиболее отчетливая формулировка — в «Анонимных пролегоменах к платоновской философии» (7): „И до Платона, и посленего существовало множество философских школ; Платон же без труда .превзошел их все как учением своим и умом, так и во всех прочихотношениях".
Хотя данный текст более позднего происхождения,однако он отражает тенденцию еще среднеплатонических школ. Для.152выполнения той задачи, которая была возложена на поздний платонизм, — репрезентировать всю греческую философию — данная тенденция была безусловно весьма знаменательной.Форма учебника вполне отвечала стремлению вернуться к Платону и его учению, но у нее был и очевидный недостаток: как и всякаярациональная конструкция, учебник обращает внимание ученика толькона логическую структуру предмета, но не на форму его выражения.Учебник, таким образом, не только открывает предмет, но и до известной степени скрывает его. Войдя по учебнику Алкиноя в курсосновных проблем платоновской философии, читатель нисколько неприближается к платоновскому тексту, потому что учебник замещаетего, что возможно, покуда речь идет о вводном курсе для дилетантов.Но подлинный специалист — профессиональный философ — долженвернуться к Платону через усвоение его диалогов.Комментарии к диалогам ПлатонаИменно поэтому для понимания развития платонизма в этот период важен небольшой текст платоника Альбина «Введение в платоновские диалоги», содержащий классификацию платоновских диалогов ипорядок их чтения.
Все это предполагало наличие в рассматриваемыйпериод комментаторской традиции в платоновских школах. На Альбина (которого между 149 и 157 годами слушал в Смирне знаменитыйфилософ и врач Гален) и его учителя Гая неоднократно ссылаетсяПрокл в комментарии на «Тимея». Заметим, что среди многочисленных сочинений Галена, имеющих непосредственное отношение к философии школьного платонизма, также есть сводка платоновского «Тимея» — вообще одного из наиболее популярных платоновских диалогов начиная с I века до н.э. Его комментировал еще стоик Посидоний.Сохранился значительный фрагмент цицероновского перевода «Тимея» на латинский язык. Речь шла о толковании «Тимея» у Евдора иПлутарха.
Но мы не можем сказать, комментировался ли до сих пор«Тимей» целиком.О том, что представляли собой комментарии к отдельным диалогам Платона в период Среднего платонизма, можно судить только пофрагментам «Анонимного комментария к "Теэтету"» первой половины II века, сохранившимся на папирусе, найденном в Египте в 1901году. Автор комментария ссылается на другие принадлежащие емукомментарии к «Федону», «Пиру» и «Тимею».Помимо этого существует ряд свидетельств о составлении комментариев, в частности, афинскими платониками II века. «Горгия» и «Тимея» комментировал в Афинах во второй четверти II века КальвенТавр, очевидно слушавший Плутарха; «Тимея» и «Федра» комментировал Аттик, глава афинской школы платоников в середине II века;его ученику Гарпократиону принадлежит «Комментарий к Платону»в 24 книгах, который скорее всего толковал отдельные пассажиплатоновских диалогов (сохранились фрагменты к «Алкивиаду I»,«Федону», «Федру», «Тимею», «Государству»), но отражал их153последовательное чтение и толкование во время занятий; Север, такжевероятно принадлежавший к афинской школе, комментировал «Тимея».Прокл упоминает также некоего Максима Никейского, комментировавшего «Государство».Появление систематических комментариев к платоновским диалогам и их последовательное чтение в школе важно отметить на фонекомментаторской деятельности аристотеликов: два наиболее представительных корпуса текстов двух крупнейших философов античностипрактически одновременно входят в сферу преимущественных заботплатоновской и аристотелевской школы, и комментарий с тех пор оказывается наиболее перспективным философским жанром вплоть доконца античности, прекрасно привившимся также и в Средние века.Популярный платонизм и постепенная сакрализацияобраза ПлатонаОднако при этом никак нельзя сказать, что жанр комментария ужетеперь становится ведущим.
Очевидно, причиной здесь является то,что хотя платоновские тексты и осознаются как безусловно значимые,хотя образ Платона уже безусловно до известной степени сакрализован, однако сами школы еще носят вполне светский характер: и Альбин, и Апулей, и Алкиной признают, что платоник в конечном счетезанят созерцанием божества и стремится достичь приобщения к высшему интеллекту, но, тем не менее, данные задачи ставятся вполнесветским образом и в принципе значимы они не абсолютно, но толькодля тех, кто предпочитает платонизм прочим философским учениям.Платон еще вполне может быть предметом популярной лекции,отнюдь не рассчитанной на профессионала.
Об этом свидетельствуетпредставительный корпус текстов Максима Тирского, ритора и философа-платоника второй половины II века. Его речи посвящены каксамым общим темам школьной философии («Искусство ли добродетель», «Наилучшие речи — согласные с делами», «Нужно ли молиться», «Нужно ли воздвигать статуи богам», и др.), так и специальнопроблемам платоновской философии («Что есть бог согласно Платону», «О цели философии», «О божестве Сократа», «Являются лизнания припоминаниями», и др.).
Ряд рассуждений Максим строит вжанре двойных речей, т.е. рассуждений "за и против" («Что лучше:жизнь деятельная или созерцательная, — речь первая: лучше деятельная; речь вторая — лучше созерцательная», «Кто полезней: воиныили земледельцы, — речь первая: лучше воины; речь вторая: лучшеземледельцы», «Есть ли благо, блага большее: речь первая: нет; речьвторая: есть»). Школьные штампы, используемые Максимом, мы находим как в современной ему, так и в последующей платоновскойтрадиции.Однако потребность обрести подлинно священный текст как безусловно притягательный предмет, к которому нужно обратиться целиком в силу его абсолютной предпочтительности, заставляет искать исключительных средств. Одним из таких средств оказалось обращение154к душе самого Платона, которому можно было задать вопросы и получить ответы: они уже, разумеется, не нуждались в дополнительномобосновании и проверке.
Именно такого рода опыт и предпринял Юлиан Халдей, который заставил вступить душу своего сына ЮлианаТеурга в контакт с душой Платона и таким образом имел возможность спрашивать Платона обо всем, что его интересовало. Так в последней четверти II века появляются знаменитые «Халдейские оракулы», которые известны по многочисленным цитатам у неоплатоников.В очередной раз для поддержания и сохранения определенной культурной традиции ее оказалось необходимо решительным образом сакрализовать и в качестве таковой культивировать.
Будучи сакрализована,данная традиция вполне могла выдерживать конкуренцию со всейпрочей мудростью, активно вторгающейся в поле зрения тех же платоников второго века. Поэтому когда Нумений из Апамеи (в севернойСирии) — пифагореец и платоник второй половины II века — вопрошает: „Что такое Платон, как не Моисей, говорящий по-аттически"(frg.
8, 13 Des Places), становится совершенно ясно, что. традициягреческой философии оказывается уже защищенной: среди многочисленных источников божественной премудрости Платон — один из самыхполных и чистых, и он предпочтителен, поскольку существует соответствующий институт, культивирующий платоновское учение. Нуменийспециально озабочен чистотой платоновского учения. Он пишет «Осокровенном учении Платона», а также трактат «О расхождении Академии с Платоном», где показывает, что уже в Древней Академии, сохранившей в основном верность платоновскому учению, есть ряд отступлений от него.
Важно отметить также, что во фрагментах Нумениямы находим ряд параллелей с «Халдейскими оракулами», и в обоихтекстах — вообще свойственное пифагорейски окрашенному платонизму специальное внимание к разработке иерархической структурыуниверсума.4. НЕКОТОРЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ РАЗВИТИЯ ПЛАТОНИЗМАК НАЧАЛУ III в. н.э.Теперь мы можем подвести основные итоги рассмотрения тех процессов, которые в конце античности привели к преобладанию определенного типа духовной ориентации и школьной организации философии, предпосылки для которых возникли в Греции вместе с самимвозникновением философии.В период Среднего платонизма происходит развитие самого института философской школы, причем дело теперь идет не о параллельном развитии разных философских школ, а о жесткой конкурентнойборьбе за право репрезентировать всю греческую мудрость.
Платоновская школа, очевидно, оказалась в данном процессе победителем, поскольку она сумела охватить всю предшествующую философскую традицию и вместить ее в рамках четкой иерархической структуры бытияи знания, которое было осознано как — с одной стороны — системадисциплин, в которую вошли все достижения всей предшествующей155мысли, и — с другой стороны — система в той или иной степенисакрализованных текстов, подлежащих последовательному прочтению и систематическому школьному толкованию.В период Среднего платонизма была подготовлена база для того,чтобы ни один авторитетный текст и ни одно авторитетное имя неповисали в воздухе, но несли свою педагогическую нагрузку: в областиморальной философии можно было опираться на стоиков, в областилогики, физики, психологии — на Аристотеля, в математике — напифагорейцев, причем даже философия Эпикура могла служить примером того, к чему приводит исключительная опора на чувственность.Но главной целью ознакомления со всеми традициями было признаниеприоритета платоновской традиции и возможность подойти к правильному пониманию платоновского учения через тексты самого Платона.Консервативная тенденция всех указанных процессов очевидна;очевидно и то, что данная система наук и образования не предполагала исключительного развития только одной рациональной сферы.