Диссертация (1105895), страница 30

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 30)

Таким образом, политика по вопросу крещения в конце XVIII – начале XIX вв. заключалась в применении к принимающим христианство евреям мягких поощрительных мер. Впоследствии правительство перейдет к агрессивному миссионерству, не исключающему и принудительное обращение в православие. Однако в рассматриваемый нами период цели ассимиляции евреев еще не ставились, во всяком случае, они не были первостепенными, что позволяло пока ограничиваться в этом вопросе поддержкой евреев, решившихся на крещение по собственной инициативе. Меры такой поддержки касались именно фискального и сословного статуса выкрестов: их должно было привлекать снижение податей, а в конце рассматриваемого периода, когда взимание двойных податей было прекращено и с иудеев, - полное освобождение от власти кагала, которое не было нужно традиционалистскому большинству, но не могло не заинтересовать выкрестов, отказавшихся от традиции в пользу новых социокультурных моделей.

1. Права евреев в области самоуправления.

1. Кагальное самоуправление еврейских общин.

Как уже упоминалось выше, вопрос об установлении статуса кагалов «Плакатом о переходе Белоруссии к России» 1772 года является спорным: некоторые исследователи полагают, что сразу же по присоединении Белоруссии к России кагальная организация была подтверждена, другие – что, не будучи утверждена новой властью, она прекратила существовать и только позже была воссоздана⁹²⁰. Первая точка зрения базируется на том, что в «Плакате» упоминаются еврейские общества, а также подтверждаются действовавшие в Польше привилегии, признававшие в т.ч. кагальную юрисдикцию. Вторая опирается не только на утверждение, что в «Наказе» белорусским губернаторам 1772 года не упоминалось об особом гражданском устройстве евреев, но и на содержании другого документа – доклада и докладных пунктов генерал-губернатора З.Г. Чернышева о порядке управления белорусскими губерниями, высочайше утвержденных 13 сентября 1772 года. В докладных пунктах граф Чернышев высказывал свои предложения о первоочередных административных мероприятиях, которые необходимо было провести на присоединенных территориях: введении налогов, переводе таможни на новую границу, замене польской денежной системы российской, подтверждении дворянства польской знати и т.п. В том числе в первом пункте, касающемся проведения ревизии и установления податей, говорилось: «приписать их [евреев] к кагалам, которые и учредить по рассмотрению губернаторов и по надобности» ⁹²¹. Упоминание о необходимости «учреждения» кагалов указывает на то, что, как верно отмечает Ю.И. Гессен, кагальная организация была принята российским правительством сознательно⁹²².

Однако если комплексно толковать все акты, принятые российской властью в связи с присоединением Белоруссии, следует, вероятно, все же признать, что кагальное устройство на период с середины августа до середины сентября 1772 года не отменялось. Обратившись к особым предписаниям генерал-губернатора Чернышева губернаторам Кречетникову и Каховскому, приложенным к ордерам о проведении переписи⁹²³, можно предложить более простое и логичное объяснение планам об учреждении кагалов. В этих предписаниях З.Г. Чернышев дважды повторяет указание «жидов в поголовную перепись записать в тех городах и местечках, селах и деревнях, где ревизоры найдут». С учетом высокой экономической активности евреев, предполагавшей необходимость постоянных разъездов и переселений, при таком поверхностном подходе перепись неизбежно должна была зафиксировать проживание многих еврейских семей вдали от общин, к которым они действительно принадлежали, в тех городах и местечках, где кагалов могло не быть совсем; именно в таких местах возникало «надобность» учредить кагал сверху.

В любом случае, кагальная организация была принята российской властью сознательно, и такое решение следует признать правильным и наиболее удобным как с точки зрения евреев, веками устоявшийся уклад жизни которых, таким образом, не был сломан, так и для белорусской администрации, которая получила возможность переложить на раввинов и кагальных старшин часть управленческих функций. Власть стала покровительствовать кагалам, поскольку нерационально было бы отказаться от уже готового средства обеспечения казенных интересов⁹²⁴.

Все исследователи еврейского вопроса сходятся во мнении, что роль кагала в жизни еврейских общин в конце XVIII – XIX вв. была очень велика, однако качественная оценка этой роли была весьма различной. С одной стороны, западные историки иногда оценивают еврейскую автономию как «элементы плюрализма и мультикультурализма, которые могут рассматриваться как предшественники системы прав меньшинства и прав гражданина» ⁹²⁵, что, конечно, неверно: самоуправление еврейских общин было типичным средневековым феноменом, подчеркивавшим скорее неравенство подданных, чем их равноправие; либеральные идеи и институты Нового времени имели к нему весьма косвенное отношение.

С другой стороны, Л. Леванда полагал, что кагал к XVIII веку «выродился в нечто среднее между инквизиционным трибуналом с его тайною и страшной деятельностью и неприступным замком средневекового барона, с господствовавшим в нем своеволием и деспотизмом»; причины такого положения он усматривал во временах Речи Посполитой, власти которой контролировали еврейские общины только номинально и никак не противодействовали злоупотреблениям кагальной верхушки⁹²⁶. Соответственно, Л. Леванда называл ограничение правомочий кагала главным достижением российской политики начала XIX века по еврейскому вопросу, отмечая, что это достижение в данном случае оправдывает даже считавшееся бы в иных обстоятельствах предосудительным вмешательство государства во внутренние дела граждан.

На оценку феномена еврейского самоуправления оказывали влияние предмет и методология исследования, а также личные политические пристрастия авторов: так, С.М. Дубнов, преимущественно обращавшийся к внутренним процессам, протекавшим в российских еврейских общинах, был склонен скорее идеализировать еврейскую автономию вплоть до высказываемых в начале XX века призывов к возрождению кагала⁹²⁷, а Ю.И. Гессен, строивший свои работы в основном на анализе правительственных актов в отношении евреев, обращал внимание на факты злоупотреблений кагальной верхушки⁹²⁸.

Для того, чтобы приблизиться к объективной оценке роли кагала в рассматриваемый период, необходимо прежде всего выяснить отношение к этому институту внутри самой еврейской общины. Материалом для выводов в данном случае могут послужить проекты реформы кагальной организации, которые предлагались и рассматривались сразу же после первого раздела Речи Посполитой. Так, в 1773 году еврей Б. Шпеер подал на Высочайшее имя записку с предложениями по преобразованию устройства евреев⁹²⁹; эти предложения в основном были выдержаны в русле ограничения произвола раввинов и кагальной верхушки при сохранении за кагалом финансовых и административных ресурсов⁹³⁰. Записка была замечена императрицей, и она просила белорусского наместника З.Г. Чернышева уделить внимание проекту; Чернышев, в свою очередь, перепоручил этот вопрос псковскому губернатору М.Н. Кречетникову⁹³¹.

По поручению Кречетникова провинциальные канцелярии собрали мнения еврейских обществ по поводу кагальной организации, которые в основном сводились к критике кагалов за финансовые и административные злоупотребления, а также за нарушение принципов выборности⁹³². На основании этих мнений депутатами от еврейских общин с одобрения Кречетникова был разработан проект «Учреждение о кагалах». Не останавливаясь детально на отдельных положениях этого проекта⁹³³, важно, однако, отметить, что он содержал только меры, призванные демократизировать кагальное управление, преодолеть те его олигархические черты, о которых было подробнее сказано выше (гл. II): например, в кагальные старшины запрещалось избирать родственников до третьего колена, предусматривались регулярные ревизии счетов выбираемыми общиной поверенными, устанавливались механизмы участия членов общины в распределении доходов.

При этом не предполагалось никаких радикальных реформ, которые могли бы серьезно ограничить объем власти кагалов и позволить государству вмешиваться в их внутренние дела в большей мере, чем это было в Речи Посполитой. Это доказывает, что сами евреи, несмотря на повсеместные жалобы на злоупотребления кагальных старшин, были удовлетворены существующими началами самоуправления и не желали от них отказываться. В некоторой степени такие взгляды можно объяснить тем, что в еврейской среде преобладала культура «закрытого типа» ⁹³⁴, отличавшаяся крайней приверженностью ее носителей традиционным ценностям. Кагальная автономия должна была сохраняться одновременно и как проявление, и как гарантия отчужденности. Однако необходимо обратить внимание на то, что за сохранения кагала (хотя и при условии некоторого «оздоровления» его деятельности) выступали не только традиционалисты, но и представители наиболее просвещенных и европеизированных кругов, склонные к интеграции в российское общество, например, уже упоминавшийся Б. Шпеер⁹³⁵. Отдельные радикальные предложения, касавшиеся полной отмены кагального управления либо резкого ограничения его полномочий, высказывались только в единичных случаях и всегда объяснялись личными глубокими конфликтами авторов этих проектов – Якова Гирша, Гиллеля Маркевича - с верхушкой тех еврейских общин, которым они принадлежали⁹³⁶. Нельзя согласиться с С.А. Бершадским, утверждавшим, что к концу XVIII века основная масса еврейского населения желала упразднения кагала – конфронтация рядовых членов общины и кагальной аристократии, несомненно, существовала, но в подавляющем большинстве случаев она была не настолько острой, чтобы побудить евреев к отказу от института, воплощающего собой их автономию. Кроме того, нельзя недооценивать интегрирующую роль того факта, что кагал представлял интересы общины перед государством.

Если проанализировать формулировку докладных пунктов З.Г. Чернышева, можно сделать вывод, что кагалы учреждались только в фискальных целях: «с жидов сбор также положить поголовный по одному рублю с каждой, и приписать их к кагалам». Н.Н. Голицын утверждал, что граф Чернышев смотрел на кагалы только как на места приписки⁹³⁷. М.И. Кулишер даже сравнивал их с помещиками, которые должны были платить подати за крестьян, а также указывает на сходство кагальной организации со средневековым строем, при котором подати собирались государством не с отдельных лиц, а с корпораций, гильдий, сельских обществ и т.п.⁹³⁸

В 1775 году, после введения в действие Учреждения об управлении губерниями, Чернышевым был издан указ, более четко определявший структуру и полномочия кагалов. Этот указ не сохранился, однако его содержание известно в позднейшем изложении следующего белорусского генерал-губернатора П.Б. Пассека: «случающиеся между самими евреями дела по их обряду разбирать уездным кагалам, в коем заседать троим евреям, выбираемым погодно их же обществом всего уезда, а притом, положенные с евреев в казну подати в надлежащее время собирая, доставлять казначею своего уезда, ответствуя в неисправности платежа оных. Сим уездным кагалам пребывание свое иметь в уездных городах и быть подсудным находящимся в губернских городах губернским кагалам, в которых заседать в каждом по одному старшему судье и по четыре члена, выбираемым же погодно из евреев, живущих в губернских городах. Губернских кагалов должность разбирать по еврейским обрядам просьбы тех евреев, кои решением уездных кагалов недовольны будут и перенесут свои дела из уездного в губернский кагал, и прилежное иметь наблюдение, чтобы положенные в казну с евреев подати в уездных кагалах бездоимочно в надлежащее время собираемы и куда следует доставляемы были» ⁹³⁹.

Из этого Пассек делал вывод, что кагалы были образованы в 1772 году как фискальные органы, и только в 1775 году они были дополнительно наделены судебными полномочиями. На самом деле, это было не совсем так. Из содержания упомянутых выше особых предписаний, данных З.Г. Чернышевым в 1772 году подчиненным ему губернаторам, следует, что кагал, хотя и под контролем уездной канцелярии, должен был регулировать передвижения евреев («учредить кагалы, в которые всех их и расписать так, чтобы каждый из жидов, когда он куда для промыслов своих ехать или где жить и поселиться захочет, или что-либо арендовать будет, от кагала получал паспорт»), причем не только в фискальных, но и в общеадминистративных целях («дабы сбор с них в казну вернее поступать мог и в прочем во всем сделать с ними надлежащий порядок»)⁹⁴⁰. Еще более важно то, что за кагалом с самого начала признавались и судебные функции. В отчете о состоянии евреев, составленном в 1773 году могилевским губернатором Каховским (и явно одобренном З.Г. Чернышевым, поскольку, как следует из «Мнения…» Г.Р. Державина, тот передал его псковскому губернатору Кречетникову), утверждалось что кагал «имеет власть судить евреев», а также приводить в исполнение наложенные наказания⁹⁴¹.

Исследователи указывают на то, что существование раввинского суда точно вписывалось в концепцию «суда равных», согласно которой судьями в каждом деле должны были выступать лица, принадлежащие к тому же сословию, что и подсудимый или стороны гражданского спора; эта концепция, актуальная в средневековой Европе, была воспринята в России как раз в XVIII веке⁹⁴². Учитывая, что и после перехода в российское подданство евреи фактически продолжали составлять отдельное состояние со своим особым статусом, сохранение специального суда представляется юридически оправданным. Авторитет кагального суда был настолько высок, что даже христиане обращались к раввинам для третейского разбирательства гражданских споров⁹⁴³; как отмечают исследователи, подобная практика не была исключительно польской, а восходила еще к временам раннего Средневековья⁹⁴⁴. Следовательно, высокое значение раввинского суда определялось не только тем, что он руководствовался положениями Талмуда, но и высоким уровнем ведения разбирательства.

К полномочиям бес-дина относилось рассмотрение вопросов духовной практики (в т.ч. брачно-семейных дел) и гражданских споров, участниками которых с обеих сторон были евреи. Внутри еврейских общин в XVIII веке шла бурная дискуссия (с использованием преимущественно религиозных, а не политических аргументов) касательно пределов полномочий суда сфере уголовного права, в частности, о том, имеет ли он право приговаривать к смерти и телесным наказаниям либо должен передавать подобные дела государственному суду⁹⁴⁵. В соответствии с полученными еврейскими общинами еще от польских королей привилегиями, в компетенцию бес-дина входили дела о всех преступлениях, кроме поджога, убийства, грабежа и «кровавых ран»; наказание за совершение самых тяжких преступления мог назначать только государственный суд⁹⁴⁶. Губернатор Каховский особо подчеркивал, что кагалам подведомственны не только духовно-религиозные споры, но и вообще все дела с участием евреев, как гражданские, так и уголовные⁹⁴⁷.

Характеристики

Список файлов диссертации